Реферат на тему:
АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА УГОЛОВНОГО ПРАВА
Антропологическая школа уголовного права возникла в 70-х гг. в Италии. Причиной ее появления был рост числа преступлений, сопровождавший развитие капитализма, и необходимость для буржуазного общества рационализировать борьбу с этим ростом и неспособность старой юридической науки о преступлении справиться с этой задачей. для того, чтобы воздействовать на “преступность”, надо было познать законы, ею управляющие, т. е. исследовать преступление, как чувственное явление, вместо исследования логической природы норм, определяющих преступление, чем занималась классическая школа. Таким образом, в антропологической школе и порожденной ею социологической школе первое место заняло исследование причин “преступности (получившее медицинское название уголовной этиологии), в виду чего самые школы характеризовались, как этиологические” (ван-Гамелль), в полную противоположность юр. школе, перед которой этот вопрос, естественно, не мог стоять вовсе (обычно ограничивались вопросом о “мотивах преступной деятельности”; отдельные исключения — Фейрербаз, Романьози). Это изучение было противопоставлено, как позитивное, старому — метафизическому, под позитивным же изучением подразумевалось естественно-научное (биологическое): преступление было объявлено “естественным явлением, необходимым, как зачатие, как рождение, как смерть” (Ломброзо). Ближайшей причиной такого биологизирования социальной проблемы было то, что из всех ученых профессий, соприкасавшихся с преступностью, наименее способны были к позитивному изучению юристы. представители “общественной науки”, теория которых отрицает самое понятие общества и возможность причинного изучения чел. действий, так что разработка проблемы была начата судебными медиками и психиатрами.
Биологическая природа преступления не доказывалась, а скорее постулировалась (предпосылалась) антропологической школой. Для нее, напр., не подлежала сомнению наличность этого явления в мире животных (Ферри насчитывал только убийств 22 вида, также кражи, преступные сообщества и пр.) и даже в мире растений (насекомоядные растения). Преступность в чел обществе воплощается в преступных личностях, от самого рождения предрасположенных своими органическими особенностями к совершению преступлений (“прирожденные преступники”). Преступные личности и есть причина преступности и бороться с нею — значит разыскать и уничтожить ее носителей. Вся задача антропологической школы сводится, таким образом, к отысканию признаков прест. человека, чем она и занималась, главным образом (симптоматология преступника, а не этиология преступления, что обычно смешивается). Такие признаки антропологическая школа добывала обильными исследованиями преступников живых и мертвых и сравнениями их с нормальными людьми, в результате чего получился сборный “преступный тип”, наделенный “клеймами преступности”: анатомическим строением, отклоняющимся от нормального современного человека (сильный прогнатизм, широкая челюсть, редкие волосы и пр.), физиологическими ненормальностями (анестезия, косоглазие, ранняя смертность и пр.), резкими особенностями психики (отсутствие нравственного чувства, мрачное выражение лица, жаргон, татуировка и пр.); эти и прочие особенности преступного типа нашлись только у 40% исследованных преступников, при чем разные преступные профессии имели их не в одинаковой степени, так что (мысль, высказанная впрочем только в IV изд. L’Uomo delinquente) органическая преступность, способная проявиться без помощи всяких внешних влияний, имеется только у 20%, — у остальных прирожденных преступников она может, столкнувшись с противоборствующими внешними влияниями, и не проявиться во вне; тем не менее, такой, якобы честный человек является “в себе” прирожденным преступником. Причины появления преступных личностей не социального, но биологического порядка. Ломброзо находит такие причины в старости, половых побуждениях и т. п. Первой причиной был указан атавизм: преступники это — возродившиеся в цивилизованном обществе дикари, которые в свое время отличались теми же признаками, что и современные представители преступного мира (прогнатизм, кровожадность и пр.). Позже атавизм был дополнен вырождением и нравственным помешательством: состояние преступности, если эта преступность не атавистическая, а эволютивная — это особый вид психической болезни, характеризуемый повреждением нравственной сфер при нормальных отправлениях умственной — folia morale (подтверждается обилием в преступном мире эпилептиков) и происходящий вследствие индивидуального вырождения. В понимании этого вырождения нет никакого привнесения социологического момента: это не деградация классов, поставленных специальными причинами в неудовлетворительные условия существования, а непосредственное применение закона Дарвина о выживании только лучших экземпляров и гибели худших в борьбе за существование: “причины проституции, — пишет Ломброзо, — приводимые Паран-Дюшатлэ (нищенское существование бедных классов населения), в большинстве случаев лишь мнимые, кажущиеся, истинный же ее корень кроется только в индивидуальном вырождении”. Также не нарушается строгость биологической концепции преступления и некоторыми социологическими исследованиями а. ш.: природа преступности биологична, но распределяться количественно в разных точках пространства и времени преступность может в зависимости от разных условий, как-то: климата, геологии, народн. образования, эмиграции и мн. пр. (книги Ломброзо — “Преступление” и “Полит. преступность и революции”); эти социологические исследования для А. ш. были, вообще, эпизодичны и носили характер уже просто курьезный (“умеренная теплота оказывает наибольшее влияние на происхождение преступлений”; “наиболее могущественный фактор революций и восстаний это — климат”; “существенное влияние на преступление оказывают горы, распространение зоба, болотистые лихорадки и прочее”; что же касается экономических влияний, то они “далеко не так определенны… и самое тщательное исследование в этом направлении не дает точных результатов, так как для решения этой задачи не имеется достаточно точек опоры” (Ломброзо).
При таком взгляде на преступление должно было совершенно измениться и понимание наказания. Для классич. школы. базировавшейся на метафизической предпосылке нравственной свободы, преступление было актом самопроизвольной злой воли человека и наказание — актом воздаяния за него со стороны общей воли в целях восстановления справедливости и в пределах, указываемых ею; цели же общественной полезности или отрицались вовсе, или, если принимались, то в урезанном виде и вопреки логической стройности юридической системы; для антропологической школы. преступление — продукт необходимых естественных причин, поэтому место воздающей справедливости должна занять рационально организованная борьба с общественным злом, регулируемая только интересами охраны общества. Для юридической теории карательного права необходимым предположением наказания было понятие личной ответственности, с человека, действие которого произошло без субъективной вины, умышленной или неосторожной нельзя и взыскивать за это действие, поэтому вообще наказанию можно подвергать только лиц вменяемых, т. е. способных отвечать за свои поступки, быть виновными; для антропологической теории вопрос о вине и вменяемости отпадает вместе с свободой воли, понятие личной ответственности сначала заменяется социальной ответственностью (“человек должен отвечать потому, что он живет в обществе” — Ферри), а затем, вследствие полной бессодержательности этой “социальной ответственности”, логически последовательно провозглашается “всеобщая невменяемость, как полная истина” (Амон): человека карают просто тогда, когда это признается социально необходимым, при наличии только “физического вменения”, т. е. внешней причинной связи между человеком и действием; при определении же меры принимаемой репрессии руководствуются степенью внушаемой человеком опасности temibilita (термин, введенный Гарофало). Таким образом, все теоретические вопросы, связывавшиеся не когда с “правом наказания”, теперь отпадают, наказание становится “вопросом факта”, простой социальной функцией, подлежащей только политической разработке. Здесь в области уголовной политики А. ш. сказала много новых слов, также “естественно-научно” обоснованных, но имеющих очень реальный социально-исторический смысл и использованных деловой буржуазией, когда они сама взялась за уголовную политику (социологическая школа). Прежде всего было предложено расстаться с классическою гуманностью и юридическим почтением к личности: “довольно жалели злодея, пора пожалеть и общество”, “мы должны отказаться от современных сантиментальных отношений к преступнику, которыми заражены все наши криминалисты: высшая раса всегда истребляет низшую — таков закон развития человечества, где дело идет о спасении высшей расы (т. е. не преступников), там не может быть места жалости” (Ломброзо), “личность — только молекула общественного организма и нет оснований жертвовать для нее интересами целого” (Гарофало). Поэтому, прежде всего, получает защиту с совершенно новой стороны институт смертной казни, как “записанный на слишком многочисленных страницах в книге природы”, как “искусственный подбор, согласный не только с правом, но и с естественным законом” (Ферри). ее следует без всяких ограничений применять к прирожденным преступникам; но кроме них А. ш. с течением времени признала наличие и преступников других категорий, классификацией которых потом много занималась, деля преступников на привычных, профессиональных, случайных, аффективных и т. п. Для них следует применять другие карательные меры, из которых соответствуют старым: телесные наказания, лишение свободы на опред. сроки, штрафы и выговоры. Рядом с этими, известными и старым кодексам, карательными мерами рекомендуются и новые, настолько не соединимые с юридическим представлением о “карательном правоотношении”, что и названия им предлагается дать новые — санкции, меры охраны, меры безопасности, вместо наказания; таковы — заключение на неопределенный срок, принудительное лечение, принудительное помещение в психиатрические больницы и интернаты и пр. Для осуществления этой карательной системы, подчиненной принципам целесообразности, а не права, необходимо реформировать и уголовный суд, изгнав из него состязательность, гласность, вредную гуманность и особенно народный элемент (присяжных), — “этот величайший предрассудок современности”, и превратить его из юрид. института в административно-медицинскую комиссию, которая на основании антропологических данных о человеке определяла бы ему санкцию без всяких сдержек, кроме “естественно-научных”. Непохожие на юридическое наказание по форме, эти “санкции” не представляют большего новшества по содержанию, а так как опыт показал бессилие голой репрессии справиться с преступностью, то антропологическая школа (много позже, уже модифицированная наполовину в “социологическую”) выдвинула параллельно с этими карательными мерами меры предупредительные — “эквиваленты наказания” (sostitutivi penali — Ферри), в которых без всякой системы налагаются благие намерения самого общего характера, как, напр., восстановление манчестерства, запрещение трестов и скрупулезные технические советы, как освещение улиц и английские замки на дверях.
