Чернобыль ошибки при ликвидации аварии

Николай Тараканов рассказал, что самые большие ошибки при ликвидации аварии совершили на этапе строительства защитного саркофага / Фото: Александр Натрускин/РИА Новости

34 года назад произошла одна из самых страшных в истории техногенных катастроф — случилась авария на Чернобыльской АЭС. Корреспондент «Вечерней Москвы» поговорила с ликвидатором катастрофы генерал-майором Николаем Таракановым.

— Николай Дмитриевич, какие ошибки были тогда допущены при ликвидации аварии?

— Самые большие ошибки совершили на этапе строительства защитного саркофага: его начали возводить, не сняв сразу же ядерное топливо с крыши реактора. Опомнились, когда стройка была почти завершена. Авария произошла в апреле, а в сентябре еще стояла проблема с распространением радиации. Именно поэтому произошло столь масштабное загрязнение территорий в России, Белоруссии, Украине, Польше, Чехословакии, даже Бразилии.

— С какими трудностями пришлось столкнуться в ходе ликвидации последствий?

— Мне как руководителю операции по удалению высокорадиоактивных элементов из особо опасных зон Чернобыльской АЭС выделили 1,5 тысячи военнослужащих-резервистов. Представьте, они снимали графит, который оказался во время взрыва буквально впаянным в крышу. Это были куски в среднем по 50 килограммов весом, с уровнем радиации 500–600 рентген. Каждый человек работал без перерыва не более 5 минут под защитой свинцовых пластин, в спецформе. За 2 недели мы сняли с крыши 200 тонн ядерного топлива и графита. Но несмотря на все угрозы, из всего состава этого отряда лишь единицы не выжили.

— То есть все эти высокорадиоактивные отходы остались лежать вокруг реактора?

— Да, хотя я еще тогда предлагал все вывезти в специальных контейнерах и надежно захоронить. Я разработал проект по извлечению всего ядерного топлива из недр саркофага с помощью специальных роботов. Можно было справиться с этой задачей месяца за два. И сегодня территория была бы уже совершенно безопасной и «чистой». Но мои предложения остались нереализованными. Никто меня не услышал.

— А надежно ли были сделаны могильники вокруг саркофага, сооруженного над аварийным реактором?

— Десять могильников строили мои солдаты. Вокруг станции мы сняли 300 тысяч кубометров земли, вывезли все на машинах и захоронили. Могильники засыпали кубометрами щебенки, залили пластическим бетоном. Еще и плиты сверху специальные укладывали. После таких мер уровень радиации сразу упал в сотни раз, и можно уже было заходить внутрь самой станции для дезактивации стен, потолков, оборудования. А 2 декабря 1986 года я уже докладывал Генсеку ЦК КПСС Михаилу Горбачеву о завершении работ и о том, что 3-й невзорвавшийся блок можно запускать.

— Сегодня можно сказать о надежности этих сооружений?

— Они, конечно, могли пострадать от времени, претерпеть какие-то изменения. Но уверен, пока угрозы нет. А вот в саркофаге я сомневаюсь. Даже тот факт, что в недавнем прошлом над ним была возведена вторая крыша, не позволяет быть уверенным в его безопасности на 100 процентов. Все знают, бетон дает трещины. Радиация через трещины может выходить наружу. Вспомните недавнюю историю с саркофагом на Маршалловых островах. Бетонная конструкция, в которой были захоронены отходы после испытаний ядерной бомбы, дал трещину в июне прошлого года. Вода вокруг оказалась заражена.

— Сейчас горят леса в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС, это опасно?

— Нет, пока пожар не подобрался к законсервированному реактору.

— Как можно решить эту проблему?

— Только с помощью наших специалистов из Курчатовского института. И опыт, накопленный у них, и имеющиеся на их вооружении современные технологии бесценны. Думаю, украинцам придется к ним обратиться в ближайшем будущем. А при негативном развитии событий, если огонь достигнет саркофага, то радионуклиды вырвутся наружу и поднимутся в верхние слои атмосферы. Они там сейчас водой тушат, а нужно пеной. На станции остались маслогенераторы. Не дай бог, огонь доберется до масла, тогда последуют взрывы. Крыши первого, второго и третьего блоков, машинного зала сделаны с применением толя. Это тоже огнеопасно.

СПРАВКА «ВМ»

26 апреля 1986 года произошло разрушение реактора четвертого энергоблока Чернобыльской атомной электростанции, расположенной близ города Припять (Украинская ССР). В окружающую среду было выброшено большое количество радиоактивных веществ. Авария была расценена и как крупнейшая в своем роде за всю историю атомной энергетики. В течение первых трех месяцев после аварии скончался 31 человек. Ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС перенесли острую лучевую болезнь разной степени тяжести.

Читайте также: Что будет, если огонь от пожара в Чернобыле доберется до хранилища с ядерными отходами

Первыми ликвидаторами аварии, кто тушил пожар в первый час после взрыва, были 28 бойцов пожарных частей под руководством майора внутренней службы Леонида Петровича Телятникова, начальника военизированной пожарной части УВД Киевского облисполкома Украинской ССР, а также 12 милиционеров и работников ЧАЭС.

От радиационных ожогов и острой лучевой болезни шестеро огнеборцев СВПЧ №2 УВД Киевского облисполкома по охране Чернобыльской АЭС и СВПЧ №6 по охране г. Припять — Николай Титенок, Владимир Правик, Виктор Кибенок, Владимир Игнатенко, Николай Ващук, Владимир Тишура — умерли в течение нескольких недель. Они получили смертельную дозу облучения — несколько тысяч рентген.

Первая запись о срабатывании тревожной сигнализации на Чернобыльской АЭС появилась 26 апреля 1986 г. в 1 час 23 минуты в журнале диспетчерской СВПЧ № 2 по охране ЧАЭС.

Дежурный караул в количестве 17 бойцов под руководством молодого лейтенанта внутренней службы Владимира Правика на автоцистерне, насосной станции и рукавном автомобиле выехал на объект.

Руководитель тушения пожара сразу же оценил катастрофичность ситуации. 4-й энергоблок, разрушенный взрывом, горел. Огнем была охвачена кровля машинного зала, пламя быстро продвигалось в сторону 3-го энергоблока. По рации Владимир Правик объявил, что пожару необходимо присвоить повышенный 3-й номер. Огнеборцы насчитали 30 очагов горения в районе энергоблока. Наибольшую опасность представляли машинный зал с масляными системами турбогенераторов и насосов и маслобаками с тоннами горючей жидкости, котельное масло-мазутное хозяйство, кабельные каналы, по которым огонь мог добраться до всех объектов АЭС. Но решающее направление Владимир Правик определил сразу — горящая кровля. Если бы огонь по ней перекинулся на 3-й энергоблок, мог бы взорваться и он.

Караул Правика начал работу на крыше машинного зала. Через несколько минут прибыл дежурный караул СВПЧ-6 под руководством лейтенанта Виктора Кибенка. Возглавив звено газодымозащитной службы, он организовал разведку в помещениях, прилегающих к активной зоне реактора. Несмотря на высокий уровень радиации бойцы, следуя за командирами, выполняли свой долг. Расставив ствольщиков на позиции, Виктор Кибенок обеспечил подачу воды на кровлю машинного зала с помощью автолестницы и стационарных сухотрубов.

Главным полем битвы с огнем для них, как и для караула Владимира Правика, стала кровля. К месту катастрофы срочно прибыл начальник объектовой части Леонид Телятников, находившийся на тот момент в отпуске. Вместе с подчиненными он более 2-х часов участвовал в борьбе с огнем.

Огнеборцы, вступившие в схватку с пожаром после взрыва на ЧАЭС 26 апреля 1986 года, — настоящие герои. Они убрали графит, не допустили распространения пожара в машинном зале.

Для ликвидации одной из крупнейших техногенных катастроф по распоряжению Совета Министров СССР была создана правительственная комиссия, председателем которой был назначен заместитель председателя Совета Министров СССР Б.Е. Щербина.

В. А. Легасов

От института, разработавшего реактор, в комиссию вошёл химик-неорганик академик В. А. Легасов. Вместо положенных двух недель, на месте аварии он работал 4 месяца. Именно В. А. Легасов создал состав смеси (боросодержащие вещества, свинец и доломиты) и рассчитал возможность ее применения для предотвращения дальнейшего разогрева остатков реактора и уменьшения выбросов радиоактивных аэрозолей в атмосферу. С самого первого дня эту смесь забрасывали с вертолётов в зону реактора.

Основная часть работ была выполнена в 1986—1987 гг., в них приняли участие примерно 240 тыс. человек. Вертолетами в тлеющий реактор за 8 дней было сброшено 5 тыс. тонн специально подготовленного вещества.

 27 апреля 1986 г. было эвакуировано население города-спутника ЧАЭС — Припяти и жители населенных пунктов из 10-километровой зоны. В последующие дни эвакуировали население других населённых пунктов из 30-километровой зоны.

Ликвидация аварии на ЧАЭС, апрель 1986 Ликвидаторы последствий аварии на ЧАЭС, апрель 1986 Ликвидация аварии на ЧАЭС, апрель 1986

Краснодарский край внес свой значимый вклад в ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС. В аварийно-спасательных работах в 1986 -1990 гг. участвовали 11 740 кубанцев (6% от общего числа ликвидаторов аварии). По данным крайвоенкомата, в мае 1986 г. в район ЧАЭС отправлено через военкоматы больше 1000 резервистов – жителей Кубани. Динской военизированный полк гражданской обороны выполнял широкий спектр работ, включая самые опасные.

В служебные командировки в Чернобыль отправляли сотрудников и предприятия Кубани (Краснодарский ЗИП, институт биологической защиты растений (ныне ВНИИБЗР), строительные организации — сочинский участок управления № 157, сотрудникам которого уже в мае 1986 г. поручили ответственную и опасную работу возле взорвавшегося реактора).

На территорию края эвакуировано из зон радиационного заражения 3660 человек. Организован прием и размещение в санаториях, пионерских лагерях и пансионах жителей Украинской и Белорусской СССР.

Оперативно, без задержек осуществлялась отправка техники, оборудования, продовольствия, строительных материалов.

В Фонд помощи «чернобыльцам» предприятиями и жителями края перечислялись однодневный заработок, премии, личные средства, организовывались благотворительные концерты, выставки, спортивные мероприятия, субботники.

3318 кубанских участников ликвидации последствий аварии на ЧАЭС награждены медалями и почетными знаками. В числе организаторов этих работ на ЧАЭС были уроженцы Кубани — генерал армии В.И. Варенников и начальник химических войск В.К. Пикалов, удостоенный звания «Герой Советского Союза».

За мужество и героизм, проявленные при ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, заслуги в чернобыльском движении награждены:

— 20 чернобыльцев памятной медалью администрации Краснодарского края «За выдающийся вклад в развитие Кубани»;

— около 150 человек из числа руководителей муниципальных образований края и исполнительной власти за оказание помощи общественным организациям Союза «Чернобыль» награждены знаком «В память о катастрофе на Чернобыльской АЭС»;

— 535 активистов знаком Союза «Чернобыль» России «За заслуги» 1-й и 2-й степеней;

— 2620 человек — знаком Союза «Чернобыль» России «В память о катастрофе на Чернобыльской АЭС»;

— 4 члена — серебряным знаком «Почётный член Союза «Чернобыль» России»;

— 65 человек занесены в Книгу почёта Союза «Чернобыль» России;

— 6 человек награждены почётным знаком МЧС России;

— 3 — почётным знаком «Заслуженный активист ветеранского движения Кубани»;

Решением Президиума Центрального совета Союза «Чернобыль» России общественное объединение Союз «Чернобыль» Краснодарского края признано одним из лучших организаций в РФ и занесено в Книгу почёта, а также награждено памятным знаменем Союза «Чернобыль» России.

Первая часть: Чернобыль. I. Предыстория.
Вторая часть: Чернобыль. II. Авария.
Третья часть: Чернобыль. III. Реакция.

В этой части я освещу некоторые вопросы, связанные с ликвидацией последствий аварии. К несчастью, документальная база по этим вопросом сильно сужена, приходится полагаться скорее на воспоминания очевидцев, чем на отрывки из документов. Разумеется, рассказать подробно о всех этапах ликвидации возможным не представляется, и поэтому мои заметки будут заведомо неполны. Я лишь намечу общие контуры и расскажу о тех сюжетах, которые мне представились заслуживающими особого внимания. Интересующимся более подробным изложением рекомендую обратиться к книгам и статьям, ссылки на которые я привожу.

Итак, к вечеру 26 апреля в Припяти собралась Правительственная комиссия по расследованию причин аварии. В задачу Правительственной комиссии, кроме прочего, вошли и вопросы разработки оперативных мероприятий по локализации катастрофы и ликвидации её последствий.

Первой важнейшей задачей стала борьба с пожаром, возникшим в разрушенном четвёртом энергоблоке. Разумеется, о тушении его обычными методами речи идти не могло — высокие поля излучений, завалы, продолжавшиеся выбросы радиоактивной пыли и аэрозолей, да и сам характер возгорания делали непосредственную борьбу с ним невозможной. Кроме того, высказывались опасения, что расплавленное топливо может проплавить конструкционные материалы и проникнуть под фундамент реакторного отделения. Опасались также, что контакт расплавленного топлива с большими объёмами воды (например, в бассейне-барботере) может привести к паровому взрыву. По этим соображениям 27 апреля в 8 утра было принято решение о забрасывании развала реактора с воздуха смесью их песка, доломитовых глин, свинца и борной кислоты. Необходимость применения авиации для ликвидации последствий стала понятна уже вечером 26 апреля, а утром 27 апреля вертолётчики уже начали забрасывать развал 4-го энергоблока песком. В кратчайшие сроки была организована доставка всех остальных необходимых материалов.