Излишний экстремизм выводов антропологической школы сделал ее неприемлемой для демократического общества и именно неприемлемость ее практических выводов вызвала обширную критику ее теоретических основ: “сведение преступления к естественной склонности преступника, — говорил известный западный криминалист Лист, — есть не что иное, как сознательный и вместе близорукий отказ от научной постановки вопроса… объяснение преступления наследственностью ничего не объясняет и заставляет нас складывать руки… мы спрашиваем, почему в наши дня так угрожающе увеличиваются случаи вырождения на почве наследственности?”. Антропологическая школа, родившаяся вместе с “Преступным человеком” Ломброзо в 1876 г., достигла наивысшего успеха на I конгрессе уголовной антропологии в 1886 г., но уже на II конгрессе (1889 г.) Ломброзо должен был признаться, что “от Капитолия недалеко до Тарпейской скалы”, а в начале 90 г.г. господствующей окончательно стала социологическая концепция преступления. Критика антропологической школы исходила и от антропологов и психиатров, и от юристов и социологов. Первые неопровержимо установили недостаточность и недостоверность клинических наблюдений антропологов (принималось за органические признаки преступности то, что по существу не является ненормальностью и свойственно почти всем людям, как ассиметрия черепа, или обусловлено социальными влияниями, как татуировка и пр.), отсутствие критерия для установления “преступности” атипических отклонений, найденных у преступников (нет масштаба “честного человека”), некритичность обобщений и поспешность выводов (напр., что все преступники левши, косоглазы или мыслят левым полушарием мозга, в то время, как нормальные люди правым), отсутствие научно-установленного преступного типа (если его признаки отсутствуют у 60 — 80% преступников: “можно ли говорить о долихоцефалии при 60% брахицефалов?”) и невозможность установления “прирожденной преступности”, если под действием социальных влияний она может совсем и не проявиться. Естественниками же было установлено, что атавизм, как момент, порождающий преступность, неверен и просто непонятен (дикари вовсе не повальные преступники; они не всегда отличаются теми анатомо-физиологическими признаками, которые найдены у современных преступников; что такое это неожиданное возрождение в современном обществе дикарей в виде преступников? почему оно растет вместе с ростом цивилизации?), а объяснение преступности нравственным помешательством с вырождением неверно и недостаточно (далеко не все преступники эпилептичны и страдают отсутствием нравственного чувства; у большинства страдающих им оно вызвано влиянием социальной Среды и профессии, т. е. является моментом производным) и кроме того, не может быть увязано с атавизмом (первобытные люди психически здоровы).
Но основным возражением, разрушившим самое основание антропологической школы, было указание на специфически-социальную природу преступления, неспособную быть формулированной в биологических понятиях. Это возражение было выражено трояко. Антрополог Серджи показал невозможность установления функциональной связи между параллельными рядами опред. физических признаков и уголовных посягательств (“почему морфологическая и функциональная дегенерация должны иметь своим следствием преступное действие, т. е. какова природа и происхождение преступности, признаки которой мы усматриваем в вырождении?”), так что все наблюдения ломброзианцев, будь они даже верны, говорили бы только о порочности, патологичности, а не о преступности организма. Юрист-классик Габелли указал на историческую изменчивость сферы преступного, непонятную при статуарности органических признаков, так что по Ломброзо средневековые “колдуны” должны были бы отличаться преступными клеймами, а отцеубийцы варварских племен, где убивать стариков — общее правило, должны были выглядеть людьми нормальными. Наконец, критика юристов-кантианцев (в дореволюционной России — Е. Н. Ефимов) указала, что для отыскания естественно-научных признаков преступности антропологическая школа исходила из заранее данного юридического, т. е. относительного, социально-исторического определения преступления, что, приступая к исследованию 383 преступных черепов, антропологи уже знали о их преступности из судебных приговоров, представляющих, однако, не естественно-научное о сущем, а нормативное суждение. а затем совершенно произвольно переносили понятие преступности на животный мир, где оно отсутствует (для насекомоядных растений их способ питания не только не “преступен”, но и не ненормален). И если рассуждать так, как рассуждает антропологическая школа, то, по остроумному замечанию П. Лафарга, можно распространить аналогию и на неорганическую природу и назвать действие серной кислоты, разрушающей мрамор и выделяющей из него углекислоту, убийством с целью грабежа. Антикритикой антропологической школы были попытки воздать независимое от юридического, “естественное” понятие преступления, которое было бы таковым всегда и везде и носило бы признак преступности в самом себе, вне всяких нормативных определений. Образцы таких открытых естественных преступлений: действие, оскорбляющее основные нравственные чувства всех культурных человеческих обществ, чувства жалости и честности, — т. е. убийство и кража (Гарофало), сознательный поступок, наносящий вред свободе действия индивида одного вида с виновником, вследствие чего в число преступлений самим автором (Амон) включаются все законы, договоры и даже онанизм. Эти и подобные “естественные” преступления, однако, настолько неубедительны, что не пригодились этиологическим исследованиям даже и при социологической концепции преступления и тем более не спасли его биологического понимания: справедливо указывалось, что понятие нравственных чувств и оценок, понятие свободы и др. суть понятия, природе неизвестные, а свойственные лишь человеческому обществу, и что поэтому позитивное исследование преступления, даже при согласии принять эти естественные преступления, остается по-прежнему исследованием социальных норм, только более общих, — не юридических, а нравственных, но не действий, преступных в себе.
Несмотря на свою несостоятельность, биологическая теория преступления была не обойдена дальнейшим развитием буржуазной науки, а ассимилирована т. н. социологической школой, только методологический монизм, ее отличавший, был заменен расплывчатым эклектизмом. Сама антропологическая школа пошла этому навстречу, дополнив биологическую формулу преступления космической и социологической: преступление было объявлено результатом взаимодействия трех одинаково важных “факторов” (Ферри), в которых органическое предрасположение преступника занимало уже лишь 33%, вследствие чего был откинут смущавший честных юристов призрак “прирожденной преступности” и могло состояться объединение всего “позитивного направления”. Это новшество, разрушив методологическую ценность теории, не придало ей, однако, ни характера достоверности и соответствия действительности, ни даже логической стройности, потому что при механическом и индивидуалистическом воззрении на общество не все причины можно было признать равнозначащими, антропологический фактор выпирал на первое место, социальная ”среда” оказывалась лишь бульоном, в котором мог развиваться органический “микроб преступности”. Кроме этого методологического преимущества, антропологическая школа имеет еще ряд достоинств по сравнению со своей более серьезной преемницей: она всегда делала последовательные выводы из своих посылок; основные уголовно-политические положения, до которых дошла “социологическая” школа и которые она провела в жизнь, за много времени до нее были формулированы у антропологов: опасное состояние, как основание карательной меры (Temibilita Гарофало за 8 лет до Etat dangereux Прэнса) и лишенная правовой формы репрессия (санкции Ферри задолго до мер социальной защиты).
ЛИТЕРАТУРА
1. Энциклопедия государства и права. М., 1925-1927 г.
2. История политических и правовых учений. М., 1995 г.
3. Учебник уголовного права., М., 1993 г.
3. Уголовно процессуальный кодекс Российской Федерации. М.: Проспект, 2020. 384 с.
4. Сыдорук И. И., Ендольцева А. В. Уголовный процесс: учебное пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / под ред. И. И. Сыдорука, А. В. Ендоль-цевой. 5-ое изд. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2015. 447 с.
5. Уголовный кодекс Российской Федерации. М.: Проспект, 2019. 336 с.
6. О полиции: федеральный закон от 07.02.2011 № 3-ФЗ. М.: Проспект, 2020. 48 с.
7. Наумов А. В. Практика применения Уголовного кодекса Российской Федерации: комментарий судебной практики и доктрин. Толкование / под ред. Г. М. Резника. М.: Волтерс Клувер, 2005.1024 с.
8. Мигранов Р. Н. Заведомо ложный донос, вопросы доказывания прямого умысла // Криминалистика — прошлое, настоящее, будущее: достижение и перспективы развития: материалы Международной научно-практической конференции (Москва, 17 октября 2019 года); под общ. ред. А. М. Багмета. М.: Московская академия СК РФ, 2019. С. 405-407
9. О полиции: федеральный закон от 07.02.2011 № 3-ФЗ. М.: Проспект, 2020. 48 с.
10. Применение современных инфокоммуникационных технологий в управленческой деятельности подразделений органов внутренних дел: учебно-практическое пособие / К. М. Бондарь [и др.]. М.: ДГСК МВД России, 2018. 192 с.
© Мигранов Р. Н.
УДК 343.93.01
А. С. НИКОЛАЕВ, заместитель начальника кафедры специальной подготовки Уфимского юридического института МВД России (г. Уфа)
A. S. NIKOLAEV, deputy head of the Special Training Chair of Ufa law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia (Ufa)
ЗАКОНОМЕРНОСТИ СТАНОВЛЕНИЯ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ КРИМИНОЛОГИИ И АКТУАЛЬНОСТЬ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ЕЕ МЕТОДИК В СОВРЕМЕННОЙ НАУКЕ
REGULARITIES OF FORMING OF THE ANTHROPOLOGICAL SCHOOL OF CRIMINOLOGY AND RELEVANCE OF ITS METHODS IN MODERN SCIENCE
Аннотация. В статье рассматриваются основные тенденции развития и применения антропологической школы криминологии. Автор рассматривает отдельные ретроспективные положения данной школы, а также сопоставляет их с наиболее актуальными и современными наработками в области антропологии, биологии, медицины.
Ключевые слова и словосочетания: антропологическая школа криминологии, медицина, биология, судебная психология, физиогномика, Чезаре Ломброзо.
Annotation. The article discusses main trends in the development and application of the anthropological school of criminology. The author considers individual retrospective provisions of this school, and also compares them with the most relevant and modern developments in the field of anthropology, biology, medicine.
Keywords and phrases: the anthropological school of criminology, medicine, biology, forensic psychology, physiognomy, Cesare Lombroso.
На сегодняшний день криминальная антропология не теряет свою актуальность ввиду состояния преступности. В частности, за 2019 год на территории Российской Федерации было совершено 2024337 преступлений, что на 1,6 % больше показателей 2018 года. За январь 2020 года уже было совершено 159172 преступления, что на 2,9 % больше показателя января 2019 года [1].
Очень важно при росте преступности понимать личность преступника, его явную и скрытую мотивацию, предсказывать его поведение, что возможно сделать с помощью инструментов криминальной антропологии. Именно поэтому целью данного исследования является ретроспективный анализ теорий криминальной антропологии, а также исследование наиболее современных методик в области антропологии, биологии, медицины, применяемых для получения сведений о личности преступника. Методологической основой исследования явились общие и частные научные методы познания объективной действительности. В работе использованы сравнительно-правовой, статистический и исторический методы исследования.
Криминологические школы и течения возникли в Европе примерно на рубеже последней четверти XIX в. Однако, по мнению некоторых авторов, направления осмысления детерминант преступности нужно искать уже в конце XVIII в., когда исследователи и практики пытались «вычленить» причины преступления, определить «преступное поведение».
Позитивистская криминология [2, с. 102] включала в себя различные потоки мысли, которые сформировались еще в середине XIX в. и включали в себя френологию, физиогномику, статистику, эволюционные теории Дарвина и Спенсера и позитивистское убеждение, что право может объяснить социальные явления. Позитивисты, помимо законов, активно исследовали государственные отчеты и
статистику о преступниках и тюрьмах. В результате уже в этот период криминология предлагала не только новые интерпретации преступлений и личности преступников, но и научные решения различных социальных проблем. Постепенно сформировался не только новый взгляд на преступника, но и новый взгляд на общество в целом, были выявлены некоторые закономерности.
Рождение позитивистской криминологии обычно связано с публикацией в 1876 году итальянского врача-психиатра Чезаре Ломброзо труда «Преступный человек» [3]. В своем знаменитом трактате Ломброзо утверждал, что есть люди, чья склонность к преступности является врожденной или унаследованной, таким образом, они были «рождены преступниками». Он также полагал, что возможно идентифицировать потенциальных преступников, наблюдая некоторые из их физических характеристик (то, что Ломброзо назвал «стигматами»).
Ломброзо рассматривал преступников как регресс к более несовершенным этапам эволюции человека, что привело к его концептуальной идентификации преступников с отдельными, по его мнению, «примитивными» народами и расовыми группами. Теория «прирожденного преступника» Ломбро-зо стала центром серьезных дебатов. В результате Габриэль Тард и Александр Лакассань, которые отвергли идею прирожденного преступника, подчеркнули социальную природу преступления. Обе «школы» противостояли друг другу на серии международных конференций, и эти дебаты были воспроизведены в других странах мира, что ознаменовало существование антропологической и социологической школ криминологии (уголовного права) [4, с. 100].
Постепенно многие ученые приняли идею о том, что органическая или биологическая конституция субъекта влияла на его духовное и моральное состояние, однако также особое внимание
стоит уделять «социальным» факторам преступности.
Самыми важными аспектами антропологической школы права в XX в. было:
— внимание к биологии, антропологии и наследственности;
— необходимость индивидуального подхода к преступнику;
— выявление соотношения между преступностью и такими заболеваниями, как эпилепсия или психические отклонения.
Таким образом, антропологическая школа криминологии делала акцент на том, что необходимо сосредоточиться на преступнике (на его организме, на его психике, на особенностях его поведения), а не на абстрактном понятии «преступность». В результате этой «фокусировки» на преступнике теория быстро завоевала популярность не только в академических кругах, но и в политической и общественной жизни и стала источником информации о различных стратегиях и идеологиях в XX в. Она заложила основу для политизированной евгеники и широко применялась в различных, иногда очень спорных политических течениях.
В Дании эта точка зрения, например, была центральной в проекте «социальной реформы», осуществленной датским государством в 1933 году. Это была реформа, направленная на создание Государства всеобщего благосостояния, содержала право стерилизовать «умственно отсталых людей» как способ поддержания физически и морально «здорового» населения. Эти нормативные положения официально не были отменены до 1975 года, и они были обоснованы именно с точки зрения предупреждения преступности. Также происходило в Германии во время Третьего рейха, где было убито 250000 умственно отсталых немцев. Таким образом, в случае с Данией и Германией явно прослеживается связь между антропологическими характеристиками и преступностью в политическом и идеологическом ракурсе.
Такая политизация теории Ломбро-зо и иных последователей антропологической школы криминологии привела к некоторому негативному восприятию школы, поскольку идея физиологического недостатка в человеческой расе часто ассоциировалась с планами по устранению таких недостатков. Особенно негативно воспринимались такие идеи в свете развития института прав человека, борьбы с дискриминацией по различным признакам. Однако, несмотря на общее неприятие теорий Ломброзо, антропологическая криминология все еще находит свое место в современном криминальном профилировании.
Криминальная антропология и тесно связанное с ней изучение физиогномики на сегодняшний день нашли свое отражение в исследованиях социальной психологии и судебной психологии. Теории Ломброзо также очень существенно переплетаются с рядом научных исследований. Самый яркий пример — это элект-родермальная активность (далее — ЭДА), которая представляет собой свойство организма человека, вызывающее постоянное изменение электрических характеристик кожи.
Традиционная теория ЭДА гласит, что сопротивление кожи зависит от состояния потовых желез в коже. Выделение пота контролируется симпатической нервной системой, а кожная проводимость является признаком психологического или физиологического возбуждения [5, с. 13]. Если симпатическая ветвь вегетативной нервной системы сильно возбуждена, то активность потовых желез также увеличивается, что, в свою очередь, увеличивает проводимость кожи. Таким образом, проводимость кожи может быть мерой эмоциональных и симпатических реакций, что может быть активно использовано в криминологии и в уголовном праве для выявления лица, совершившего преступление, либо для выявления лица, потенциально способного на совершение конкретного преступления.