Позволю себе здесь небольшое лирическое отступление. Незаметная фраза «в кратчайшие сроки была организована доставка всех остальных необходимых материалов» таит за собой огромную организационную работу по концентрации ресурсов. Фактически при ликвидации последствий на полную мощность использовались особенности командно-административной системы: возможность в кратчайшие сроки мобилизовать несколько отраслей экономики на решение поставленной задачи. Процитирую снова воспоминания В.А. Легасова:

«Работа шла не только быстро, но её старались выполнять и достаточно качественно и, я бы сказал, со вкусом. Вот в этом месте я бы хотел сказать, что особенно первый период времени, несмотря на трагизм ситуации, несмотря на такое отчаяние, я бы сказал, нехватку технических средств, отсутствие должного опыта в ликвидации аварий подобного масштаба, легко могла возникнуть растерянность и неуверенность в каких-то решениях, но всё было не так. Как-то независимо от должностей, независимо от задач, которые люди решали, всё это представляло собой хорошо настроенный коллектив, особенно в первые дни. Научная часть коллектива, на плечи которого легла ответственность за правильность принятия решения, принимала эти решения, не имея поддержку Москвы, Киева, Ленинграда — поддержку в виде консультаций, в виде каких-то опытных проверок, немедленного прибытия на место любых вызываемых туда специалистов. Когда мы приходили к каким-то разумным научным решениям, то руководство Правительственной комиссии имело возможность мгновенно с помощью Оперативной группы или отдельных ее членов получить за какие-то фантастически короткие сроки, буквально за дни, а иногда и за часы, все необходимые материалы, которые нам нужны были для проведения соответствующих работ. Вот я помню, что работал тогда когда от Украины был в составе Оперативной группы, находящейся на месте в Чернобыле, председатель Госплана Украины Солов Виталий Андреевич. Это был удивительно спокойный человек. Энергичный. Который улавливал буквально с полуслова. Он всегда прислушивался к нашим научным разговорам, что мы обсуждаем, что нам нужно было бы, и мгновенно реагировал. Потребовался нам жидкий азот для охлаждения блока, и когда мы пришли к выводу, что с кистой имеем дело, он, усмехаясь, сказал, что уже необходимое количество составов было заказано. То же самое и по всем тем материалам, скажем, магния, оксид углерода содержащим, он всё с металлургических заводов Украины или где-то ещё доставал и прибывало всё это огромное количество материалов. Трудно переоценить работу группы снабжения, которая по поручению Виталия Андреевича, председателя Госплана Украины, занимался председатель Госснаба Украины, который, сидя на месте в Киеве, просто чудеса там проявлял по обеспечению всех работ, которые на Чернобыле велись, всем необходимым материалом, хотя количество необходимого было, конечно, фантастически большим».

…Вертолётчики забрасывали развал 4-го энергоблока как минимум до 6 мая, а возможно, и дольше. Всего в развал 4-го энергоблока было сброшено более 5 тысяч тонн различных материалов. К 6 мая выброс из реактора прекратился. По горькой иронии судьбы, впоследствии выяснилось, что эффективность этих мер в 1986 году была сильно преувеличена: в шахту реактора попала лишь мизерная часть сброшенного с вертолётов, почти все материалы остались в центральном зале 4-го энергоблока. Выброс из реактора прекратился потому, что процесс образования лавовых топливосодержащих масс (ЛТСМ) и их перетекания в подреакторные помещения закончился. В состав ЛТСМ в основном вошли топливо и конструкционные материалы (бетон, песок, серпентинит). Однако в мае 1986 года всё это было ещё неизвестно — предполагалось, что расплавленное топливо всё ещё может проникать вниз, и было решено установить охлаждаемую бетонную плиту под фундаментом реактора. Шахтёры, специалисты Минтяжспецстроя осуществили «подкоп» под 4-й энергоблок. С высоты современных знаний о состоянии ЛТСМ ясно, что эти работы также были излишними, но в 1986 году знать этого наверняка никто не мог. Так или иначе, приблизительно к 10 мая выбросы из реактора прекратились, что давало возможность уже в более-менее спокойной обстановке обсуждать дальнейший ход ликвидации последствий аварии.

Здесь уместно будет отметить одну важную вещь, о которой часто забывают в пылу критики действий по ликвидации. На тот момент нигде в мире не имелось опыта по ликвидации последствий масштабных радиационных аварий на АЭС. В связи с этим многие из принятых тогда решений, как сейчас понятно, не были правильными. Однако лично мне известны лишь несколько примеров решений, на мой взгляд, достойных осуждения. О них будет отдельный разговор.

Уже из первых предложений по ликвидации последствий аварии стало ясно, что потребуется привлечь огромное количество людей. Необходимы были специалисты в атомной энергетике, химики, биологи, медики, строители… Но было также ясно, что одними специалистами не обойтись — надо было проводить массовые работы по радиационной разведке, дозиметрическому контролю, дезактивации, захоронению загрязнённых материалов, организовать строительство… Одним словом, помимо квалифицированных специалистов требовалась также и (возможно неквалифицированная) рабочая сила, причём в больших количествах и срочно. Стало ясно, что без привлечения к ликвидации последствий военных не обойтись. Можно без преувеличения сказать, что, например, радиационная разведка и дозиметрический контроль на ЛПА во многом опирались на техническое оснащение армии. К несчастью, это предопределило и недостатки дозиметрического контроля, поскольку армейские средства индивидуального дозконтроля оказались слишком грубыми (см. ниже).

Таким образом, в составе участников ЛПА можно выделить следующие категории:
1. Оперативный и эксплуатационный персонал ЧАЭС — люди, продолжавшие выполнение своих должностных обязанностей сразу после взрыва и в течение активной фазы ликвидации аварии (они не были эвакуированы вместе с жителями Припяти).
2. Срочники — молодые люди, проходившие службу в различных воинских частях и переброшенные на работы на промплощадке ЧАЭС.
3. Кадровые — военные и милиция, по долгу службы попавшие в Зону.
4. Ликвидаторы — специалисты различного профиля из научных, проектных и другого вида учреждений, привлеченных на решение конкретных специфических (по профилю учреждения) задач по ликвидации последствий аварии.
5. «Партизаны» — запасники, набранные военкоматами со всей страны для выполнения, как правило, дезактивационных работ.

Остановимся чуть подробнее на вопросах обеспечения радиационной безопасности в ходе ликвидации. Радиационная безопасность обеспечивается регулярной подробной радиационной разведкой и индивидуальным дозиметрическим контролем. Следует отметить, что в первые дни и недели после аварии наладить радиационную разведку и дозиметрический контроль не удалось — что вполне понятно, так как для радиационной разведки было необходимо большое количество обученных специалистов, а быстрее всего мобилизованы были солдаты срочной службы; дозиметрический же контроль с помощью индивидуальных дозиметров либо не проводился, либо оказывался несостоятельным: «Индивидуальные дозиметры, и войсковые средства радиометрического контроля оказались недостаточно чувствительными для регистрации малых доз облучения и низких энергий внешнего гамма-излучения; штатные приборы контроля не позволяли получать нужную информацию о величине альфа-бета-заражения различных объектов. Применяемые средства защиты органов дыхания оказались недостаточно эффективными в связи с мелкодисперсным составом аэрозолей». Кроме того, лишь 21 мая приказом министра обороны СССР № 110 был определён дозовый предел для военнослужащих, привлечённых к ликвидации последствий катастрофы — 25 бэр. Он совпадал с допустимым тогда уровнем аварийного облучения специалистов, работающих с источниками ионизирующих излучений.

Возникает естественный вопрос: а как вообще вёлся дозиметрический контроль участников ЛПА, призванных Минобороны, и был ли он правильно организован? Воспоминания участников говорят о следующем: сначала была сделана попытка вести учёт доз по индивидуальным дозиметрам ИД–11. Проводить по нему дозиметрический контроль в диапазоне малых доз было неэффективно: до 10 бэр он показывает ноль, а относительная погрешность в диапазоне до 100 бэр у него составляет 60 %. Были ещё дозиметрические комплекты ДКП–50А, но они совсем не оправдали себя. Видимо, на этом основании было принято следующее решение: учитывать дозы по результатам радиационной разведки. Иными словами, на месте работы определялся фон и рассчитывалось допустимое время нахождения там, с учётом облучения по дороге туда и обратно. По воспоминаниям участников ЛПА, в условиях армейской организации это привело к серьёзным злоупотреблениям: офицеры, получавшие рапорты с мест о радиационной обстановке, стремились занизить данные радиационного фона, отчитываясь перед начальством. Кроме того, около 1 июня для военнослужащих была установлена дневная доза в 2 бэра, при превышении которой «начинались разборки с командиром, допустившим это». В итоге командиры подразделений были заинтересованы в сокрытии истинных доз своих подчинённых, и это сокрытие, видимо, происходило.

С другой стороны, сотрудники ЧАЭС, а также специалисты различных организаций, имевшие отношение к атомной энергетике, обычно утверждают, что в их окружении дозконтроль был налажен адекватно. Во всяком случае, мне не встречалось рассказов о фальсификациях или неаккуратном дозиметрическом контроле среди сотрудников ЧАЭС и командированных специалистов.

Таким образом, можно сделать вывод, что недостатки дозиметрического контроля были обусловлены, во-первых, отсутствием нужного количества индивидуальных дозиметров, пригодных для учёта доз в диапазоне 0–50 бэр, во-вторых, плохой организацией радиационной разведки и учёта доз в армейских подразделениях, предопределившей злоупотребления. Отдельно следует упомянуть, что большинство командированных специалистов имело опыт работы с источниками ионизирующих излучений и правилами радиационной безопасности, в то время как среди «партизан» и срочников, разумеется, оказывались люди, имеющие весьма приблизительные представления о радиационной безопасности. На документальных кадрах того времени видны люди, явно нарушающие положения радиационной безопасности (например, ходящие без респираторов в зоне строгого режима).

…Вернёмся к ходу работ по ликвидации. В конце мая 1986 года было принято решение о консервации четвёртого энергоблока ЧАЭС, в Постановлении ЦК КПСС и СМ СССР 634-188 от 29.05.1986 защитная оболочка получила название «Укрытие реактора № 4 Чернобыльской АЭС», которое и дало имя возведённому впоследствии над блоком сооружению — «Объект „Укрытие“». Итак, 29 мая 1986 года объект «Укрытие» появился на бумаге. А принят в обслуживание он был 30 ноября 1986 года. Предлагаю читателю вдуматься: за 6 месяцев и один день удалось с нуля спроектировать и построить в условиях высоких радиационных полей огромное сооружение (400 тыс. куб. м. бетона, 7 тыс. т металлоконструкций). Всего же было рассмотрено восемнадцать проектов «Укрытия», из которых был выбран только один. Он был окончательно утверждён 20 августа 1986 года, за три месяца и десять дней до принятия «Укрытия» в эксплуатацию. О ходе сооружения «Укрытия» можно прочитать здесь и здесь и здесь. Для понимания масштабов происходившего позволю себе лишь привести небольшую цитату. Речь идёт о строительстве под Чернобылем четвёртого бетонного завода для обеспечения стройплощадки «Укрытия» (первые три были построены «в чистом поле» под Чернобылем в июне—июле 1986 года): «Сегодня подписали акт сдачи четвертого завода. В „мирное“ время заводы такого типа монтируются за 5–6 месяцев. А мы практически за две недели запустили его в дело… Оказывается, можем работать, можем делать дело. За эти две недели сложился настоящий, хороший коллектив, никто никого не подстегивал, каждый делал свое дело, делал на совесть».

В ходе ликвидации последствий аварии возникло ещё немало уникальных проектов: «стена в грунте» вокруг Чернобыльской АЭС, созданная для отсечения грунтовых вод промплощадки от реки Припять, дезактивация территорий ближней зоны ЧАЭС, залесение территории ближней зоны, захоронение «Рыжего леса», дезактивация и радиационный контроль в 30-км зоне, вопросы контроля в сельском хозяйстве и многое-многое другое. Каждый проект по-своему интересен и неповторим, полон специфических деталей, и специалисты могут многое о них рассказать. Я остановлюсь здесь на двух других сюжетах, более дискуссионных и потому более интересных для подробного разбора.

В комментариях к опросу про Чернобыль упоминался известный миф про управление погодой в зоне аварии, в результате которого якобы намеренно были загрязнены радионуклидами обширные территории Белоруссии и России. Его появление связано с тем, что в Зоне отчуждения с конца мая по конец декабря 1986 года действительно велись работы по контролю за погодой, однако цель их заключалась в том, чтобы препятствовать распространению радионуклидов с территории уже загрязнённой Зоны отчуждения на незагрязнённые территории. Летом 1986 года основным путём выноса радионуклидов из Зоны был сток их в реку Припять, а оттуда — в Киевское водохранилище. Чтобы уменьшить смыв радионуклидов в Припять, проводились работы по борьбе с дождевыми облаками на подступах к Зоне. Осенью же проводились работы по подавлению конвективных облаков, зарождающихся над Зоной, так как образовывавшиеся над Зоной облака содержали большое количество радиоактивной пыли. О каком-то намеренном загрязнении территорий речь не может идти уже хотя бы потому, что основные «следы» радиоактивных загрязнений сформировались в первые дни после аварии, когда ещё не было точных данных об основных направлениях переноса радионуклидов.