О перспективности использования теории ЭДА говорит наличие высокой инновационной активности вокруг этого метода. В частности, в рамках анализа опыта применения теории ЭДА была отмечена актуальность данной теории в областях, связанных с установлением психических расстройств, особенностей психологического состояния индивида, о чем говорит действие ряда патентов на изобретения [6].
Современная технология распознавания лиц, которая была внедрена в деятельность криминалистов в начале XXI в., вновь создала актуальность «криминального типа» Ломброзо. В 2016 г. два исследователя из Шанхайского университета Цзяо Тонг в Китае опубликовали статью, в которой утверждается, что исследование лиц (основных морфологических характеристик) с использованием технологии распознавания лиц может быть использовано для выявления особенностей, которые соответствуют преступному типу человека [7].
Несмотря на то, что такая технология уже активно используется право-
охранительными органами отдельных государств, существует риск неправильного истолкования результатов распознавания. Иными словами, невозможно определить чью-либо общую личность или поведение по фотографии лица. По мнению некоторых исследователей, которые работали с системой распознавания лиц напрямую, можно определить, что человек недосыпает из-за бледной кожи и из-за темных кругов под глазами, и это можно использовать для того, чтобы не допускать таких лиц к работам, требующим бдительности, например, к работам с опасными механизмами. Это может предотвратить многие несчастные случаи. Однако использование технологии распознавания лиц для суждения о том, каков человек в целом, неправильно и ненаучно. Здесь также необходим обязательный совокупный анализ как социологической, так и иных составляющих.
Таким образом, на данный момент можно говорить об актуальности положений антропологической школы криминологии, а также о ее активном использовании в ряде смежных исследований.
***
ЛИТЕРАТУРА
1. Портал правовой статистики Генеральной прокуратуры Российской Федерации. URL: http://crimestat.ru/offenses_chart (дата обращения: 03.02.2020).
2. Гуринская А. Л. Позитивистская традиция и критическое направление в криминологической мысли США и Великобритании: сравнение теоретических подходов // Известия Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена. 2010. С. 101-114.
3. Ламброзо Ч. Преступный человек. М.: Эксмо; МИДГАРД. 2005. 876 с.
4. Лоба В. Е. «Рецепты» борьбы с преступностью социологической школы уголовного права // Вестник Томского государственного университета. Право. 2010. № 4. С. 100-107.
5. Зайцев А. Ю., Светлов В. А., Козлов С. П., Марков А. М., Микаелян К. П. Кожно-гальва-ническая реакция — новые горизонты // Проблема безопасности в анестезиологии: материалы III Международной конференции. М., 2009. С. 13-15.
6. Патент на изобретение № 2455930 от 20.07.2012 «Способ дифференциальной диагностики психических расстройств эндогенного, экзогенного и психогенного происхождения на основе регистрации электродермальной активности»; Патент на изобретение № 2713942 от 11.02.2020 «Способ мониторинга состояния пациента»; Патент на изобретение № 2622607 от 16.06.2017 «Способ мониторинга уровня стресса у пациента» // Открытые данные Федерального института промышленной собственности. URL: http://allpatents.ru/patent/2455930.html (дата обращения: 03.02.2020).
7. Revell T. Concerns as face recognition tech used to ‘identify’ criminals // New Scientist. 2016. URL: https://www.newscientist.com/article/2114900-concerns-as-face-recognition-tech-used-to-identify-criminals/ (дата обращения: 03.02.2020).
© Николаев А. С.
УДК 343.985:343.85(470)
О. Е. ПОЛИТЫКО, старший преподаватель кафедры уголовного процесса Уральского юридического института МВД России (г. Екатеринбург)
O. E. POLITIKO, senior lecturer of the Department of criminal procedure Ural law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia (Yekaterinburg)
А. А. ЖИЖИЛЕВА, слушатель 5-го курса Уральского юридического института МВД России (г. Екатеринбург)
А. A. ZHIZHILEVA, 5th year student of the Ural law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia (Yekaterinburg)
ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ПРОФИЛАКТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО СЛЕДСТВИЯ
PROBLEMS AND PROSPECTS FOR IMPROVING THE PREVENTIVE ACTIVITIES OF PRELIMINARY INVESTIGATION BODIES
Аннотация. Статья посвящена анализу проблем деятельности органов предварительного следствия в контексте криминалистической направленности. Недостаточная развитость профилактики оставляет пробел не только в теоретическом контексте, но и негативным образом влияет на показатели раскрываемости преступлений в правоохранительных органах. Авторами определены основные методы и средства профилактической деятельности. Проведено обоснование необходимости усовершенствования законодательства в сфере профилактики преступлений сотрудниками органов предварительного следствия.
Ключевые слова и словосочетания: раскрытие, расследование преступлений, представление, криминалистика, органы предварительного следствия, профилактическая деятельность.
Annotation. The article is devoted to the analysis of the problems of the activities of preliminary investigation bodies in the context of the forensic orientation. The insufficient development ofprevention leaves a gap not only in a theoretical context, but also negatively affects the indicators of crime detection in law enforcement agencies. The authors identified the main methods and means of preventive activity. The justification of the need to improve legislation in the field of crime prevention by employees of the preliminary investigation has been carried out.
Keywords and phrases: disclosure, investigation of crimes, representation, criminalistics, preliminary investigation bodies, preventive activities.
Антропологическое
направление в криминологии — учение о
преступнике как особом человеческом
типе (отклонении от нормы) и преступности
как следствии вырождения. В основу
данного учения положены принципы
антропологии (науки об эволюции
человека и нормальных вариантах его
физического строения).
В общественном
сознании криминальная антропология
довольно прочно ассоциируется с именем
Чезаре Ломброзо (1836-1909). Слава этого
ученого вполне заслужена — его научные
выводы основываются на изучении 383
черепов умерших, 3 839 черепов живых
людей; всего им обследованы и опрошены
26 886 преступников, которые сравнивались
с 25 447 студентами, солдатами и другими
добропорядочными гражданами. Причем
Ломброзо изучал не только современников,
но и исследовал черепа средневековых
преступников, вскрывая их захоронения.
На основе своих исследований Ломброзо
сформулировал теорию преступного
человека.
У прирожденных
преступников Ломброзо отмечает аномалии
черепа — он напоминает черепа низших
доисторических человеческих рас. По
его мнению, мозг прирожденного
преступника по своим извилинам также
отличается от мозга нормального
человека и приближается к строению
мозга у человеческого зародыша или
у животного. Для них характерны
атавистические признаки: чрезмерная
волосистость головы и тела либо раннее
облысение, неравномерное расположение
зубов (иногда в два ряда), чрезмерное
развитие средних резцов, косоглазие,
асимметрия лица. Преступники имеют
вообще прямой нос с горизонтальным
основанием, умеренной длины, не слишком
выпуклый, часто несколько отклоненный
в сторону и довольно широкий. Преступники
с рыжими волосами встречаются очень
редко, в основном это брюнеты или шатены.
У преступников морщины появляются
раньше и чаще в 2-5 раз, чем у нормальных
людей, с преобладанием скуловой морщины
(расположенной посреди щеки), которую
ученый называет морщиной порока.
Руки у них чрезмерно длинны — длина
распростертых рук у большинства
прирожденных преступников превышает
рост.
Ломброзо отмечал,
что, подобно дикарям, прирожденные
преступники любят татуировать свое
тело. С дикарями их роднит и пониженная
чувствительность, пренебрежение к
боли и собственному здоровью (в 15% у них
практически отсутствует болевая
чувствительность). Притупленность
болевой чувствительности (аналгезия)
представляет самую значительную
аномалию врожденного преступника.
Лица, обладающие нечувствительностью
к ранениям, считают себя привилегированными
и презирают нежных и чувствительных.
Этим грубым людям доставляет удовольствие
беспрестанно мучить других, которых
они считают за существа низшие. Отсюда
их равнодушие к чужой и собственной
жизни, повышенная жестокость, чрезмерное
насилие. У них притуплено нравственное
чувство (Ломброзо даже разрабатывает
новое научное понятие — нравственное
помешательство). В то же время для них
характерны чрезвычайная возбудимость,
вспыльчивость и раздражимость.
Исследователь не
ограничился выявлением общих черт
преступного человека. Он провел
типологию — каждому виду преступника
соответствуют лишь для него характерные
черты.