Второй сюжет связан с очисткой крыш здания 2-й очереди ЧАЭС (3 и 4 энергоблоки) от радиоактивных обломков, выброшенных из реактора четвёртого блока во время взрыва. Не считая самого 4-го энергоблока и примыкающей к нему территории, крыша третьего блока была наиболее опасна для работы — МЭД гамма-излучения от обломка ТВЭЛа или графитового канала может составлять более 1000 Р/ч, а «рассеяние» обломков по крыше приводило к высокой неравномерности полей (в пределах шага МЭД могла меняться в десятки и сотни раз). Первоначальный план заключался в том, чтобы использовать робототехнику для очистки кровель, однако роботы — как советские, так и зарубежные — оказались для этой цели непригодны: они застревали на обломках, а из-за высоких полей иногда отказывали системы управления. По имеющимся документам и воспоминаниям очевидцев (см. в том числе комментарии к посту) можно предположить, что до конца августа — начала сентября работы по очистке крыши 3-го энергоблока велись параллельно техникой и «партизанами», при этом индивидуального дозиметрического контроля не велось, суточное ограничение дозы в описанных условиях выдерживать было практически невозможно даже с учётом времени работы каждого человека в несколько минут, и в итоге суточные дозы фактически фальсифицировались. Была придумана также некая индивидуальная защита в виде свинцовых пластин — впрочем, её эффективность многими ставится под сомнение, так как она сильно затрудняла движения, увеличивая время работы. Дозиметрические данные при этом также получались из результатов предварительной разведки и оказывались крайне неточными из-за высокой неравномерности полей на крыше (куски графита и топлива создавали локальные очаги с крайне высокой мощностью экспозиционной дозы). Насколько я понимаю, к середине сентября стало ясно, что безлюдные технологии очистки кровли неэффективны, и тогда было принято решение целиком перейти на метод очистки кровли вручную. Для участников этих работ предел суточной дозы был увеличен от 2 до 20 бэр, и оцененные дозы за один выход на крышу были близки к 10 бэр (что ещё раз показывает, что при предшествующих работах по очистке крыши суточная доза в 2 бэра выдерживаться не могла). Во многих источниках, например, здесь, ситуация описана таким образом, что складывается впечатление, будто работ по очистке крыши до конца сентября 1986 года не велось, но это не так — в частности, в комментариях к этому посту можно найти воспоминания людей, работавших на очистке крыши в августе-сентябре 1986 года. В итоге очистка крыш от крупных обломков была заявлена как осуществлённая, но реального результата в смысле снижения МЭД на крыше это не дало — судя по всему, часть обломков топлива, а также мелкие «соринки» прочно вплавились в кровлю. В итоге кровлю третьего энергоблока повторно очища в декабре 1986 года, а затем и в 1987 году уже по-другому (если я не ошибаюсь, с частичной заменой)…

Эпизод с очисткой кровли является весьма дискуссионным — масса людей считает, что эта операция была преступной или почти преступной. Выскажу своё мнение, для ясности разбив его на отдельные утверждения.

1. Очистка крыш здания 2-й очереди в 1986 году была необходима — надо было захоронить выброшенные из реактора куски графита и обломки ТВЭЛов до окончания строительства «Укрытия». Сильное промедление с этими работами, на мой взгляд, имело бы более серьёзные негативные последствия.
2. Привлечение большого числа людей к операции было необходимостью, обусловленной полями на крыше и установленным дозовым пределом. Видимо, в этой связи привлечение военных было неизбежным.
3. Я согласен с мнением участника тех событий, что средства защиты были малоэффективны, а также с тем, что можно было организовать работы на лучшем уровне. В частности, можно было бы сформировать более мелкие отряды добровольцев, предварительно обучив их некоторым приёмам работы в высоких неравномерных полях. Это позволило бы сделать и дозиметрический контроль участников работ более адекватным.
4. Исходя из вышеизложенного, я не согласен, что операция как таковая по очистке кровли была преступной. Она не оправдала всех возложенных на неё надежд, но она была необходимой. В то же время фальсификации дозиметрических данных, разумеется, были преступлением, однако они были связаны с непродуманностью и негибкостью организации работ, а не с особенностями этой конкретной операции.
5. Абсолютной глупостью, с моей точки зрения, было очень позитивное преподнесение окончания операции по очистке кровли в сентябре 1986 года. Были подтасованы факты о реальных дозах на крыше после операции, поспешно выдавались награды… Верхом этой глупости выглядит установка на венттрубу второй очереди красного знамени в честь успешного окончания операции (если знамя установили добровольцы; если их заставили это сделать, это было преступлением).

В заключение заметки о ликвидации хочу сказать следующее. Не все шаги по ликвидации последствий Чернобыльской аварии были правильными — были сделаны и ошибки, стоившие ликвидаторам здоровья. Но лично меня наиболее поразило следующее наблюдение. В ликвидации аварии принимали участие люди очень разных специальностей и профессий, и прибывали они на ликвидацию с разным статусом. Так вот, мне кажется, что отрицательные стороны ликвидации чётко разделяются по категориям ликвидаторов. Так, люди, прибывшие на ликвидацию через Минобороны, обычно жалуются на вещи, связанные с армейской организацией: старший состав шёл на фальсификацию доз подчинённых из-за страха санкций от начальства (вплоть до трибунала). С другой стороны, специалисты-атомщики обычно не жалуются на замалчивание их доз, потому что они были меньше всего заинтересованы в достижении предельной годовой дозы (это автоматически означает недопуск в зону строгого режима АЭС, т.е. фактически отлучение от работы). Иными словами, мне кажется, что во время ликвидации просто проявились достоинства и недостатки разных «систем, принимавших участие в ликвидации».

И, наконец, последнее соображение. Ликвидация последствий Чернобыльской аварии требовала уникального напряжения сил огромного количества людей, мобилизации экономики огромной страны в кратчайшие сроки, причём мобилизации не напрасной, а совершенно оправданной. И в последнее время я всё чаще склоняюсь к мысли, что в 1986 году ликвидация последствий аварии такого масштаба была под силу очень немногим государствам мира, а ликвидация на том уровне, на котором она была произведена, была под силу, пожалуй, только СССР. Да, именно так: при всех допущенных ошибках и при всей сомнительности некоторых шагов я полагаю, что общее качество ликвидации (в смысле суммарных негативных последствий) было на очень высоком уровне, вряд ли доступном другим странам тогда, а возможно, и сейчас. И поэтому хочется сказать огромное спасибо всем людям, принимавшим участие (непосредственное или организационное) в ликвидации последствий Чернобыльской аварии. Эти люди делали уникальную работу, опыт которой ещё предстоит полностью осмыслить и учесть.

Как всегда, приветствуются вопросы, замечания и дополнения к написанному мной.

Пятая часть: Чернобыль. V. Природа и человек.
Послесловие.

36 лет назад, 26 апреля 1986 года, на Чернобыльской атомной электростанции взорвался реактор четвёртого энергоблока. Это привело к самой большой в истории человечества экологической катастрофе, которая затронула территорию Украины, Беларуси и России. Рассказываем, как проходила ликвидация последствий аварии, какие меры по радиационной безопасности были приняты и что изменилось в законодательстве после Чернобыля.

Что стало причиной аварии на ЧАЭС

Что стало причиной аварии на ЧАЭС

25 апреля персонал станции должен был остановить четвёртый энергоблок для планового ремонта. Обычно во время такой остановки проводятся испытания различного оборудования. В этот день планировали испытать турбогенератор. В результате разных действий в течение дня в реакторе начался неконтролируемый рост мощности, что привело к перегреву и взрыву.

Государственная комиссия СССР возложила вину на персонал станции и руководство ЧАЭС. Операторам не надо было проводить эксперимент «любой ценой». По словам автора доклада в МАГАТЭ Валерия Легасова, первопричиной аварии явилось крайне маловероятное сочетание нарушений порядка и режима эксплуатации, допущенных персоналом энергоблока.

Как ликвидировали последствия аварии в Чернобыле

Позже мнение было пересмотрено: основной причиной назвали конструктивные особенности реактора, о которых персонал не знал, как не знал и о рисках, которые несёт такое устройство.

Днём операторы отключили систему аварийного охлаждения реактора — САОР, а во время эксперимента изменили порядок его проведения. И то и другое не было нарушением регламента, но привело к катастрофе. 

Кроме действий персонала, у МАГАТЭ были вопросы к общей структуре по обеспечению безопасности на радиационных объектах в СССР. Эксперты отмечали низкую культуру производственной безопасности даже среди работников атомной отрасли.

Что происходило в первые часы и дни

Что происходило в первые часы и дни после катастрофы на Чернобыльской АЭС

Первыми ликвидаторами аварии стали сотрудники: они отключали оборудование, разбирали завалы, искали коллег. От взрыва погиб оператор, который находился в реакторном зале, ещё один работник скончался от множественных травм. Из всего персонала, который находился в эту ночь на станции, выжили несколько человек.

После выброса раскалённых обломков возникло около 30 очагов горения. С огнём боролись пожарные расчёты из Припяти и Чернобыля. К смерти многих пожарных привела острая лучевая болезнь, другие столкнулись с онкологическими заболеваниями.

Как выбрать провайдера медицинских услуг для предприятия

Впервые об аварии населению сообщили спустя 36 часов. По припятскому радио объявили, что 27 апреля будет проводиться временная эвакуация жителей. Людям запрещали брать с собой вещи, игрушки, домашних животных. И только 29 апреля диктор центрального телевидения зачитала сообщение агентства ТАСС.

В результате разрушения реактора вышла из строя система его охлаждения. Существовала опасность цепной реакции в расплавленном ядерном топливе. Чтобы её избежать, в шахту реактора с военных вертолётов забрасывали бор, доломиты, глину, свинец. С 27 апреля по 10 мая забросили около 500 тонн материалов. А чтобы не допустить разрушения нижнего яруса строительных конструкций реактора, под ним проложили бетонную плиту. 

Было принято решение законсервировать аварийный энергоблок, построив над ним «укрытие». Ещё одной задачей стала дезактивация 30-километровой зоны отчуждения.

Как строили укрытие над аварийным реактором

Как строили укрытие над аварийным реактором

Для возведения саркофага над аварийным энергоблоком было создано специальное строительное управление — УС-605. В него вошли специалисты из закрытых НИИ, которые имели опыт сооружения ядерных установок, разбирались в вопросах обеспечения радиационной безопасности. Многие участвовали в испытаниях ядерного оружия.

Предстоящая работа была уникальной. Нужно было построить не могильник отработанного ядерного топлива, а обслуживаемый объект, с возможностью контроля процессов, которые происходят внутри.

По словам участников первой вахты, которые прибыли в Чернобыль 20 мая, знакомство с уровнем радиационной безопасности вызвало у них настоящий шок. В первые дни трагедии заражённую территорию покинуло более 50 тысяч человек, вместе с одеждой и транспортом они развезли радиацию по всей стране. Сразу после аварии в Чернобыль направили военных, в первую очередь химиков. Они не имели представления о радиации, действовали не всегда правильно и предоставляли неполные данные.

Чтобы сбить панику среди населения, по телевидению показывали сюжеты, как дозиметрист замеряет уровень выловленной в Припяти рыбы и заявляет, что она «чистая». В зоне отчуждения собирали грибы и ягоды. Не было должного дозиметрического контроля, не хватало индивидуальных средств защиты — случалось, что ликвидаторы работали в обычных медицинских респираторах.

Первые замеры вокруг станции показали уровень радиации 500–600 рентген в час. В таких условиях можно было находиться в зоне не более 45 секунд — чтобы не превышать дозу 3 рентгена в час.

Дозиметристы подбирали площадки для строительных кранов, помещения для укрытия персонала, относительно безопасные проходы. Везде были таблички, сколько времени здесь можно находиться. Несмотря на то, что монтаж стен и перекрытия проходил с дистанционным управлением, многие работы приходилось выполнять людям:

  • геодезические работы;
  • отсыпку и подготовку строительной площадки;
  • устройство переходов, трапов и лесов;
  • установку светильников;
  • прокладку силовых линий, трубопроводов сжатого воздуха и средств пожаротушения;
  • работы по окраске.

Работы велись круглосуточно, в четыре смены, без выходных и праздничных дней. Надо было защитить строителей от переоблучения и повышенного травматизма. Территория была поделена на три зоны по степени опасности, с санпропускниками.

Созданная при УС-605 служба охраны труда разработала форму журнала наряд-заданий. Перед началом работ дозиметристы проводили разведку — замеряли уровень радиации на площадке. Затем определяли время на производство работ и мероприятия по безопасности. Эти данные заносились в журнал, на их основании бригады получали наряды.

Была установлена суммарная предельная индивидуальная доза облучения — 25 рентген. После её достижения работника направляли на медицинское обследование и отдых.

Все работники проходили медицинское освидетельствование и инструктаж по вопросам радиационной безопасности, личной гигиены, способам защиты и правилам использования СИЗ. Сотрудникам выдавали спецодежду и обувь.

В зависимости от вида работ люди получали дополнительные средства защиты:

  • освинцованные фартуки, пояса и очки;
  • пластикатовую одежду, перчатки и бахилы;
  • фильтрующие противогазы против радиоактивной пыли, которая опасна при вдыхании;
  • изолирующие дыхательные аппараты.

Как защитить работников от загрязнения воздуха

После работы спецодежду, бельё и обувь отправляли на дезактивацию в спецпрачечную. Если уровень излучения превышал допустимый, вещи подлежали захоронению как радиоактивные отходы.

Были приняты и другие меры для защиты строителей от радиации:

  • много строительной техники и машин были на дистанционном управлении, для этого был создан центральный оперативный пост с телеэкраном;
  • при бетонировании использовали бетононасосную дистанционную технику;
  • кабины машин и механизмов были защищены специальными экранами из свинца и свинцового стекла;
  • если при производстве работ поднималась пыль, поверхность орошали водой, чтобы прибить радиоактивную пыль к земле;
  • для дезактивации земли использовали машины разграждения с грейферными захватами на выдвижной стреле, радиоуправляемые бульдозеры;
  • монтаж стен и перекрытия проводили с помощью кранов большой грузоподъёмности, оснащённых телекамерами и позволяющих монтировать конструкции на вылетах стрел до 50 метров.

В строительстве приняло участие около 21 500 человек. Некоторые исследователи пишут, что через УС-605 прошло около 53 000 человек — как будто в первоначальных расчётах не учли военнослужащих. Но строители настаивают на том, что военные были учтены.

30 ноября 1986 года укрытие было возведено.

В докладе для МАГАТЭ авторы зафиксировали дозы облучения персонала строительного управления:

  • дозу облучения от 1 до 5 рентген получило более 50% персонала;
  • дозу облучения больше 25 рентген получили 0,6% (155 человек) от общего числа работавших, максимальная доза облучения составила 49,2 рентгена.

Проводилось немало исследований о последствиях для здоровья ликвидаторов, которые въезжали в 30-километровую зону, — как в России, так и в Украине. Отдельного исследования заболеваемости среди строителей УС-605 проведено не было.

Всего в работах по ликвидации последствий аварии участвовали около 600 тысяч человек, из которых 240 тысяч были военными. Строители с сожалением пишут, что большинство ликвидаторов, которые не входили в УС-605 и занимались дезактивацией территории, получили гораздо более высокие дозы облучения.

Большая часть радиационно-опасных работ не являлась срочной и необходимой, их можно было провести позже, с применением защищённой техники. Некоторые меры — например, обмыв зданий и переворачивание земного слоя — не принесли эффекта, а персонал получил неоправданное облучение.

Что изменилось в законодательстве и атомной энергетике после аварии

Что изменилось в законодательстве и атомной энергетике после аварии на Чернобыльской АЭС

В советские законы, а потом и в российские, были внесены изменения, которые запрещают скрывать информацию об экологических катастрофах:

  • согласно закону об информации, информационных технологиях и о защите информации не может быть ограничен доступ к экологической информации;
  • по закону о государственной тайне не могут быть ограничены сведения о чрезвычайных происшествиях и катастрофах, угрожающих безопасности и здоровью граждан, и их последствиях.

МАГАТЭ ужесточило подход к обеспечению радиационной безопасности. Аварийные системы должны быть простыми и понятными, их нельзя отключать самовольно. Больше времени должно уделяться вопросам медицины и здоровью людей — преодолению последствий внешнего и внутреннего облучения, в том числе отдалённых.

Как ликвидировали последствия аварии в Чернобыле

Во всех странах существуют службы мониторинга радиационной обстановки. Они обязаны предупреждать об инцидентах другие страны. В МЧС есть подразделение, которое специализируется на радиоактивных инцидентах. 

Чтобы минимизировать человеческий фактор, действуют автоматизированные системы контроля уровня излучения на самих АЭС и прилегающих территориях. Вся информация стекается в ситуационный кризисный центр при Росатоме, который работает в непрерывном режиме. Реакторы прошли модернизацию и получили дополнительные системы аварийной защиты.

В Российской Федерации при производстве работ с источниками радиации действуют СанПины, а вопросам радиационной безопасности обучают на уроках ОБЖ в школе.

Но атомной энергетике нанесён огромный урон — сначала Чернобыльской аварией, а затем аварией на АЭС Фукусима-1 в Японии. Специалисты говорят, что вероятность повторения подобных инцидентов полностью исключать нельзя. Поэтому заинтересованность в атомных станциях снижается по всему миру.

Данная статья носит не рекламный, а информационный характер. Существуют противопоказания к применению и использованию препаратов и медицинских процедур, которые фигурируют в тексте. Необходимо ознакомиться с инструкцией по применению препаратов и процедур и получить консультации специалистов.

Сегодня за аварией на Чернобыльской АЭС (NB! этот пост про первые дни после аварии, сам момент взрыва и его причины описаны здесь) плотно закрепился титул самой большой радиационной катастрофы в истории человечества.  Впрочем, большое видится издалека. Для персонала станции, вступившего в борьбу с последствиями аварии, калейдоскоп событий давал совсем другое ощущение и понимание, чем есть у нас сегодня. Давайте попробуем посмотреть на первые сутки борбы с разверзшимся адом глазами очутившихся там людей.

Рассказывая про исторические события, мы склонны расставлять их элементы по полочкам и рационализировать поведение их участников. Однако изнутри авария была не просто хаосом, но хаосом сдобренным психологической селекцией происходящего и отрицанием очевидного (нам). Известно, например, что руководство станции в первые 12 часов не могло поверить в факт полного разрушения реактора. Затем головы уже правительственной комиссии надолго займет идея об опасности прожога фундамента 4 энергоблока расплавленным топливом ЧАЭС. Однако с высоты неспешной многолетней разведки и исследований легко судить о том, какие решения были правильные, а какие нет. В условиях же аварии, при недостатке информации и понимания, чудовищном грузе ответственности это было сделать невозможно.

Еще одним, немаловажным, как мне кажется, качеством было наличие на станции и среди ликвидаторов множества бывших работников Минсредмаша (Военизированного министерства, занимавшейся все атомной промышленностью СССР). ЧАЭС была первой электростанций, отданной Минэнерго, однако персоналом ее наполняли из могучего атомного министерства . В Минсредмаше, ведущем многолетнюю незаметную войну за выработку плутония, было принято бороться с атомно-радиационными проблемами не считаясь со здоровьем и затратами, в режиме минимального распространения информации и без какой-либо помощи от других организаций СССР. Такая ментальность накладывала свой отпечаток на принимаемые решения.


Вид на разрушенное реакторное отделение 5 день после аварии, Цифрой «2»  отмечен центральный зал, виден кусок крышки реактора, называемой «схема Е».

Так или иначе, для работников ЧАЭС в 1.24 ночи 26 апреля 1986 года произошла, прежде всего, не радиационная авария, а взрыв, вознесший в небо многосоттонные строительные конструкции (даже “схему Е”, весом 2800 тонн), порвавший коммуникации, кабели, трубопроводы, и заметно повредивший здание ЧАЭС.

За несколько секунд четверый энергоблок оказался обесточен, лишен части связи и управления, и погружен в многочисленные пожары. В момент взрыва погибнет два человека, а остальной персонал бросается на борьбу за живучесть и предовращение распространение пожаров. В первый час после аварии турбинисты выполнили слив масла и вытеснение водорода из турбогенераторов (напомню, что у каждого РБМК их 2). Машинисты турбин не знают, что во время взрыва часть облученного топлива и вездесущего графита забросило на крышу машзала, и, проломив ее — вниз, к турбинам. Многие из спасавшие станцию от взрывов водорода и пожаров масла переоблучатся, несколько человек погибнет от лучевой болезни.

Следующими жертвами станут пожарные из пожарной части ЧАЭС, брошенные на тушение пожаров, возникших по разным причинам. Часть из них отправятся на забросаную фрагментами активной зоны крышу третьего энергоблока, деаэраторной этажерки (часто встречающаяся в описаниях «деаэраторная этожерка» — это многожтажная строительная конструкция, расположенная между машзалом и реакторными зданиями, в некотором роде соединительное здание с проходящим вдоль всей АЭС корридором). Характерные радиационные поля в этих местах составляли сотни рентген/час с пятнами до многих тысяч рентген/час, т.е. смертельная доза набиралась за несколько десятков минут, а то и просто минут. Не зная этого и не ощущая ничего (кроме, может быть, запаха озона и легкой тошноты) сотрудники станции быстро сгорали, ликвидируя последствия взрыва.

В первые же часы аварии персонал реакторного цеха пытается провести какую-то разведку произошедшего (к счастью, разведгруппы не дошли по завалам до центрального зала — иначе бы там они и остались) и главное — подать воду в реактор. Охлаждение остановленного реактора — первейшая заповедь атомной индустрии, ведь всего пары часов достаточно, чтобы энергия распада продуктов деления урана расплавила топливо, нарушив барьеры нераспространения, осложняя и отягощая ситуацию (как это произойдет в 2011 году на АЭС Фукусима). Воду начали подавать где-то между 2 и 3 часами ночи, потратив много усилий на ручное открытие задвижек (окончательно это удалось сделать в полуразрушенном здании только к 4 утра).

Наличие высокого уровня радиации было достоверно установлено только к 3:30 (причем и тогда уровень полей недооценивался в десятки раз), так как вначале аварии из двух имевшихся на 4 блоке дозиметров на 1000 Р/ч один вышел из строя, а другой оказался недоступен из-за возникших завалов. Вслед (и параллельно) за ликвидацией аварии электрики ЧАЭС начинают пересобирать схему электропитания собственных нужд, для того, чтобы обеспечить четвертый энергоблок электричеством, в т.ч. для заливки реактора. К 4 часам утра пожар был локализован на крыше машинного зала, а к 6 часам утра был затушен. Всего в тушении пожара принимало участие 69 человек личного состава и 14 единиц техники.

Первыми свидетельствами о реальном масштабе аварии станут ночные пробы воздуха, которые покажут наличие короткоживущих изотопов йода и нептуния — это означает, что как минимум часть тепловыделяющих сборок разрушена. Тем не менее руководство АЭС очень долго не верило в факт разрушения реактора Например, в 10 часов утра, заместитель главного инженера станции А.А. Ситников, который обследовал реакторное отделение 4-го блока и своими глазами видел состояние центрального зала и разрушенный реактор, доложил об этом главному инженеру и директору ЧАЭС, те ему не поверили.

Выполняя главную заповедь персонала АЭС «охлаждать реактор во что бы то ни стало» за ночь 26 апреля в ректор выльют сначала несколько сот кубометров запасов чистой воды блока, затем несколько тысяч кубометров запасов воды всей станции. Кроме того, что чистая вода кончится, проблема возникнет и с заливом подвальных кабельных коридоров, идущих вдоль станции радиоактивной водой, выносящей радионуклиды из остатков реактора. В итоге люди сами начинают усугублять аварию, т.к. три других работающих блока станции оказываются без аварийных запасов воды и с подтоплением радиоактивной водой. Ситуация становится опасной для всей станции, и в 5 утра оперативный персонал останавливает 3 блок.

Через 25 лет радиоактивная вода станет основной проблемой в другой тяжелейшей радиационной аварии.

В последующие дни, кстати, придется потратить много сил на откачку воды и рассечение коммуникаций (в т.ч. востановленных в первую ночь) с аварийным 4 блоком.

В ночь же начинаются и первые эвакуации по медицинским показаниям переоблучившихся пожарных и работников ЧАЭС. Эта эвакуация пойдет в знаменитую сейчас медсанчасть города Припять, где в подвале свалена одежда с тех самых пострадавших работников — и спустя 30 лет эта одежда имеет мощность дозы в 10000 раз выше фона. Можно представить себе условия работы медиков на рассвете 26 апреля, фактически сравнимые с ядерной войной по радиационной обстановке и травмам…

Однако до рассвета реальная ситуация по радиационной обстановке будет неизвестна не только медикам, но и всем на площадке АЭС. Только днем начинается налаживаться дозовый контроль. Дозовый контроль обнаруживает не только чудовищные радионуклидные загрязнения, но и такие «замечательные» вещи, как “прострелы” гамма-излучения от блока по окружающей территории, что в свою очередь приводит к тому, что в каких-то помещениях и коридорах ЧАЭС теперь можно передвигаться только бегом. Эти “пробежки по корридорам” станут еще одним тяжелым и запоминающимся символом ликвидации последствий аварии.

Днем 26 апреля люди постепенно начинают осозновать тяжесть сложившейся аварийной обстановки. Вроде, самые острые проблемы решены — налажена заливка 4 энергоблока водой, и откачка загрязненной воды в охлаждающий водоем ЧАЭС (из-за чего активность воды в нем вырастет со временем до 10^-6 кюри/л — значения, характерного для воды первого контура РБМК), налажено резервное питание, потушены пожары. Однако аэрозольные выбросы из остатков энергоблока быстро ухудшают обстановку как на территории АЭС, так и вокруг. Эти аэрозольные выбросы связаны с активным окислением графита, подогреваемого остатками ТВС. Образующийся углекислый газ активно выносит вверх частички топлива и активированных конструкций. В начале аварии графит будет гореть темпом ~1 тонна в час, вынося несколько миллионов кюри (грубо говоря, попадание 1 кюри радионуклидов внутрь достаточно для гарантированной смерти от внутреннего облучения) каждый день.

Запись переговоров пожарных диспечеров в первые часы аварии.

Днем к аварийной станции прибывают первые специалисты Минсредмаша и войск радиационной химико-биологической защиты (РХБЗ). Во второй половине дня на станцию прибывает правительственная комиссия во главе с зам. Председателя совета Министров СССР, и академиком Легасовым (и еще 10 чиновниками уровня замминистра).

Главный вопрос дня 26 апреля — эвакуация города-спутника станции Припяти и станции Янов. Город постепенно засыпает аэрозолями и радиационный фон на улице растет до единиц рентген в час(!) к 27 числу, несмотря на попытки отмыть улицы уборочными машинами.

Радиационная разведка в припяти после эвакуации. «Скоро сюда вернуться люди»…

В ночь на 27 апреля решение об эвакуации все же принимают. Временная  эвакуация всего населения припяти начнется в 14.00 27 апреля, для чего МВД Украины направит более 1100 автобусов. Напомню, что население Припяти на момент катастрофы составляло около 48000 человек.


Эвакуация припяти

К 7 вечера 26 апреля на станции окончательно заканчиваются запасы воды для охлаждения, а подвальные кабельные коридоры оказываются залиты радиоактивной водой. Радиационная обстановка на площадке становится крайне тяжелой. Правительственная комиссия принимает решение об остановке 1 и 2 блока, об уменьшении количества персонала на станции.

В эту же ночь на 27 апреля обсуждается риск возобновления самоподдерживающейся цепной реакции в остатках реактора. Возобновление ее считается возможным из-за разотравления топлива (распада йода и ксенона) Подсчитываются коэффициенты размножения для разных остатков кладки, снимаются показания нейтронных детекторов. Возобновление СЦР сильно усугубило бы и так адскую ситуацию бесконтрольным увеличением тепловыделения и радиоактивного излучения, поэтому этот вопрос вызывает такую тревогу.

И в итоге эти обсуждений и измерений принимается решение о забрасывании остатков реактора различными материалами — карбидом бора для поглощения нейтронов, доломитом, глиной, песком для тушения горящего графита, свинцом для разбавления и снижения температуры топливной лавы. За следующую неделю на реакторный блок с вертолетов будет сброшено 5200(!) тонн различных материалов, в основном мимо центрального зала. Теоретически неплохое решение по уменьшению радиационной и ядерной опасности от остатков топлива окажется труднореализуемым — пилоты вертолетов будут опасаться столба радоактивного дыма, 150 метровой вентиляционной трубы, да и сама шахта реактора окажется перекрытой лежащей на ней верхней крышкой реактора.

Довольно косячный в плане общего понимания аварии фильм, рассказывающий о ликвидации с точки зрения вертолетчиков.