В типе убийц ясно
видны анатомические особенности
преступника и, в частности, весьма
резкая лобная пазуха, очень объемистые
скулы, громадные глазные орбиты,
выдающийся вперед четырехугольный
подбородок. У этих наиболее опасных
преступников преобладает кривизна
головы, ширина головы больше, чем ее
высота, лицо узкое (задняя полуокружность
головы более развита, чем передняя),
чаще всего волосы у них черные, курчавые,
борода редкая, часто бывает зоб и
короткие кисти рук. К характерным чертам
убийц относятся также холодный и
неподвижный (стеклянный) взгляд, налитые
кровью глаза, загнутый книзу (орлиный)
нос, чрезмерно большие или, напротив,
слишком маленькие мочки ушей, тонкие
губы, резко выделяющиеся клыки.
У воров головы
удлиненные, черные волосы и редкая
борода, умственное развитие выше, чем
у других преступников, за исключением
мошенников. Воры преимущественно имеют
нос прямой, часто вогнутый, вздернутый
у основания, короткий, широкий,
сплющенный и во многих случаях
отклоненный в сторону. Глаза и руки
подвижные (вор избегает встречаться с
собеседником прямым взглядом —
бегающие глаза).
У насильников
глаза навыкате, лицо нежное, губы и
ресницы огромные, носы сплющенные,
умеренных размеров, отклоненные в
сторону, большинство из них сухопарые
и рахитические блондины.
Мошенники нередко
обладают добродушной внешностью, их
лицо бледное, глаза маленькие,
суровые, нос кривой, голова лысая.
Ломброзо удалось
выявить и особенности почерка различных
типов преступников. Почерк убийц,
разбойников и грабителей отличается
удлиненными буквами, криволинейностью
и определенностью черт в окончаниях
букв. Для почерка воров характерны
буквы расширенные, без острых очертаний
и криволинейных окончаний.
Как уже отмечалось,
Ломброзо рассматривает преступников
как больных (нравственно-помешанных).
Соответственно и меры воздействия на
них сходны с мерами воздействия на
сумасшедших. На его взгляды в этой
области, помимо психиатрической
практики, значительное влияние оказала
теория социальной защиты, разработанная
Э. Ферри. В ранних работах Ломброзо
даже предлагал отменить институт судов
и заменить его комиссией психиатров,
которая, пользуясь разработанным одним
из его последователей тахиантропометром
(Ломброзо называет его антропометрической
гильотиной), производила бы
соответствующие исследования и делала
выводы относительно принадлежности
человека к классу прирожденных
преступников. В последующем он отказался
от этой идеи, признал необходимость
суда и антропологам отводил роль
экспертов.
Взгляды Ломброзо, изложенные в первом
издании «Преступного человека»,
отличались определенной односторонностью.
Под воздействием своего молодого
соотечественника, Энрико Ферри, Ломброзо
во многом изменил и уточнил свои
воззрения. Изменения первичных взглядов
Ломброзо под воздействием критики
и рекомендаций Э. Ферри и других ученых
было настолько существенным, что
пятое издание «Преступного человека»,
которое вышло в Турине в 1897 году в
трех томах (на русский язык был переведен
лишь последний том как отдельная работа
под названием «Преступление»), вряд ли
можно считать работой чисто
антропологического направления.
Изменения во взглядах Ломброзо
произошли весьма существенные. Во-первых,
он отказался от понятия преступный тип
человека и принял предложенный Э. Ферри
термин «прирожденный преступник» и
перестал рассматривать всех преступников
как прирожденных. Ферри предложил
деление преступников на пять групп
(душевнобольных, прирожденных, привычных,
случайных и преступников по страсти),*
и Ломброзо принял эту классификацию,
в соответствии с которой прирожденные
преступники составляют лишь 40% от всех
нарушителей закона.
* Ферри Э. Уголовная
социология. С. 136.
Во-вторых, Ломброзо во многом под
воздействием Ферри признал очень
существенную роль социальных факторов
как причин преступлений. Третий том
последних изданий «Преступного человека»
посвящен анализу неантропологических
факторов, среди которых — метеорологические
и климатические, географические,
уровень цивилизации, плотность населения,
эмиграция, рождаемость, питание,
неурожаи, цены на хлеб, алкоголизм,
влияние просвещения, экономическое
развитие, беспризорность и сиротство,
недостатки воспитания и др.*
* См.: Ломброзо Ч.
Преступление. СПб., 1900.
В-третьих, он
вынужден был признать, что прирожденный
преступник не обязательно должен
совершить преступление. При благоприятных
внешних, социальных факторах преступные
наклонности человека могут так и не
реализоваться в течение всей его
жизни. Таким образом, применение
антропометрической гильотины может
оказаться излишним. Признание этого
положения многие ученые расценили
как конец антропологической школы.
Справедливости ради надо признать,
что, помимо ранних трудов самого
Ломброзо, вряд ли справедливо относить
к биологической школе криминологии
труды его сподвижников, тем более
неверно это делать в отношении одного
из крупнейших уголовных социологов
XIX века Э. Ферри, так же как неверно
называть Э. Ферри учеником Ломброзо,
поскольку влияние идей Ферри на Ломброзо
было гораздо более сильным, нежели
наоборот. Хотя сам Ферри и считал
себя представителем антропологической
школы, название «антропологическая»
следует воспринимать весьма условно,
ибо уже с первого издания «Уголовной
социологии», которая вышла в свет в
Болонье в 1881 году, он выступал активным
проводников социологических взглядов
на природу преступности и некарательные
социальные методы воздействия на
преступность считал наиболее
действенными.
Постепенно, в основном под влиянием Э.
Ферри, в рамках антропологической
школы выкристализовывался вероятностный
подход в оценке склонности к
преступлению (основы этого подхода
были заложены А. Кетле): вероятность
совершения преступления лицом, имеющим
признаки прирожденного преступника,
несравненно выше вероятности совершения
подобных действий нормальным человеком.
Рассчитывая процент проявления тех
или иных признаков у преступников
различного типа, Ломброзо сделал первые
шаги к расчету цифры этой вероятности.*
* См.: Ломброзо Ч.
Новейшие успехи науки о преступнике.
СПб., 1892. С. 45-61.
Научные
выводы и практические рекомендации
Ломброзо постоянно подвергались
серьезной критике со стороны его
оппонентов. Наиболее весомые аргументы
против теории Ломброзо представили
социологи. В 1897 году французский ученый
К. Раковский опубликовал книгу «К
вопросу о преступности и дегенерации».
В ней он обнародовал собственные
исследования и данные сравнительного
анализа преступников и непреступников,
проведенного другими оппонентами
Ломброзо. Он сделал вывод, который, по
его мнению, должен был окончательно
низвергнуть криминальную антропологию:
«Тип
прирожденного преступника не обоснован,
поскольку те же самые признаки можно
обнаружить у нормального индивида».*
Аналогичные выводы сделал и английский
тюремный врач Чарльз Горинг.** Довольно
убедительные контраргументы
представили единомышленники Ломброзо.
В частности, Э. Ферри противопоставил
этим ученым следующие доводы:
* См.:
Rakowsky К. De la question de
I’Oetlologie du crime et de la degenerescence. Montpellter, 1897. P.
25.
** См.:
Goring C.B. The English Convict: A Statistical Stady. L,
1913.
— решающее значение
для отнесения определенного человека
к преступному типу имеет не отдельный
признак (который может быть обнаружен
и у нормального индивида), а их
совокупность;
— «часто профаны
придают некоторым признакам только
потому, что они более бросаются в глаза,
такое значение, которого с научной
точки зрения они не имеют. Нередко
думают, что нашли преступный тип у
человека лишь потому, что у него красные
жилки на глазах, уродливый рот,
всклокоченная борода и т.п., а между тем
все эти особенности могут не иметь
никакого значения для антрополога»;
— «иногда преступные
инстинкты находят себе выход в
какой-нибудь скрытой форме и, таким
образом, ускользают от уголовных
законов. Вместо того, чтобы заколоть
свою жертву, ее можно вовлечь в
какое-нибудь гибельное предприятие;
вместо того, чтобы грабить на проезжей
дороге, можно обирать людей посредством
биржевой игры; вместо того, чтобы грубо
изнасиловать женщину, можно соблазнить
какую-нибудь несчастную, а затем
обмануть ее и бросить и т.д.». Таким
образом, человек «может не совершить
ни кражи, ни убийства, ни изнасилования
и пр., и в то же время не быть нормальным»;
— «мы не знаем,
останется ли человек, отмеченный
упомянутыми антропологическими
признаками и до сих пор еще не совершивший
преступления, не преступным до конца
своей жизни»;
— «мы не знаем, действительно ли не
преступен индивид, отмеченный этими
аномалиями. Кому не известно, что
совершается очень много таких
преступлений, и весьма важных, которые
остаются не открытыми или совершители
которых неизвестны».*
* См.: Ферри Э.