Кстати, в воспоминаниях Легасов говорит о том, что острой нужды забрасывать реактор с вертолетов вроде не было : “…первое, что нас всех волновало, был вопрос о том, работает или не работает реактор или его часть, то есть продолжается ли процесс наработки короткоживущих радиоактивных изотопов. ёё  Первая попытка выяснить это была предпринята военными. В специализированных бронетранспортерах, принадлежащих химвойскам, вмонтированы датчики, которые имеют и гамма-, и нейтронные измерительные каналы. Первые же измерения нейтронным каналом показали, что, якобы, существуют мощные нейтронные излучения. Это могло означать, что реактор работает, и мне пришлось на этом бронетранспортере подойти к реактору, разобраться и убедиться в том, что в условиях очень мощных гамма-полей, которые существуют на объекте, нейтронный канал, как нейтронный канал, конечно, не работает, ибо он «чувствует» мощные гамма-поля, а не нейтроны. [это объясняется тем, что нейтронные датчики чаще всего регистрируют не сами нейтроны, а гамма-квант — результат ядерной реакции прилетевшего нейтрона с с мишенным вещество гелием-3 или бором — tnenergy] Поэтому наиболее достоверная информация о состоянии реактора могла быть получена по соотношению коротко и относительно долгоживущих изотопов йода. За основу взяли соотношение йода-134 и йода-131 и путем радиохимических измерений довольно быстро убедились, что наработки короткоживущих изотопов йода не происходит, и, следовательно, реактор не работает и находится в подкритическом состоянии. Впоследствии, на протяжении нескольких суток, многократно повторенный соответствующий анализ газовых компонент показывал отсутствие летучих короткоживущих изотопов, и это было для нас основным свидетельством подкритичности той топливной массы, которая осталась после разрушения реактора”.

Тем не менее, риск набора критичности каким-то фрагментов АЗ существовал. Кстати, по современным моделям, плавление и растекание топливных масс продолжалось первые 3-4 суток, а затем кориум (сплав топлива и конструкции) оказался разбавлен силикатами из бетона, и снизившееся энерговыделение привело к застыванию лавовых топливосодержащих масс (ЛТСМ).


Современное представление о растекании топливной лавы. Нижний бетон на картинке — это фундаментная плита блока, прожигание которой вызовет множество беспокойства

Следующей за цепной реакцией по важности была необходимость противодействию прожиганию кориумом фундамента с выходом радиоактивности в грунтовые воды. Для борьбы с таким вариантом развития ситуации решено в самом начале мая под зданием реактора выкопать штольню, заложить туда трубы с водяным охлаждением и залить бетоном. Яростная круглосуточная работа 400 шахтеров началась 3 мая и окончится ничем — к второй половине мая станет понятно, что прожига не будет. Эта водоохлаждаемая плита так и останется недоделанной.

Очень атмосферное видео про шахтеров, которые рыли штольню для создания водоохлаждаемого фундамента.

Еще одной важной работой в рамках ограничения возможных утяжелений аварии станет спуск воды из бассейна-барботера (ББ-1 и ББ-2 на схеме выше) — специальное помещение под реактором для конденсации пара в случае аварийной остановки реактора. Раз бассейн-барботер расположен прямо под реактором и заполнен водой, то мы опять имеем риск попадания топлива в эту воду, с последующим расползанием активности в пределе — созданием условий для цепной реакции. 3-4 мая бассейн-барботер был спущен (причем эта работа опять привела к значительному переоблучению людей), и в нем была смонтирована система подачи жидкого азота. Азот даже был впоследствии подан, но как и водоохлаждаемая плита оказался неактуален.

Вообще интересно, откуда вдруг возникает такое концентрирование на этой тепловой опасности. Дело в том, что с 27-28 апреля “Курчатовскому институту” было получено смоделировать различные сценарии растекания топливных масс, и вероятность прожига фундамента и попадания в их грунт. Через несколько дней ученые дали ответ — да, вероятность этого есть и высока. После чего были приложены, как мы видим, большие усилия по купированию этой вероятного отягощения аварии. На деле же, расчеты “КИ” недооценивали химию взаимодействия ЛТСМ и бетона, и переоценивали риск прожига. Этот момент в дальнейшем, уже после аварии, даст импульс к развитию специализованного програмного обеспечения для моделирования таких тяжелый аварий: слишком уж в слепую приходится действовать без него.


27 апреля 1986 года, аэрозольный выброс из реактора.

Тем временем, в начале мая, возобновился рост выхода радиоактивных аэрозолей из реактора. Кстати, до сих пор нет внятного объяснения такой динамики выхода радоактивных аэрозолей. Наиболее правдоподобная версия состоит в том, что засыпанная 30.04-2.05 часть топлива потеряв контакт с воздухом разогрелась вновь и подожгла не затронутую до этого часть графита, который выгорел к 6 мая. Радиационная опасность становится доминирующей и придумываются разные новые методы — заливка пеной, одевание алюминиевого колпака на шахту реактора и т.п. Ни один из них не успевают реализовать до конца — 6 мая выброс, а в месте с ним и активная фаза аварии закончатся.

Вместе с майской зеленью Чернобыльская катастрофа обретает законченный вид — тяжелейшей аварии, повлекшей загрязнение сотен тысяч квадратных километров, эвакуацию 116000 человек и потерю дорогостоящего объекта энергетики. Основной задачей ликвидаторов становится иммобилизация радионуклидов и по возможности дезактивация площадки ЧАЭС:

• Удаление с крыш выброшенных фрагментов активной зоны.

• Дезактивация крыш и наружных поверхностей зданий.

• Уборка с территории загрязненного мусора и оборудования.

• Снятие грунта (5÷10 см) и вывоз его в места временного захоронения.

• Подсыпка чистого грунта (песка, гравия и т.п.).

• Укладка бетонных плит на грунт.

• Покрытие территории пленкообразующими составами.

Кроме того, в середине мая принимается решение об превращении четвертого энергоблока в захоронение путем возведения саркофага — “Объекта Укрытие”. Эта работа будет произведена за 206 дней к 30 ноября 1986 года. О ней и о многих других сопутствующих активностях я расскажу во второй части статьи. А пока еще одно атмосферное видео о том, как выглядит зона очуждения сегодня

Продолжение истории в тексте «На пути к Укрытию»

Первыми ликвидаторами аварии, кто тушил пожар в первый час после взрыва, были 28 бойцов пожарных частей под руководством майора внутренней службы Леонида Петровича Телятникова, начальника военизированной пожарной части УВД Киевского облисполкома Украинской ССР, а также 12 милиционеров и работников ЧАЭС.

От радиационных ожогов и острой лучевой болезни шестеро огнеборцев СВПЧ №2 УВД Киевского облисполкома по охране Чернобыльской АЭС и СВПЧ №6 по охране г. Припять — Николай Титенок, Владимир Правик, Виктор Кибенок, Владимир Игнатенко, Николай Ващук, Владимир Тишура — умерли в течение нескольких недель. Они получили смертельную дозу облучения — несколько тысяч рентген.

Первая запись о срабатывании тревожной сигнализации на Чернобыльской АЭС появилась 26 апреля 1986 г. в 1 час 23 минуты в журнале диспетчерской СВПЧ № 2 по охране ЧАЭС.

Дежурный караул в количестве 17 бойцов под руководством молодого лейтенанта внутренней службы Владимира Правика на автоцистерне, насосной станции и рукавном автомобиле выехал на объект.

Руководитель тушения пожара сразу же оценил катастрофичность ситуации. 4-й энергоблок, разрушенный взрывом, горел. Огнем была охвачена кровля машинного зала, пламя быстро продвигалось в сторону 3-го энергоблока. По рации Владимир Правик объявил, что пожару необходимо присвоить повышенный 3-й номер. Огнеборцы насчитали 30 очагов горения в районе энергоблока. Наибольшую опасность представляли машинный зал с масляными системами турбогенераторов и насосов и маслобаками с тоннами горючей жидкости, котельное масло-мазутное хозяйство, кабельные каналы, по которым огонь мог добраться до всех объектов АЭС. Но решающее направление Владимир Правик определил сразу — горящая кровля. Если бы огонь по ней перекинулся на 3-й энергоблок, мог бы взорваться и он.

Караул Правика начал работу на крыше машинного зала. Через несколько минут прибыл дежурный караул СВПЧ-6 под руководством лейтенанта Виктора Кибенка. Возглавив звено газодымозащитной службы, он организовал разведку в помещениях, прилегающих к активной зоне реактора. Несмотря на высокий уровень радиации бойцы, следуя за командирами, выполняли свой долг. Расставив ствольщиков на позиции, Виктор Кибенок обеспечил подачу воды на кровлю машинного зала с помощью автолестницы и стационарных сухотрубов.

Главным полем битвы с огнем для них, как и для караула Владимира Правика, стала кровля. К месту катастрофы срочно прибыл начальник объектовой части Леонид Телятников, находившийся на тот момент в отпуске. Вместе с подчиненными он более 2-х часов участвовал в борьбе с огнем.

Огнеборцы, вступившие в схватку с пожаром после взрыва на ЧАЭС 26 апреля 1986 года, — настоящие герои. Они убрали графит, не допустили распространения пожара в машинном зале.

Для ликвидации одной из крупнейших техногенных катастроф по распоряжению Совета Министров СССР была создана правительственная комиссия, председателем которой был назначен заместитель председателя Совета Министров СССР Б.Е. Щербина.

В. А. Легасов

От института, разработавшего реактор, в комиссию вошёл химик-неорганик академик В. А. Легасов. Вместо положенных двух недель, на месте аварии он работал 4 месяца. Именно В. А. Легасов создал состав смеси (боросодержащие вещества, свинец и доломиты) и рассчитал возможность ее применения для предотвращения дальнейшего разогрева остатков реактора и уменьшения выбросов радиоактивных аэрозолей в атмосферу. С самого первого дня эту смесь забрасывали с вертолётов в зону реактора.

Основная часть работ была выполнена в 1986—1987 гг., в них приняли участие примерно 240 тыс. человек. Вертолетами в тлеющий реактор за 8 дней было сброшено 5 тыс. тонн специально подготовленного вещества.

 27 апреля 1986 г. было эвакуировано население города-спутника ЧАЭС — Припяти и жители населенных пунктов из 10-километровой зоны. В последующие дни эвакуировали население других населённых пунктов из 30-километровой зоны.

Ликвидация аварии на ЧАЭС, апрель 1986 	Ликвидаторы последствий аварии на ЧАЭС, апрель 1986  	Ликвидация аварии на ЧАЭС, апрель 1986

Краснодарский край внес свой значимый вклад в ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС. В аварийно-спасательных работах в 1986 -1990 гг. участвовали 11 740 кубанцев (6% от общего числа ликвидаторов аварии). По данным крайвоенкомата, в мае 1986 г. в район ЧАЭС отправлено через военкоматы больше 1000 резервистов – жителей Кубани. Динской военизированный полк гражданской обороны выполнял широкий спектр работ, включая самые опасные.

В служебные командировки в Чернобыль отправляли сотрудников и предприятия Кубани (Краснодарский ЗИП, институт биологической защиты растений (ныне ВНИИБЗР), строительные организации — сочинский участок управления № 157, сотрудникам которого уже в мае 1986 г. поручили ответственную и опасную работу возле взорвавшегося реактора).

На территорию края эвакуировано из зон радиационного заражения 3660 человек. Организован прием и размещение в санаториях, пионерских лагерях и пансионах жителей Украинской и Белорусской СССР.

Оперативно, без задержек осуществлялась отправка техники, оборудования, продовольствия, строительных материалов.

В Фонд помощи «чернобыльцам» предприятиями и жителями края перечислялись однодневный заработок, премии, личные средства, организовывались благотворительные концерты, выставки, спортивные мероприятия, субботники.

3318 кубанских участников ликвидации последствий аварии на ЧАЭС награждены медалями и почетными знаками. В числе организаторов этих работ на ЧАЭС были уроженцы Кубани — генерал армии В.И. Варенников и начальник химических войск В.К. Пикалов, удостоенный звания «Герой Советского Союза».

За мужество и героизм, проявленные при ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, заслуги в чернобыльском движении награждены:

— 20 чернобыльцев памятной медалью администрации Краснодарского края «За выдающийся вклад в развитие Кубани»;

— около 150 человек из числа руководителей муниципальных образований края и исполнительной власти за оказание помощи общественным организациям Союза «Чернобыль» награждены знаком «В память о катастрофе на Чернобыльской АЭС»;

— 535 активистов знаком Союза «Чернобыль» России «За заслуги» 1-й и 2-й степеней;

— 2620 человек — знаком Союза «Чернобыль» России «В память о катастрофе на Чернобыльской АЭС»;

— 4 члена — серебряным знаком «Почётный член Союза «Чернобыль» России»;

— 65 человек занесены в Книгу почёта Союза «Чернобыль» России;

— 6 человек награждены почётным знаком МЧС России;

— 3 — почётным знаком «Заслуженный активист ветеранского движения Кубани»;

Решением Президиума Центрального совета Союза «Чернобыль» России общественное объединение Союз «Чернобыль» Краснодарского края признано одним из лучших организаций в РФ и занесено в Книгу почёта, а также награждено памятным знаменем Союза «Чернобыль» России.

Первая часть: Чернобыль. I. Предыстория.
Вторая часть: Чернобыль. II. Авария.
Третья часть: Чернобыль. III. Реакция.

В этой части я освещу некоторые вопросы, связанные с ликвидацией последствий аварии. К несчастью, документальная база по этим вопросом сильно сужена, приходится полагаться скорее на воспоминания очевидцев, чем на отрывки из документов. Разумеется, рассказать подробно о всех этапах ликвидации возможным не представляется, и поэтому мои заметки будут заведомо неполны. Я лишь намечу общие контуры и расскажу о тех сюжетах, которые мне представились заслуживающими особого внимания. Интересующимся более подробным изложением рекомендую обратиться к книгам и статьям, ссылки на которые я привожу.

Итак, к вечеру 26 апреля в Припяти собралась Правительственная комиссия по расследованию причин аварии. В задачу Правительственной комиссии, кроме прочего, вошли и вопросы разработки оперативных мероприятий по локализации катастрофы и ликвидации её последствий.

Первой важнейшей задачей стала борьба с пожаром, возникшим в разрушенном четвёртом энергоблоке. Разумеется, о тушении его обычными методами речи идти не могло — высокие поля излучений, завалы, продолжавшиеся выбросы радиоактивной пыли и аэрозолей, да и сам характер возгорания делали непосредственную борьбу с ним невозможной. Кроме того, высказывались опасения, что расплавленное топливо может проплавить конструкционные материалы и проникнуть под фундамент реакторного отделения. Опасались также, что контакт расплавленного топлива с большими объёмами воды (например, в бассейне-барботере) может привести к паровому взрыву. По этим соображениям 27 апреля в 8 утра было принято решение о забрасывании развала реактора с воздуха смесью их песка, доломитовых глин, свинца и борной кислоты. Необходимость применения авиации для ликвидации последствий стала понятна уже вечером 26 апреля, а утром 27 апреля вертолётчики уже начали забрасывать развал 4-го энергоблока песком. В кратчайшие сроки была организована доставка всех остальных необходимых материалов.

Позволю себе здесь небольшое лирическое отступление. Незаметная фраза «в кратчайшие сроки была организована доставка всех остальных необходимых материалов» таит за собой огромную организационную работу по концентрации ресурсов. Фактически при ликвидации последствий на полную мощность использовались особенности командно-административной системы: возможность в кратчайшие сроки мобилизовать несколько отраслей экономики на решение поставленной задачи. Процитирую снова воспоминания В.А. Легасова:

«Работа шла не только быстро, но её старались выполнять и достаточно качественно и, я бы сказал, со вкусом. Вот в этом месте я бы хотел сказать, что особенно первый период времени, несмотря на трагизм ситуации, несмотря на такое отчаяние, я бы сказал, нехватку технических средств, отсутствие должного опыта в ликвидации аварий подобного масштаба, легко могла возникнуть растерянность и неуверенность в каких-то решениях, но всё было не так. Как-то независимо от должностей, независимо от задач, которые люди решали, всё это представляло собой хорошо настроенный коллектив, особенно в первые дни. Научная часть коллектива, на плечи которого легла ответственность за правильность принятия решения, принимала эти решения, не имея поддержку Москвы, Киева, Ленинграда — поддержку в виде консультаций, в виде каких-то опытных проверок, немедленного прибытия на место любых вызываемых туда специалистов. Когда мы приходили к каким-то разумным научным решениям, то руководство Правительственной комиссии имело возможность мгновенно с помощью Оперативной группы или отдельных ее членов получить за какие-то фантастически короткие сроки, буквально за дни, а иногда и за часы, все необходимые материалы, которые нам нужны были для проведения соответствующих работ. Вот я помню, что работал тогда когда от Украины был в составе Оперативной группы, находящейся на месте в Чернобыле, председатель Госплана Украины Солов Виталий Андреевич. Это был удивительно спокойный человек. Энергичный. Который улавливал буквально с полуслова. Он всегда прислушивался к нашим научным разговорам, что мы обсуждаем, что нам нужно было бы, и мгновенно реагировал. Потребовался нам жидкий азот для охлаждения блока, и когда мы пришли к выводу, что с кистой имеем дело, он, усмехаясь, сказал, что уже необходимое количество составов было заказано. То же самое и по всем тем материалам, скажем, магния, оксид углерода содержащим, он всё с металлургических заводов Украины или где-то ещё доставал и прибывало всё это огромное количество материалов. Трудно переоценить работу группы снабжения, которая по поручению Виталия Андреевича, председателя Госплана Украины, занимался председатель Госснаба Украины, который, сидя на месте в Киеве, просто чудеса там проявлял по обеспечению всех работ, которые на Чернобыле велись, всем необходимым материалом, хотя количество необходимого было, конечно, фантастически большим».

…Вертолётчики забрасывали развал 4-го энергоблока как минимум до 6 мая, а возможно, и дольше. Всего в развал 4-го энергоблока было сброшено более 5 тысяч тонн различных материалов. К 6 мая выброс из реактора прекратился. По горькой иронии судьбы, впоследствии выяснилось, что эффективность этих мер в 1986 году была сильно преувеличена: в шахту реактора попала лишь мизерная часть сброшенного с вертолётов, почти все материалы остались в центральном зале 4-го энергоблока. Выброс из реактора прекратился потому, что процесс образования лавовых топливосодержащих масс (ЛТСМ) и их перетекания в подреакторные помещения закончился. В состав ЛТСМ в основном вошли топливо и конструкционные материалы (бетон, песок, серпентинит). Однако в мае 1986 года всё это было ещё неизвестно — предполагалось, что расплавленное топливо всё ещё может проникать вниз, и было решено установить охлаждаемую бетонную плиту под фундаментом реактора. Шахтёры, специалисты Минтяжспецстроя осуществили «подкоп» под 4-й энергоблок. С высоты современных знаний о состоянии ЛТСМ ясно, что эти работы также были излишними, но в 1986 году знать этого наверняка никто не мог. Так или иначе, приблизительно к 10 мая выбросы из реактора прекратились, что давало возможность уже в более-менее спокойной обстановке обсуждать дальнейший ход ликвидации последствий аварии.

Здесь уместно будет отметить одну важную вещь, о которой часто забывают в пылу критики действий по ликвидации. На тот момент нигде в мире не имелось опыта по ликвидации последствий масштабных радиационных аварий на АЭС. В связи с этим многие из принятых тогда решений, как сейчас понятно, не были правильными. Однако лично мне известны лишь несколько примеров решений, на мой взгляд, достойных осуждения. О них будет отдельный разговор.

Уже из первых предложений по ликвидации последствий аварии стало ясно, что потребуется привлечь огромное количество людей. Необходимы были специалисты в атомной энергетике, химики, биологи, медики, строители… Но было также ясно, что одними специалистами не обойтись — надо было проводить массовые работы по радиационной разведке, дозиметрическому контролю, дезактивации, захоронению загрязнённых материалов, организовать строительство… Одним словом, помимо квалифицированных специалистов требовалась также и (возможно неквалифицированная) рабочая сила, причём в больших количествах и срочно. Стало ясно, что без привлечения к ликвидации последствий военных не обойтись. Можно без преувеличения сказать, что, например, радиационная разведка и дозиметрический контроль на ЛПА во многом опирались на техническое оснащение армии. К несчастью, это предопределило и недостатки дозиметрического контроля, поскольку армейские средства индивидуального дозконтроля оказались слишком грубыми (см. ниже).

Таким образом, в составе участников ЛПА можно выделить следующие категории:
1. Оперативный и эксплуатационный персонал ЧАЭС — люди, продолжавшие выполнение своих должностных обязанностей сразу после взрыва и в течение активной фазы ликвидации аварии (они не были эвакуированы вместе с жителями Припяти).
2. Срочники — молодые люди, проходившие службу в различных воинских частях и переброшенные на работы на промплощадке ЧАЭС.
3. Кадровые — военные и милиция, по долгу службы попавшие в Зону.
4. Ликвидаторы — специалисты различного профиля из научных, проектных и другого вида учреждений, привлеченных на решение конкретных специфических (по профилю учреждения) задач по ликвидации последствий аварии.
5. «Партизаны» — запасники, набранные военкоматами со всей страны для выполнения, как правило, дезактивационных работ.

Остановимся чуть подробнее на вопросах обеспечения радиационной безопасности в ходе ликвидации. Радиационная безопасность обеспечивается регулярной подробной радиационной разведкой и индивидуальным дозиметрическим контролем. Следует отметить, что в первые дни и недели после аварии наладить радиационную разведку и дозиметрический контроль не удалось — что вполне понятно, так как для радиационной разведки было необходимо большое количество обученных специалистов, а быстрее всего мобилизованы были солдаты срочной службы; дозиметрический же контроль с помощью индивидуальных дозиметров либо не проводился, либо оказывался несостоятельным: «Индивидуальные дозиметры, и войсковые средства радиометрического контроля оказались недостаточно чувствительными для регистрации малых доз облучения и низких энергий внешнего гамма-излучения; штатные приборы контроля не позволяли получать нужную информацию о величине альфа-бета-заражения различных объектов. Применяемые средства защиты органов дыхания оказались недостаточно эффективными в связи с мелкодисперсным составом аэрозолей». Кроме того, лишь 21 мая приказом министра обороны СССР № 110 был определён дозовый предел для военнослужащих, привлечённых к ликвидации последствий катастрофы — 25 бэр. Он совпадал с допустимым тогда уровнем аварийного облучения специалистов, работающих с источниками ионизирующих излучений.

Возникает естественный вопрос: а как вообще вёлся дозиметрический контроль участников ЛПА, призванных Минобороны, и был ли он правильно организован? Воспоминания участников говорят о следующем: сначала была сделана попытка вести учёт доз по индивидуальным дозиметрам ИД–11. Проводить по нему дозиметрический контроль в диапазоне малых доз было неэффективно: до 10 бэр он показывает ноль, а относительная погрешность в диапазоне до 100 бэр у него составляет 60 %. Были ещё дозиметрические комплекты ДКП–50А, но они совсем не оправдали себя. Видимо, на этом основании было принято следующее решение: учитывать дозы по результатам радиационной разведки. Иными словами, на месте работы определялся фон и рассчитывалось допустимое время нахождения там, с учётом облучения по дороге туда и обратно. По воспоминаниям участников ЛПА, в условиях армейской организации это привело к серьёзным злоупотреблениям: офицеры, получавшие рапорты с мест о радиационной обстановке, стремились занизить данные радиационного фона, отчитываясь перед начальством. Кроме того, около 1 июня для военнослужащих была установлена дневная доза в 2 бэра, при превышении которой «начинались разборки с командиром, допустившим это». В итоге командиры подразделений были заинтересованы в сокрытии истинных доз своих подчинённых, и это сокрытие, видимо, происходило.

С другой стороны, сотрудники ЧАЭС, а также специалисты различных организаций, имевшие отношение к атомной энергетике, обычно утверждают, что в их окружении дозконтроль был налажен адекватно. Во всяком случае, мне не встречалось рассказов о фальсификациях или неаккуратном дозиметрическом контроле среди сотрудников ЧАЭС и командированных специалистов.

Таким образом, можно сделать вывод, что недостатки дозиметрического контроля были обусловлены, во-первых, отсутствием нужного количества индивидуальных дозиметров, пригодных для учёта доз в диапазоне 0–50 бэр, во-вторых, плохой организацией радиационной разведки и учёта доз в армейских подразделениях, предопределившей злоупотребления. Отдельно следует упомянуть, что большинство командированных специалистов имело опыт работы с источниками ионизирующих излучений и правилами радиационной безопасности, в то время как среди «партизан» и срочников, разумеется, оказывались люди, имеющие весьма приблизительные представления о радиационной безопасности. На документальных кадрах того времени видны люди, явно нарушающие положения радиационной безопасности (например, ходящие без респираторов в зоне строгого режима).

…Вернёмся к ходу работ по ликвидации. В конце мая 1986 года было принято решение о консервации четвёртого энергоблока ЧАЭС, в Постановлении ЦК КПСС и СМ СССР 634-188 от 29.05.1986 защитная оболочка получила название «Укрытие реактора № 4 Чернобыльской АЭС», которое и дало имя возведённому впоследствии над блоком сооружению — «Объект „Укрытие“». Итак, 29 мая 1986 года объект «Укрытие» появился на бумаге. А принят в обслуживание он был 30 ноября 1986 года. Предлагаю читателю вдуматься: за 6 месяцев и один день удалось с нуля спроектировать и построить в условиях высоких радиационных полей огромное сооружение (400 тыс. куб. м. бетона, 7 тыс. т металлоконструкций). Всего же было рассмотрено восемнадцать проектов «Укрытия», из которых был выбран только один. Он был окончательно утверждён 20 августа 1986 года, за три месяца и десять дней до принятия «Укрытия» в эксплуатацию. О ходе сооружения «Укрытия» можно прочитать здесь и здесь и здесь. Для понимания масштабов происходившего позволю себе лишь привести небольшую цитату. Речь идёт о строительстве под Чернобылем четвёртого бетонного завода для обеспечения стройплощадки «Укрытия» (первые три были построены «в чистом поле» под Чернобылем в июне—июле 1986 года): «Сегодня подписали акт сдачи четвертого завода. В „мирное“ время заводы такого типа монтируются за 5–6 месяцев. А мы практически за две недели запустили его в дело… Оказывается, можем работать, можем делать дело. За эти две недели сложился настоящий, хороший коллектив, никто никого не подстегивал, каждый делал свое дело, делал на совесть».

В ходе ликвидации последствий аварии возникло ещё немало уникальных проектов: «стена в грунте» вокруг Чернобыльской АЭС, созданная для отсечения грунтовых вод промплощадки от реки Припять, дезактивация территорий ближней зоны ЧАЭС, залесение территории ближней зоны, захоронение «Рыжего леса», дезактивация и радиационный контроль в 30-км зоне, вопросы контроля в сельском хозяйстве и многое-многое другое. Каждый проект по-своему интересен и неповторим, полон специфических деталей, и специалисты могут многое о них рассказать. Я остановлюсь здесь на двух других сюжетах, более дискуссионных и потому более интересных для подробного разбора.

В комментариях к опросу про Чернобыль упоминался известный миф про управление погодой в зоне аварии, в результате которого якобы намеренно были загрязнены радионуклидами обширные территории Белоруссии и России. Его появление связано с тем, что в Зоне отчуждения с конца мая по конец декабря 1986 года действительно велись работы по контролю за погодой, однако цель их заключалась в том, чтобы препятствовать распространению радионуклидов с территории уже загрязнённой Зоны отчуждения на незагрязнённые территории. Летом 1986 года основным путём выноса радионуклидов из Зоны был сток их в реку Припять, а оттуда — в Киевское водохранилище. Чтобы уменьшить смыв радионуклидов в Припять, проводились работы по борьбе с дождевыми облаками на подступах к Зоне. Осенью же проводились работы по подавлению конвективных облаков, зарождающихся над Зоной, так как образовывавшиеся над Зоной облака содержали большое количество радиоактивной пыли. О каком-то намеренном загрязнении территорий речь не может идти уже хотя бы потому, что основные «следы» радиоактивных загрязнений сформировались в первые дни после аварии, когда ещё не было точных данных об основных направлениях переноса радионуклидов.