Уголовная социология. М., 1908. С. 67-69. g
Исследования Ломброзо пользовались
большой популярностью у практических
работников. К его горячим сторонникам
принадлежал известный французский
криминалист Бертильон, разработавший
антропометрический метод идентификации
преступников, а также Гальтон и Анфосо,
усовершенствовавшие на основе
уголовной антропологии методы
дактилоскопической идентификации
преступников. Антропологические
исследования Ломброзо легли в основу
созданного им детектора лжи, который
сам Ломброзо назвал сфигмографом.
Немалое практическое значения имели
исследования Ломброзо в области
графологии.* Его описания татуировок
преступников с раскрытием их тайного
смысла до сего времени имеет актуальность.
То же можно сказать и о проведенном
им анализе преступного жаргона. Не
случайно, видимо, взгляды Ломброзо
оказались так живучи в среде практиков,
несмотря на их научный остракизм. Как
заметил известный немецкий криминолог
Шнайдер, на идеи Ломброзо во многих
странах наложено своеобразное табу.
Но несмотря на это, периодически в
разных странах появляются последователи
итальянского исследователя.
* См.:
Lombroso С. Grafologia. Milano,
1895.
Начало
XX века
ознаменовалось бурным развитием
физиологии вообще и эндокринологии в
частности. Ученые выяснили, что от
работы желез внутренней секреции
(гипофиза, щитовидной, паращитовидной,
зобной, половых желез) в значительной
мере зависят и внешность, и самоощущение
человека, соответственно его
поведенческие реакции в определенной
мере связаны с химическими процессами,
происходящими внутри организма. Эти
закономерности оказались весьма
привлекательными для криминологов,
которые работали в русле ломброзианства
и стремились найти связующие звенья
между характеристикой внешности и
особенностями поведения.
В 1924 году американский исследователь
Макс Шлапп опубликовал небольшую
статью, в которой обнародовал результаты
изучения эндокринной системы преступников.
По его данным, почти одна треть всех
заключенных страдает эмоциональной
неустойчивостью, связанной с заболеваниями
желез внутренней секреции.* Через
несколько лет в Нью-Йорке Шлапп в
соавторстве с Эдвардом Смитом
опубликовал книгу «Новая криминология».**
Авторы одну из главных ролей в механизме
преступного поведения отводили
различным эндокринным расстройствам
(внешними признаками которых являются
наряду с другими особенности телосложения).
* См.:
Schlapp M.G. Behavior and Gland Disease//Journal of Heredity. 1924.
№15. P.
11.
** См.:
Schlapp M.G., Smith E.H. The new criminology. N.Y.,
1928.
Эти
исследования стимулировали поиск
физических признаков опасного состояния,
который привел криминологов к гипотезе
о связи строения тела,
типа
телесной конституции с предрасположенностью
к преступному поведению. Наиболее
масштабные исследования в этой области
провел профессор Гарвардского
университета Эрнест Хуттон, который
более пятнадцати лет проводил обширное
антропологическое изучение преступников.
Хуттон стремился не дать ни малейшего
повода для упрека его исследовательской
группы в методических недостатках,
которые могли поставить под сомнение
обоснованность выводов. Его исследования
отличались основательностью,
репрезентативностью и надежностью.
Для большей убедительности профессор
применил электронно-вычислительную
технику при обработке статистических
данных — в 30-е и 40-е годы упоминание об
этом имело немалое значение. Он
замерил рост, вес, объем грудной клетки,
размеры черепа и величину отдельных
органов более чем у 13 тыс. заключенных.
Эти данные он сопоставил с результатами
обследования 3 208 законопослушных
граждан.
Первые результаты своих исследований
Хуттон опубликовал в 1939 году в книге
«Американский преступник», которую он
задумал как многотомное издание. Смерть
помешала ему реализовать свои замыслы,
в свет вышел лишь первый том. В этом
издании он отмечал: «Преступники
уступают непреступникам почти во
всех измерениях тела. Эти различия
достигают статистической и общей
криминологической значимости в весе
тела, ширине и объеме груди, показателях
размера черепа, длине носа, уха, головы,
лица».* «С увеличением роста тенденции
к убийству несколько усиливаются, но
склонность к грабежу и краже при
этом еще более явно уменьшается».**
«Преступники, совершившие убийства
при отягчающих обстоятельствах,
отличаются от других преступников тем,
что они выше ростом, тяжелее по весу,
шире в груди, с большой челюстью, уже в
плечах относительно их росту и с
относительно меньшей длиной
туловища».***
*
Hooton E.A. The American Criminal. An anthropological study.
V.1. Cambridge, 1939. P.
299.
**
Ibid. P. 286.
***
Ibid. P. 291.
Исследования привели Хутгона к выводу
о том, что существование типа прирожденного
преступника — это реальный факт. Для
защиты общества от таких преступников
необходимы достаточно жесткие меры:
«Устранение преступности может быть
достигнуто только путем искоренения
физически, психически и морально
неприспособленных индивидов или путем
их полного отделения и помещения в
специально здоровую («асептическую»)
среду».*
* Ibid.P. 309.
Аналогичные
исследования проводил профессор
Колумбийского университета Уильям
Шелдон. В 1949 году он опубликовал книгу
«Виды преступной молодежи: введение в
конституционную психиатрию», в которой
развил идею единства физической
структуры человека и его поведения.*
* См.:
Sheldon W.H. Varieties of delinquent youth: An Introduction to
Constitutional Psychiatry. N.Y„
1949.
В 1955 году Эдвард Подольски в
«Криминологическом журнале» США
опубликовал статью «Химическая основа
преступного поведения». В ней он
попытался проанализировать эндокринную
и химическую основу, связывающую
строение тела и поведение человека. По
его мнению, уровень развития физиологии
не позволяет пока проверить многих
гипотез о сущности преступного
поведения, но наиболее перспективные
пути воздействия на преступность
следует искать в этом направлении:
«Биохимический анализ личности
преступника и преступного поведения
находится еще в детском периоде своего
развития. Представляется, что ему в не
слишком отдаленном будущем суждено
стать очень важным методом в трактовке
и лечении преступности».* Пророчество
Э. Подольски сбылось. Клиническое
направление криминологии теоретически
обосновало необходимость нейтрализации
с помощью химических препаратов
гормонов, вызывающих агрессивность
человека. И эти методы были внедрены
в практику.
* Podolsky
Е. The chemical brew of ciminal behavior
// The Journal of criminal law, criminology and police science.
1955. V. 45. № 6.P. 678.
В 1925
году начали исследовать природу
преступности супруги Шел и Элеонора
Глюк.* В основу своих исследований они
положили метод длительных (лонгэтюдных)
наблюдений. В 1943 году они опубликовали
интересную книгу «Преступные карьеры
в ретроспективе», в которой отразился
почти двадцатилетний опыт изучения
преступников. Одним из выводов, который
они сделали по результатам столь
длительных исследований, был следующий:
«Наличие или отсутствие определенных
черт и признаков в конституции и ранней
окружающей среде различных преступников
определяет, кем неизбежно станут
эти преступники и что станет с ними».**
Этот вывод оказал очень большое влияние
на направление их дальнейших исследований.
Через тринадцать лет они опубликовали
монографию «Строение тела и юношеская
преступность».*** Ученые установили,
что конституция-большинства
подростков-правонарушителей относится
к мезоморфному типу (мускулистые,
энергичные): их доля среди
правонарушителей составляет 60%, в то
время как среди правопослушных они
составляют лишь 30%.**** По их мнению, этот
тип требует особого внимания, поскольку
он наиболее чувствителен к неблагоприятному
влиянию семьи и ближайшего окружения.
Они разработали понятие преступного
потенциала, величина которого связана
с особенностями строения тела. Реализация
же преступного потенциала во многом
зависит от параметров социокультурной
среды. Иными словами, их концепция была
гораздо мягче Хутгоновской: по их
мнению, воздействуя на окружение
подростка, можно контролировать его
склонность к преступлению. На основании
исследований этого феномена в 1959 году
ими была разработана таблица для
прогнозирования преступного поведения.
* См.:
Glueck S. A Tentative Program of Cooperation Between Psychiatrists
and Lawyers // Mental Hygiene. 1925. № 9. P. 686-697; Glueck S.
Psychiatric Examination of Persons Accused of Crime//Yeie Law
Journal. 1927. V. 36. P. 632-648.
** Glueck
Sh. & Е. Criminal careers in
retrospect. N.Y., 1943. P. 285.