Второй сюжет связан с очисткой крыш здания 2-й очереди ЧАЭС (3 и 4 энергоблоки) от радиоактивных обломков, выброшенных из реактора четвёртого блока во время взрыва. Не считая самого 4-го энергоблока и примыкающей к нему территории, крыша третьего блока была наиболее опасна для работы — МЭД гамма-излучения от обломка ТВЭЛа или графитового канала может составлять более 1000 Р/ч, а «рассеяние» обломков по крыше приводило к высокой неравномерности полей (в пределах шага МЭД могла меняться в десятки и сотни раз). Первоначальный план заключался в том, чтобы использовать робототехнику для очистки кровель, однако роботы — как советские, так и зарубежные — оказались для этой цели непригодны: они застревали на обломках, а из-за высоких полей иногда отказывали системы управления. По имеющимся документам и воспоминаниям очевидцев (см. в том числе комментарии к посту) можно предположить, что до конца августа — начала сентября работы по очистке крыши 3-го энергоблока велись параллельно техникой и «партизанами», при этом индивидуального дозиметрического контроля не велось, суточное ограничение дозы в описанных условиях выдерживать было практически невозможно даже с учётом времени работы каждого человека в несколько минут, и в итоге суточные дозы фактически фальсифицировались. Была придумана также некая индивидуальная защита в виде свинцовых пластин — впрочем, её эффективность многими ставится под сомнение, так как она сильно затрудняла движения, увеличивая время работы. Дозиметрические данные при этом также получались из результатов предварительной разведки и оказывались крайне неточными из-за высокой неравномерности полей на крыше (куски графита и топлива создавали локальные очаги с крайне высокой мощностью экспозиционной дозы). Насколько я понимаю, к середине сентября стало ясно, что безлюдные технологии очистки кровли неэффективны, и тогда было принято решение целиком перейти на метод очистки кровли вручную. Для участников этих работ предел суточной дозы был увеличен от 2 до 20 бэр, и оцененные дозы за один выход на крышу были близки к 10 бэр (что ещё раз показывает, что при предшествующих работах по очистке крыши суточная доза в 2 бэра выдерживаться не могла). Во многих источниках, например, здесь, ситуация описана таким образом, что складывается впечатление, будто работ по очистке крыши до конца сентября 1986 года не велось, но это не так — в частности, в комментариях к этому посту можно найти воспоминания людей, работавших на очистке крыши в августе-сентябре 1986 года. В итоге очистка крыш от крупных обломков была заявлена как осуществлённая, но реального результата в смысле снижения МЭД на крыше это не дало — судя по всему, часть обломков топлива, а также мелкие «соринки» прочно вплавились в кровлю. В итоге кровлю третьего энергоблока повторно очища в декабре 1986 года, а затем и в 1987 году уже по-другому (если я не ошибаюсь, с частичной заменой)…

Эпизод с очисткой кровли является весьма дискуссионным — масса людей считает, что эта операция была преступной или почти преступной. Выскажу своё мнение, для ясности разбив его на отдельные утверждения.

1. Очистка крыш здания 2-й очереди в 1986 году была необходима — надо было захоронить выброшенные из реактора куски графита и обломки ТВЭЛов до окончания строительства «Укрытия». Сильное промедление с этими работами, на мой взгляд, имело бы более серьёзные негативные последствия.
2. Привлечение большого числа людей к операции было необходимостью, обусловленной полями на крыше и установленным дозовым пределом. Видимо, в этой связи привлечение военных было неизбежным.
3. Я согласен с мнением участника тех событий, что средства защиты были малоэффективны, а также с тем, что можно было организовать работы на лучшем уровне. В частности, можно было бы сформировать более мелкие отряды добровольцев, предварительно обучив их некоторым приёмам работы в высоких неравномерных полях. Это позволило бы сделать и дозиметрический контроль участников работ более адекватным.
4. Исходя из вышеизложенного, я не согласен, что операция как таковая по очистке кровли была преступной. Она не оправдала всех возложенных на неё надежд, но она была необходимой. В то же время фальсификации дозиметрических данных, разумеется, были преступлением, однако они были связаны с непродуманностью и негибкостью организации работ, а не с особенностями этой конкретной операции.
5. Абсолютной глупостью, с моей точки зрения, было очень позитивное преподнесение окончания операции по очистке кровли в сентябре 1986 года. Были подтасованы факты о реальных дозах на крыше после операции, поспешно выдавались награды… Верхом этой глупости выглядит установка на венттрубу второй очереди красного знамени в честь успешного окончания операции (если знамя установили добровольцы; если их заставили это сделать, это было преступлением).

В заключение заметки о ликвидации хочу сказать следующее. Не все шаги по ликвидации последствий Чернобыльской аварии были правильными — были сделаны и ошибки, стоившие ликвидаторам здоровья. Но лично меня наиболее поразило следующее наблюдение. В ликвидации аварии принимали участие люди очень разных специальностей и профессий, и прибывали они на ликвидацию с разным статусом. Так вот, мне кажется, что отрицательные стороны ликвидации чётко разделяются по категориям ликвидаторов. Так, люди, прибывшие на ликвидацию через Минобороны, обычно жалуются на вещи, связанные с армейской организацией: старший состав шёл на фальсификацию доз подчинённых из-за страха санкций от начальства (вплоть до трибунала). С другой стороны, специалисты-атомщики обычно не жалуются на замалчивание их доз, потому что они были меньше всего заинтересованы в достижении предельной годовой дозы (это автоматически означает недопуск в зону строгого режима АЭС, т.е. фактически отлучение от работы). Иными словами, мне кажется, что во время ликвидации просто проявились достоинства и недостатки разных «систем, принимавших участие в ликвидации».

И, наконец, последнее соображение. Ликвидация последствий Чернобыльской аварии требовала уникального напряжения сил огромного количества людей, мобилизации экономики огромной страны в кратчайшие сроки, причём мобилизации не напрасной, а совершенно оправданной. И в последнее время я всё чаще склоняюсь к мысли, что в 1986 году ликвидация последствий аварии такого масштаба была под силу очень немногим государствам мира, а ликвидация на том уровне, на котором она была произведена, была под силу, пожалуй, только СССР. Да, именно так: при всех допущенных ошибках и при всей сомнительности некоторых шагов я полагаю, что общее качество ликвидации (в смысле суммарных негативных последствий) было на очень высоком уровне, вряд ли доступном другим странам тогда, а возможно, и сейчас. И поэтому хочется сказать огромное спасибо всем людям, принимавшим участие (непосредственное или организационное) в ликвидации последствий Чернобыльской аварии. Эти люди делали уникальную работу, опыт которой ещё предстоит полностью осмыслить и учесть.

Как всегда, приветствуются вопросы, замечания и дополнения к написанному мной.

Пятая часть: Чернобыль. V. Природа и человек.
Послесловие.

аварии, ликвидации, чернобыльской, аэс, реактора, дезактивации

Чернобыльская АЭС после взрыва реактора. 1986 год. Фото Reuters

После демонстрации англо-американского сериала о чернобыльской аварии в средствах массовой информации появились воспоминания многих свидетелей этих событий. К сожалению, в самом фильме и в ряде публикаций приводится немало недостоверных сведений о самой аварии и деятельности некоторых участников ликвидации. 

Большинство тех, о ком сейчас вспоминают, уже ушли из жизни и не могут реагировать на происходящее. Мне как человеку, бывшему в гуще событий начального периода ликвидации последствий чернобыльской  аварии, хочется дать более взвешенную оценку многому из того, что происходило в ходе ликвидации последствий чернобыльской аварии.

Хронология основных событий по ликвидации последствий аварии

26 апреля, 1.23 – взрыв и последующий пожар на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС.

26 апреля, 1.30–1.35 – прибытие дежурных караулов пожарных частей.

26 апреля, 6.35 – ликвидация очагов пожара на крыше станции и в машинном зале.

27 апреля, 14.00–17.00 – эвакуация жителей г. Припять численностью около 50 тыс. человек.

29 апреля – начато тампонирование разрушенного реактора с вертолетов поглощающими материалами.

3 мая – выполнены работы по оценке радиационной обстановки в 30-километровой зоне ЧАЭС.

6 мая – завершено тампонирование разрушенного реактора, мощность радиоактивных выбросов снижена в тысячи раз, развернуты крупномасштабные работы по дезактивации промышленной площадки, зданий и сооружений АЭС.

30 мая – выполнены основные работы по очистке промышленной площадки от высокорадиоактивных источников и начато строительство укрытия.

28 июня – завершено сооружение защитной плиты под разрушенным реактором.

30 сентября – завершены первоочередные водоохранные мероприятия бассейна реки Припять. Эти работы были выполнены по настоятельному требованию руководства Украины. Хотя последующий контроль радиационной обстановки показал, что существенный перенос радиоактивных загрязнений в бассейн Днепра и тем более в Черное море не наблюдается.

1 октября – выполнены наиболее опасные работы по очистке кровли третьего блока от высокорадиоактивных источников. Эти работы в искаженном виде были показаны в англо-американском фильме. В то же время, по свидетельству участников, к работам привлекались только добровольцы, которые находились в особо опасной зоне не более 30 секунд.

30 октября – осуществлен ввод в эксплуатацию первого энергоблока ЧАЭС.

30 ноября – завершено строительство объекта «Укрытие» и осуществлен ввод в эксплуатацию второго энергоблока ЧАЭС.

30 декабря 1987 года – осуществлен ввод в эксплуатацию третьего энергоблока ЧАЭС.

В течение 1988 года завершено строительство первой очереди г. Славутич и обеспечена возможность безвахтовой эксплуатации ЧАЭС.

Таким образом, к декабрю 1986 года за семь месяцев были завершены мероприятия по ликвидации режима чрезвычайной ситуации на атомной станции и наступил длительный период преодоления последствий аварии, который продолжается и по настоящее время.

Эффективность действий по ликвидации последствий аварии

Следует признать, что человечество впервые столкнулось со столь масштабной радиационной аварией, наша страна не была, да и не могла быть готова к ликвидации чрезвычайной ситуации подобного масштаба. Однако в этой сверхэкстремальной обстановке было налажено достаточно эффективное взаимодействие различных министерств и ведомств, в сжатые сроки была сформирована многофункциональная группировка сил и средств для смягчения последствий аварии, что позволило оперативно осуществить необходимые мероприятия по защите населения, локализовать основные источники радиоактивного загрязнения и постепенно нормализовать радиационную обстановку на атомной станции.

Анализ результативности выполненных работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС и реабилитации территорий позволяет признать, что наиболее успешными были следующие мероприятия:

– ликвидация очагов пожара на крыше станции и в машинном зале;

– организация массовой эвакуации жителей г. Припяти и других населенных пунктов из 30-километровой зоны;

– тампонирование разрушенного реактора с воздуха набором веществ, обеспечивающих снижение температуры активной зоны реактора;

– работы по дезактивации промышленной площадки, зданий и сооружений АЭС;

– строительство саркофага для укрытия разрушенного четвертого блока атомной станции;

– мероприятия по социально-экономической реабилитации пострадавших людей и территорий.

Вместе с тем необходимо отметить, что задержка с информацией о произошедшей аварии на Чернобыльской АЭС, ее характере и масштабах не только в районе аварийной АЭС, но и по стране отрицательно сказалась на своевременности принятия мер по организации защиты населения от радиационных воздействий. Не была своевременно проведена йодная профилактика, и в необходимом объеме не была развернута сеть радиационного наблюдения. В результате с запозданием были обнаружены факты радиоактивного загрязнения территорий не только на Украине, но и в России и Белоруссии.

Самой главной ошибкой в организации действий по ликвидации последствий аварии было привлечение к работам в загрязненных зонах большого количества людей, психологически не подготовленных для работы в особо опасных условиях. Это в последующем повлекло за собой существенные социально-экономические издержки по поддержанию жизни и здоровья многих ликвидаторов аварии. Отрицательно влияли на психологический настрой ликвидаторов недостатки в организации дозиметрического контроля. Вначале весь индивидуальный контроль облучения в основном осуществлялся войсковыми дозиметрами ДК-0,2, ДКП-50, ИД-1 и ИД-11. Все они не обеспечивали решение этой задачи. Одни (ДК-0,2) зашкаливали, другие (ДКП-50) имели большую погрешность измерения, а третьи (ИД-1 и ИД-11) не обеспечивали контроля при небольших дозах облучения до 10 бэр. Кроме того, дозиметров просто не хватало. Был использован групповой метод контроля, когда дозиметр выдавался старшему группы и всему личному составу группы зачислялась доза с этого единого дозиметра. Безусловно, данный метод контроля не выдерживал никакой критики при пятнистом характере загрязнения местности, но другого выхода не было. Попытка использовать расчетный метод больших положительных результатов не дала. Лишь переход со временем на использование ряда других дозиметров (Д-2р, ДПГ-0,3 и др.) позволил решить эту проблему. В целом же надо констатировать, что дозиметрический контроль при работах в начальный период ликвидации последствий чернобыльской аварии был организован плохо.

Малорезультативными оказались крупномасштабные работы по дезактивации населенных пунктов и территорий в 30-километровой зоне, которые не привели к существенному снижению уровня радиации. Не следовало проводить работы по пылеподавлению местности и строительству плотин на реке Припять и ее притоках, так как отсутствовал измеряемый перенос радионуклидов между ландшафтными комплексами.

В 2011 году произошла тяжелая радиационная авария на японской атомной станции «Фукусима». Цунами повредило часть оборудования, важного для безопасности, в том числе были выведены из строя дизель-генераторы системы аварийного электроснабжения. Возникла ситуация полного обесточивания АЭС. Следует признать, что японские специалисты при организации работ учитывали опыт ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Была организована экстренная эвакуация населения из зон заражения. Работы по ликвидации аварии проводились только на территории станции. К участию в работах привлекался ограниченный контингент ликвидаторов: на начальном этапе аварии всего 180 пожарных-добровольцев.