***См.:
Glueck Sh. & Е. Physique and
Delinquency. N.Y., 1956.
****См.
ibid. P. 8-9.
Таблица состояла из двух частей: шкалы
социального прогноза и шкалы
психологической и психиатрической
характеристики ребенка. Первая шкала
учитывала уровень контроля за ребенком
со стороны родителей и характер отношений
в семье. Вторая была построена на основе
теста Роршаха (методике интерпретации
пятен) и была направлена на выявление
различных криминогенных качеств
личности.* Авторы таблиц утверждали:
если ребенка в возрасте 6 лет при
поступлении в школу тщательно обследовать,
то прогноз преступного поведения может
быть сделан достаточно точно (с
вероятностью 0,9). Помимо прогностической
таблицы Ш. и Э. Глюк выработали также
таблицу, помогающую судье назначать
адекватное наказание преступнику.
* См.:
Glueck Е. Status of Glueck prediction
studies // The Journal of Criminal law
and
Criminology. 1956. № 1. P. 23;
Glueck S. Crime and Correction: Selected Papers. N.Y.,
1966.
Прогностическая таблица Глюков нашла
широкое применение в практике
Нью-Йоркского городского комитета по
делам молодежи.* Этот комитет оценил
данный метод прогнозирования достаточно
эффективным и рекомендовал применять
его во всех школах города. В 1970 году
Арнольд Хацне-кер, врач президента
Никсона, заинтересовался прогностической
методикой супругов Глюк и предложил
обследовать всех детей в возрасте от
6 до 15 лет для выявления среди них
склонных к преступлениям. Всех выявленных
потенциальных преступников
предполагалось помещать в специальные
лагеря для привития общественно полезных
норм поведения. Эта программа, став
достоянием широкой общественности,**
была подвергнута критике и Хацнекер
отказался от ее реализации.
* См.: Фоке В.
Введение в криминологию. М.,1980.
С. 277.
** См.:
Maynard R. Crime Tests at Age 6 Urged // Washington Post. 1970.
Aprils.
Сегодня в научной
среде весьма скептично отношение к
ломброзианству и его различным
модификациям. Однако за пределами
достаточно узкого круга ученых
ломброзианские теории воспринимаются
с интересом (как нечто экзотическое)
и отношение к ним вполне лояльное.
Несмотря на то, что рекомендации
неоломброзианцев не востребованы
современной практикой воздействия на
преступность, их опосредованное влияние
велико (во многих зарубежных фильмах
о преступниках центральная фигура —
именно ломброзианский тип). Теории
прирожденного преступника популярны
и среди обывателей, и среди практических
работников (как правоохранительной,
так и пенитенциарной системы).
Соответственно и отношение к преступникам
и преступности в немалой степени зависит
от антропологического направления
криминологической мысли.
Методологические проблемы антропологии
Антропология как область знания представляет собой систему различных дисциплин, у которых один объект исследования — человек. Они лишь по-разному отвечают на вопрос: «Что такое человек?» и отличаются аспектами и методами исследования.
Бытие человека многомерно: человек — существо, принадлежащее живой природе, и в то же время, он, порождая социокультурную среду, становится существом над-природным. Более того, человек обладает способностью выходить за пределы своего эмпирического существования и в сфере духа касаться трансцендентного. Такое многообразие человеческой сущности и человеческого существования порождает многоаспектность исследований человека, приводит к тому положению дел, которое наблюдается в антропологии, — к наличию множества сфер антропологического знания. Антропология тесно связана с точными и естественными науками в той ее части, где изучается биологическая природа человека; множество ее разделов носит гуманитарный характер: с гуманитарными науками ее связывают исследования в области этнография, археологии, лингвистики, философии. Антропология исследует все аспекты человеческого бытия, и это приводит к тому, что антропологическое знание имеет как естественнонаучные, так и гуманитарные и социальные аспекты. Сложность объекта и предмета исследования (человек — микрокосм, сравнимый по сложности с макрокосмом), многообразие их проявлений неизбежно порождают множество проблем методологического характера.
Одной из самых актуальных тем, которые затрагиваются в работах, посвященных методологическим проблемам антропологии, является вопрос о том, возможна ли антропология как традиционная сфера знания — проблема объекта антропологического знания. Насколько правомерно ставить вопрос «Что такое человек?», полагая, что человек — это «вещь среди вещей», что возможно изучение человека, так же как изучение всех других сфер реальности?
Уже в первой половине XX в. ряд мыслителей указали на эту проблему и попытались ответить на вопрос: «Как возможно изучение человека?» Так, Э. Кассирер писал: «Мы не можем исследовать природу человека тем же путем, каким мы раскрываем природу физических вещей. Физические вещи можно описать в терминах их объективных свойств, тогда как человека можно описать и определить только в терминах его сознания». М. Шелер полагал, что «еще никогда в истории человек не становился настолько проблематичным для себя, как в настоящее время».
На невозможность постигнуть сущность человека путем традиционного научного и философского анализа указывали многие мыслители, как прошлого, так и современности. На протяжении многих веков человек остается загадкой для самого себя, но при этом не прекращает попыток постичь свою природу.
Антропологические исследования XX в. оказались чрезвычайно плодотворными. Достижения естественнонаучной, социально-культурной, исторической, философской антропологии были впечатляющими. Многое было раскрыто в «загадке о человеке», научные изыскания в области биологии, физиологии, психологии человека привели к новым представлениям о его телесной и душевной организации. И тем не менее исследователи констатируют, что к концу XX столетия можно говорить об антропологическом кризисе, который выражается в смене антропологических парадигм. «Психология, этнография, антропология и история собрали поразительно богатую и постоянно растущую массу фактов… В сравнении с нашим сегодняшним богатством прошлое может показаться весьма бедным. Но богатство фактов — еще не богатство мыслей. Не найдя ариадниной нити, ведущей нас из этого лабиринта, мы не сможем понять общие черты человеческой культуры; мы потеряемся в массе бессвязных и разрозненных данных, лишенных концептуального единства», — писал еще в 20-е гг. прошлого века Э. Кассирер. И эта ситуация «методологического хаоса» наблюдается в современных антропологических исследованиях.
Причина такого положения дел, несомненно, кроется в самой природе исследуемого предмета — в человеке. Попытки «схватить в понятиях» сущность человека, определить его природу посредством выделения атрибутов его существования пока не привели к успеху. Такого рода систематические исследования, в основе которых лежала традиционная научная и философская методология, предпринимались на протяжении всего XX в. Мыслители пытались определить человека, выявляя такие его атрибуты, как дух (М. Шелер), способность к трансценденции (С. Булгаков), отношение к Богу (Н. Бердяев), любовь (Э. Фромм) способность к символизации реальности (Э. Кассирер), свобода (М. Мамардашвили). Но, как оказалось, сущность человека не поддается аналитическому расчленению, построение системы сущностных характеристик человека через выявление отдельных его атрибутов приводит к тому, что сама сущность человека ускользает от исследователя.
Таким образом, пока антропологии не удается создать целостный образ человека. Это объясняется как природой самого человека (многоликостью проявлений человеческой сущности и существования, изначальной противоречивостью человеческой природы, отсутствием реальной целостности современного человека), так и пороками традиционной методологии, которая не позволяет воссоздать образ человека во всей его целостности. В современной антропологии, как, на наш взгляд, верно, отмечает И. И. Булычев, тенденция дифференциации преобладает над тенденцией интеграции. Процесс «отпочкования», выделения из единого проблемного поля все новых и новых антропологических дисциплин настоятельно требует синтеза и интеграции полученных знаний о человеке. Для этого необходима выработка иного мировоззренческого основания антропологической парадигмы, которая бы иначе, чем прежде, трактовала природу человека, смысл его существования, цель его бытия. Э. Кассирер отмечал, что «метафизика, теология, математика и биология последовательно принимали на себя руководство размышлениями о проблеме человека и определяли общую линию исследования. Реальный кризис этой проблемы дал себя знать теперь, когда такой главной силы, способной направлять все индивидуальные устремления, больше не существует».
Для воссоздания целостного образа человека, построения новой антропологической парадигмы необходима направляющая и объединяющая сила, которая позволила бы объяснять и интерпретировать многообразие проявлений человеческой сущности и существования.
Одной из идей, которая могла бы лечь в основание такой парадигмы, должна стать идея отказа от антропоцентризма. Обожествление человека, «антрополатрия» (С. Булгаков), в неявном виде присутствует в современных представлениях о человеке, лежит в основе социальной практики современной цивилизации. Признание за человеком особой роли в развитии реальности, его исключительного положения в ряду других живых существ, богоподобия человека — всего того, что было характерно для традиционного гуманизма, — должно быть уравновешено более трезвым взглядом на положение человека в мире, признанием ограниченности человека и его возможностей, отказом от общечеловеческого эгоизма, пониманием реального места человека в мироздании.
Отказ от антропоцентризма связан с идеей самотрансценденции человека (Н. А. Бердяев, А. Маслоу, Ф. Ницше, В. Франкл): существование человека, его познание самого себя, его творческая деятельность возможны лишь при условии выхода человека за пределы собственного существования, своих возможностей, своей ограниченности. Познание человека в его сегодняшних пределах — это познание себя «вчерашнего». Становление человека предполагает постоянную самотрансценденцию — только так возможно и развитие, и познание: «…человек — это, очевидно, единственное существо в мире, которое… находится в состоянии постоянного заново рождения». Неудачи в попытках определить человека, т. е. установить рамки и границы его природы, связаны с этим свойством человеческой сущности — способностью к «заново рождению», которая проявляется в постоянной самотрансценденции. Человек, который является предметом изучения сегодня, — это уже преодолеваемые состояния человека вчерашнего и еще нереализованные возможности человека завтрашнего. Постоянные изменения психической и социальной структур человеческого бытия, выход за собственные пределы, его падения и взлеты вновь и вновь порождают «загадку о человеке».
Еще одной важной методологической проблемой современной антропологии является проблема классификации антропологических дисциплин, число которых растет очень быстро. Вот далеко не полный перечень «антропологий»: естественнонаучная, социальная, историческая, структурная, психологическая, философская, религиозная, педагогическая, юридическая.
Можно выделить несколько наиболее важных аспектов человеческого бытия и классифицировать антропологические исследования в соответствии с изучаемыми ими аспектами. Один из важнейших аспектов находится в плоскости взаимоотношений «человек — природа». Человек — природное существо, обладающее собственной биологической структурой, особенностями и свойствами, имеющее свою «биологическую» историю. Эти аспекты исследуются естественнонаучной антропологией, которая традиционно называется просто антропология»: «Антропология — наука о происхождении и эволюции человека, образовании человеческих рас и о нормальных вариациях физического строения человека». По определению Я. Рогинского и М. Левина, антропология — «отрасль естествознания, которая изучает происхождение и эволюцию физической организации человека и его рас». Традиционно естественнонаучная антропология состоит из трех разделов: 1) морфологии (изучение строения тела человека, его физиологических особенностей, онтогенеза); 2) антропогенеза (исследование процесса формирования вида Homo sapiens); 3) расоведения или этнической антропологии (изучение физических сходств и различий между человеческими расами). К традиционной естественнонаучной антропологии тесно примыкает множество других научных дисциплин: биометрия, генетика, археология, этнография, языкознание, история и др.
Но отношение «человек — природа» исследуется не только естественнонаучной антропологией, но и психологической, философской антропологией. Для них чрезвычайно важным является вопрос о сходстве и различии человека и животного, т. е. вопрос о конституирующих свойствах человека не только в физическом плане, но и в сфере психики, деятельности, духа.
Психологическая антропология рассматривает проблемы статуса психического в целостной структуре человека, взаимодействия физического и психического (психофизическая и психофизиологическая проблемы), сущностных характеристик субъективного мира человека, принципиально отличающих его от природного мира. Все это требует пристального внимания к сфере взаимоотношений «человек — природа», так как именно сопоставление этих феноменов, выявление их общности и различия позволяет выявить специфику человека. В настоящее время проблема взаимоотношений природы и человека приобрела глобальный характер. Эта проблема уже не носит чисто теоретический или философский характер. От ее практического решения зависит существование человечества, в буквальном смысле этого слова. Философский анализ проблемы взаимоотношения природы и человека составляет значительную часть исследований в области философской антропологии. Исследования природы человека, попытки ответить на вопрос: «Что такое человек в системе мироздания?» неизбежно ставят мыслителей перед вопросом о взаимоотношениях человека и природы. Таким образом, сфера взаимоотношений «человек — природа» является предметом изучения естественнонаучной, философской и психологической антропологией.
Но человек проявляет свою сущность не только как природное существо, не только при взаимодействии с природой, но и как существо социальное, что проявляется в его существовании в социокультурной среде. Система взаимоотношений «человек — культура» разворачивается в социальном пространстве бытия человека, при этом человеческая сущность, природа человека, смысл его существования раскрываются посредством сосуществования и взаимодействия индивидуумов, социальных групп, общества в целом. В этой же системе мы находим взаимоотношения человека с вещами, материальной культурой, которые проявляются в процессе человеческой деятельности. Антропологические проблемы, возникающие в этой сфере, исследуются такими областями антропологического знания, как философская, историческая, социальная, структурная, психологическая; юридическая антропология. Все эти дисциплины, так или иначе, изучают человека социального.
Так, историческая антропология исследует процесс преобразования сущностных характеристик человека в зависимости от культурно-исторических изменений, происходящих в обществе; структурная антропология изучает взаимосвязанную систему социокультурных феноменов (язык, обычаи, ритуалы, мифы), в которых проявляются доминанты человеческого существования; психологическая антропология стремится раскрыть смысл человеческого бытия посредством анализа взаимосвязи внутреннего мира человека и социальной среды.
Но есть еще одна сфера бытия человека, которая имеет для него огромное значение, это взаимоотношения человека с Богом. «Картина человека» будет неполной, а значит, искаженной, если мы исключим этот аспект человеческого существования из области антропологических исследований. И светская, и религиозная антропология так или иначе рассматривает эти взаимоотношения, давая различные, подчас прямо противоположные ответы на вопросы об их характере и сути.
Атеистическая антропология не отстраняется от размышлений о Боге и человеке как существе религиозном. Только божество трактуется как эпифеномен человеческого существования. В философской, психологической, педагогической антропологии проблема взаимосвязи человека и Бога является одной из наиболее интересных, хотя она не всегда находится в центре внимания исследователей. В XX в. как философия, так и психология упорно искали ответы на вопросы «Что такое религия?», «Что такое религиозная вера?», «Как возможно существование Бога?» с атеистической точки зрения. При этом религиозный аспект человеческого бытия неизбежно попадал в поле исследования философов, психологов, антропологов.
Но существует и религиозная антропология, т. е. представления о человеке в рамках религиозного мировоззрения. Священные тексты, богословские труды, религиозная практика содержат антропологические представления, которые играют очень важную роль в системе религиозных верований. Связь человека с Богом не столько исследуется (хотя этому посвящены богословские изыскания), сколько переживается верующими как непосредственная данность. Эта связь и составляет сущность религии. Поэтому религиозная антропология включает в себя как размышления (поэтические, теоретические, философские) о человеке в предстоянии перед Богом, так и религиозную практику, которая становится образом жизни для верующего человека.
Как видим, существует множество сфер антропологического знания, которые можно условно разделить по такому признаку, как система взаимоотношений человека с реальностью, куда входят отношения «человек — природа», «человек — культура», «человек — Бог». В зависимости от изучаемого аспекта этих взаимоотношений выделяется ряд антропологических дисциплин.
Следует отметить, что философская антропология исследует все аспекты взаимоотношения человека с реальностью. Это связано с природой философского знания, которое пытается охватить бытие в его целостности, выделяя человека как такую часть бытия, которая способна это бытие постигнуть. Такой же синтетический характер носит педагогическая антропология, в силу того что предметом ее исследования является человек в процессе его становления, которое можно представить как процесс образования взаимоотношений человека со всеми сферами бытия: природой, социумом и Богом.
Вряд ли можно согласиться с Б. В. Марковым, который полагает, что наступила пост антропологическая эпоха в развитии культуры, что мы сталкиваемся с отказом «от идеи человека как высшей ориентирующей общественное развитие ценности». Но нельзя не согласиться с мнением тех исследователей, которые констатируют кризис антропологического знания, требующего смены антропологической парадигмы. XX в. прошел под знаком достижений антропологии: биологические, психологические, этнографические, исторические, философские исследования изменили наши представления о человеке в самых различных его аспектах. Но эти достижения пока не сложились в единую картину, которая позволила бы воссоздать целостный образ человека. Вместе с тем поиски продолжаются, и основой для этого служит убеждение в важности и ценности антропологических знаний для самого человека. «Антропология — не какая-то случайная наука в длинном ряду прочих человеческих наук… Человек действительно бесконечно интересуется собой и именно ради себя исследует предметный мир… Особое положение антропологии — не только в системе наук, которым предается человек, но и в совокупности всех человеческих интересов и устремлений на изначальной само озабоченности человеческого существования».
АВТОР: Петрунина Т.А.