Однако сравнительный анализ эффективности действий ликвидаторов чернобыльской аварии и аварии на «Фукусиме» свидетельствует о недостаточной оперативности выполнения работ японскими ликвидаторами.

При возникновении аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС пожарные расчеты смогли в течение пяти часов ликвидировать 30 очагов возникших пожаров и тем самым предотвратить разрушение остальных энергоблоков. В то время как на станции «Фукусима» из-за длительной доставки новых дизелей для питания энергоблоков, запаздывания в регулировании давления в энергоблоках остановить дальнейшее развитие аварии не удалось. В течение 10 суток продолжались взрывы и пожары на всех четырех энергоблоках, что, естественно, вызывало панические настроения в обществе. Недостаточно оперативно велись работы по ликвидации опасных радиационных загрязнений. Вместе с тем наличие защитных корпусов для ядерных реакторов «Фукусимы» существенно (на несколько порядков) сократило объемы выбросов радиоактивных веществ и уменьшило масштабы загрязнений.

Таким образом, если бы наши ликвидаторы действовали так же неспешно, как японские, и допустили разрушение всех четырех ядерных реакторов ЧАЭС, большая часть европейской территории страны подверглась бы сильнейшему радиоактивному заражению и находилась бы в зонах отчуждения.

33-10-1.jpg
Академик Валерий Легасов. 1986 год.
Фото со страницы МАГАТЭ в Flickr

Участники ликвидации последствий аварии

Академик В.А. Легасов. О нем распространяют много мифов, связанных с его самоубийством. Некоторые даже высказывают предположение, что он был убит. В англо-американском сериале он показан безвольным исполнителем указаний председателя правительственной комиссии Бориса Щербины. В то же время практически все, кто с ним работал в Чернобыле, считают его одной из самых ярких и легендарных личностей. Он является основоположником науки о безопасности и риске.

За несколько лет до чернобыльской катастрофы, основываясь на анализе аварии на американской АЭС Три-Майл-Айленд в 1979 году, Легасов и его единомышленники выступили с предложением о разработке новой методологии безопасности ядерной энергетики, основанной на концепции приемлемого риска и исключающей ведомственные интересы. В статье, опубликованной ими в 1980 году в журнале «Природа», говорилось: «При определенных обстоятельствах, несмотря на наличие мер безопасности, на АЭС возможно возникновение условий для аварии с повреждением активной зоны и выбросами в атмосферу определенного количества радиоактивных веществ». Это утверждение вызвало неприятие не только со стороны административно-бюрократического аппарата, но и многих ученых и конструкторов, специалистов в области ядерной энергетики. Даже после чернобыльской аварии, которая произошла на фоне практически всеобщей убежденности в полной безопасности ядерной энергетики в СССР, методологические подходы в нормативной базе безопасности атомных электростанций менялись крайне медленно.

Скорее всего это идеологическое противостояние с ведущими специалистами в области ядерной энергетики сыграло главную роль в безвременном его уходе из жизни. Особенно болезненно он переживал провальное голосование по его кандидатуре на должность директора Института атомной энергии. Видимо, его коллеги не могли смириться с тем, что крупнейший в стране физический институт возглавит химик-технолог по основному образованию. Однако жизнь преподносит сюрпризы: в настоящее время этим институтом руководит не известный физик и не известный химик, а выдающийся специалист разговорного жанра.

При ликвидации последствий чернобыльской аварии одной из основных технических проблем, вставших перед участниками, было «укрощение» разрушенного реактора. Бушующий внутри реактора пожар выбрасывал в атмосферу значительное количество высокоактивных частиц ядерного топлива, существенно увеличивая уровни радиоактивного загрязнения местности. Вначале разрушенный реактор заливали водой, предназначенной для охлаждения активной зоны. Однако высокоактивная вода переполнила имеющиеся емкости и стала поступать в помещения нижних этажей третьего, второго и первого энергоблоков, угрожая безопасности других ядерных реакторов. Тогда коллектив экспертов под руководством академика Легасова предложил решение о тампонировании реактора с воздуха набором веществ, обеспечивающих снижение температуры активной зоны реактора. С целью сокращения выхода радиоактивных газов и аэрозолей из развала реактора была предложена засыпка поврежденного реактора песком, борной кислотой, доломитовыми глинами, свинцом и другими материалами. Практическое выполнение столь сложных и масштабных задач по засыпке реактора легло на плечи летчиков вертолетных частей под руководством Героя Советского Союза генерала Н.Т. Антошкина. Для транспортировки мешков с песком использовались списанные тормозные парашюты, прикрепленные к внешней подвеске вертолетов. С 27 апреля по 6 мая на реактор было сброшено около 5 тыс. т материалов, в результате чего шахта реактора покрылась слоем сыпучей массы, интенсивно сорбирующей радионуклиды. Благодаря этому к 6 мая выброс радиоактивности снизился до нескольких сотен, а к концу мая – до нескольких десятков кюри в сутки. Одновременно с этим было обеспечено устойчивое охлаждение оставшихся в реакторе топливных композиций.

Валерий Алексеевич Легасов постоянно искал в науке новые пути. Он не боялся рисковать, мог ошибаться. Но неизменным оставалось его стремление принести максимальную пользу стране, изменить к лучшему положение дел в тех областях науки и практической деятельности, с которыми была связана вся его жизнь. Все сделанное им остается достоянием народа нашей страны, и новые поколения граждан России будут еще не раз обращаться к творческому наследию этого выдающегося ученого и замечательного человека.

Генерал-полковник В.К. Пикалов. Его роль в развитии вооружения химических войск и средств защиты чрезвычайно велика. Американские коллеги мне рассказывали, что когда к ним поступили советские, захваченные у египетской армии трофейные образцы бронетанковой техники, оснащенные системами защиты личного состава от оружия массового поражения, они поняли, насколько СССР опередил США в развитии технических средств защиты, и предложили своему правительству начать переговоры о запрещении химического оружия. Задолго до чернобыльской катастрофы, предвидя особо тяжелые последствия возможных чрезвычайных ситуаций с мирным атомом, В.К. Пикалов еще в конце 1970-х годов создал управление радиационной безопасности. По сложившейся традиции руководителем управления был назначен специалист высшей квалификации кандидат химических наук, капитан 1 ранга В.А. Владимиров (впоследствии контр-адмирал, заместитель министра ЧС России). К концу 1970-х годов за счет численности химических войск был сформирован мобильный отряд быстрого реагирования, оснащенный необходимой техникой для ликвидации последствий аварий, связанных с ядерными энергетическими установками. Поэтому, когда случилась чернобыльская беда, только военные химики обладали силами быстрого реагирования и необходимым составом специалистов для выполнения подобных задач. Именно с помощью личного состава мобильного отряда Пикалову удалось решить одну из первостепенных задач – убрать высокоактивный радиационно опасный мусор, образовавшийся в результате разрушения четвертого блока Чернобыльской АЭС. Этим были созданы необходимые условия для строительства саркофага. В течение короткого времени Пикалову удалось развернуть несколько частей и соединений химических войск, которые выполнили основной объем работ по дезактивации района аварии и населенных пунктов. Авторитет Пикалова среди участников ликвидации последствий аварии был непререкаем, они с большим удовлетворением восприняли известие о присвоении ему высокого звания Героя Советского Союза.

Соединив в себе качества крупного военного начальника, творца-ученого, системного аналитика-организатора, Владимир Карпович Пикалов добился выдающихся успехов в развитии военно-химической науки и оснащении нашей армии высокоэффективными образцами вооружения и средств защиты.

Заместитель председателя Совета министров СССР Ю.Д. Маслюков. Он руководил Правительственной комиссией по ликвидации последствий аварии в течение июня 1986 года. В отличие от своих предшественников Маслюков при принятии решений обязательно советовался со специалистами по данному вопросу. Практически всю свою сознательную жизнь он проработал в наиболее успешной в Советской Союзе оборонно-промышленной отрасли, везде пользовался заслуженным авторитетом у сослуживцев. Начинал на оборонных предприятиях в Ижевске, где ему установлена памятная доска. В период возникновения аварии он возглавлял Военно-промышленную комиссию Совета министров СССР и к работе Правительственной комиссии привлек ряд своих сотрудников, которые курировали разработку образцов вооружения, используемых в работах по ликвидации последствий аварии. С помощью этих сотрудников Маслюков смог привлечь к работе над подготовкой тех или иных решений наиболее компетентных специалистов, участвующих в ликвидации последствий аварии. Хорошая инженерная подготовка и широкий кругозор позволяли ему легко ориентироваться в различных областях науки и техники. При нем было развернуто строительство укрытия, завершено сооружение защитной плиты под разрушенным реактором, исключающей возможность загрязнения подземных источников водоснабжения. Ему удалось существенно сократить малоэффективные работы по пылеподавлению, не допустить развертывания крупномасштабных работ по очистке пруда-охладителя. К этому времени нами было выявлено быстрое снижение уровня загрязнений на акваториях рек и водоемов за счет высоких скоростей распределения радионуклидов в водной среде. Маслюкову удалось нейтрализовать попытку некоторых украинских ученых-физиков во главе с академиком Пасечником обвинить военных химиков в том, что они занижают уровни радиации на территории Украины. По его указанию была создана межведомственная группа из числа видных специалистов по радиационному контролю с участием обвинителей, которая, оценив характеристики используемых средств радиационного контроля, смогла убедить всех заинтересованных лиц в необоснованности данных претензий. Он поддержал наши предложения о нецелесообразности дальнейшего проведения работ по дезактивации населенных пунктов и территорий в 30-километровой зоне, но оперативная группа Политбюро ЦК КПСС по вопросам, связанным с ликвидацией последствий аварии, решила продолжить эти работы, исходя из политических соображений: «Власть должна показать народу, как она стремится вернуть пострадавших в родные края».

Его как талантливого организатора высоко ценил Евгений Максимович Примаков. Не случайно в период тяжелого экономического кризиса в августе 1998 года Маслюкова назначили первым заместителем председателя правительства Российской Федерации. Умелые действия Юрия Дмитриевича Маслюкова по управлению экономикой России позволили в течение года успешно преодолеть последствия кризиса.

Академик А.Д. Кунцевич. О нем тоже было очень много клеветнических измышлений. В период его работы на должности председателя Комитета по конвенциональным проблемам химического и биологического оружия при президенте Российской Федерации против него была развернута клеветническая кампания в прессе, которая представляла его главным «химическим ястребом» – идеологом продолжения работ по дальнейшему развитию химического оружия в нашей стране. Для того чтобы окончательно отстранить Кунцевича от участия в работах по уничтожению химического оружия, по дипломатическим каналам спецслужбами западных стран была распространена информация, что Кунцевич оказывает помощь все той же злополучной Сирии в создании химического оружия. К сожалению, на эту утку клюнули органы государственной безопасности и возбудили против него уголовное дело. Естественно, сфабрикованное уголовное преследование существенно сократило жизненный путь Анатолия Демьяновича.

В период чернобыльской аварии академик Кунцевич занимался самой сложной технической проблемой – разработкой новых технологий ликвидации радиационных загрязнений на пострадавших территориях. Эффективность традиционных способов дезактивации, основанных на использовании водных процедур, оказалась низкой. В связи с этим необходимо было в сжатые сроки провести широкий поиск различных рецептур и технологий дезактивации. В начале мая на заседании оперативной группы Политбюро ЦК КПСС по вопросам, связанным с ликвидацией последствий аварии, академик Кунцевич по согласованию с Президиумом Академии наук в своем выступлении впервые обозначил масштабы долговременных последствий чернобыльской катастрофы и предложил сформировать научный центр Министерства обороны для практической апробации различных способов ликвидации последствий радиоактивных загрязнений и подготовки рекомендаций по экологической реабилитации пострадавших территорий. Кроме этого, по его инициативе для непосредственного научно-технического сопровождения действий частей химических войск по ликвидации радиационных загрязнений в помещениях и на территории Чернобыльской атомной станции была сформирована оперативная группа специалистов Научно-исследовательского института химических войск и Военной академии химической защиты. Рекомендованные этой группой способы дезактивации позволили личному составу частей химических войск в кратчайшие сроки (в течение двух месяцев) удалить основные радиационные загрязнения на территории станции, что, в свою очередь, обеспечило развертывание работ по строительству укрытия для разрушенного блока и ввод в эксплуатацию остальных трех энергоблоков.

Научно-технические проблемы, решаемые Научным центром в ходе преодоления чернобыльской катастрофы, носили более долговременный, комплексный, междисциплинарный характер и требовали привлечения широкого круга ученых и специалистов. Исследования, выполненные Научным центром, ускорили прогресс в ряде отраслей науки и техники. Были созданы массовые (бытовые) радиометры, новые образцы дозиметров, достоверно регистрирующих малые дозы облучения, экспресс-анализаторы изотопного состава, новое поколение средств наземной и воздушной радиационной разведки с использованием геоинформационных технологий, улучшена картография результатов измерений. Дальнейшее развитие получили средства индивидуальной защиты, в первую очередь газо-пылезащитные респираторы, специальная защитная одежда от радиоактивных веществ, костюмы с автономным жизнеобеспечением, создано новое поколение медицинских средств радиационной защиты. Особое развитие после чернобыльской аварии получили технологии и средства дезактивации. В Чернобыле впервые были апробированы различные робототехнические устройства для работы в особо опасных условиях.

Анатолий Демьянович Кунцевич был выдающим представителем военно-химической науки. Все сделанное им остается достоянием нашей страны, и новые поколения военных химиков будут еще не раз обращаться к творческому наследию этого выдающегося ученого и замечательного человека.

Всех этих людей объединяло умение глубоко вникать в порученное им дело, проявлять высокое чувство ответственности за выполнение поставленных задач и способность сосредоточить усилия специалистов различных отраслей науки и промышленности на решении крупных оборонных и народно-хозяйственных проблем. Именно эти качества позволили им добиться значительных жизненных успехов.

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Чернобыль ошибка персонала
  • Чернобыль ошибка или преступление
  • Чернила закончились canon как сбросить ошибку
  • Чернеющая темнота это лексическая ошибка
  • Чери фора ошибка р0504