Он не признавал местоимения «я»
Он не признавал местоимения «я»
Сам Борис Николаевич Ельцин вообще не любил говорить о себе, о своих мыслях, чувствах, эмоциях, планах и идеях. Никто, за исключением самых близких людей, не слышал его откровений. Если он вообще был способен на откровенность. Книги, написанные за него, не в счет. Другие, конечно, много чего наговорили о Ельцине, в том числе и всякой несусветной и обидной бессмыслицы. Надо отдать должное Ельцину. Он вел себя достойно. Стойко переносил клевету и никогда не отвечал ни на брань, ни на критику.
В январе 2000 года, через девять дней после ухода Ельцина в отставку, в Большом театре вручали премии «Триумф», присуждаемые выдающимся мастерам литературы и искусства. В царской ложе появился Борис Николаевич с Наиной Иосифовной. Зал встал. И тогдашний художественный руководитель Большого театра Владимир Васильев сказал ему фантастические слова:
— Вы триумфально пришли и триумфально ушли.
Зал вновь встал. Это было признание. Ему забыли все плохое. Люди отходчивы. Самый талантливый режиссер не сумел бы так искусно покинуть политическую сцену, как это сделал первый президент России, который в последний день XX столетия передал свое кресло в Кремле Владимиру Владимировичу Путину.
Высокий и немногословный Ельцин с его твердым характером более всего соответствовал вошедшему в нашу плоть и кровь представлению о начальнике, хозяине, вожде, отце, даже царе и нашему желанию прийти к лучшей жизни, которое должно совершиться по мановению чьей-то руки. Как выразился один замечательный историк, в самом глухом уголке самой религиозной страны на нашей планете не встретишь такого упования на чудо, какое существует в России, в которой атеизм многие десятилетия был одной из опор государственного мировоззрения.
Все его существо было настроено на достижение власти и на ее удержание. Летом 1989 года помощник президента СССР Георгий Шахназаров спросил Горбачева:
— А почему бы вам не удовлетворить амбиции Ельцина? Скажем, сделать его вице-президентом?
Михаил Сергеевич отрезал:
— Не годится он для этой роли, да и не пойдет. Ты его не знаешь. Ему нужна вся власть.
Ельцин принадлежал к числу людей, которые лучше всего проявляют себя в роли полновластного хозяина. Он родился таким, такова была его генетическая структура. Вся его жизнь была подчинена этой внутренней программе. И даже когда он уходил в отставку (а он делал это дважды), то с глубоким смыслом. Не стоит забывать, что в его жизни первая отставка привела к победе и президентству, вторая — избавила его от всех проблем, которые преследовали его все последние годы.
Ельцин нисколько не сомневался, что его роль в истории России будет оценена по достоинству. И это произойдет вне зависимости от того, как поведет себя его преемник — будет ли он с уважением относиться к ушедшему в отставку первому президенту России или же по традиции возложит на него вину за все беды и неудачи.
Хотя Ельцин понимал, что при неблагоприятном развитии событий его, конечно, могли бы привлечь к ответственности за то, что при нем происходило. Один из его помощников говорил мне тогда, что Борис Николаевич, наверное, даже готов стать жертвой. Значит, он тем более войдет в историю. Говоря шахматным языком, это жертва ферзя ради выигрыша партии.
Но похоже, Борис Николаевич решил не рисковать и не захотел жертвовать собой, поэтому преемника тоже выбрал по собственному вкусу.
— Мне всегда говорили — и его охранники, и те из помощников, кто был к нему близок, — что он любит напористых, даже хамоватых, — рассказывал мне бывший руководитель президентской администрации Сергей Филатов. — Ему нравились люди инициативные, безусловно преданные, те, кому можно доверить свои тайны. Путиным он восхищался, потому что тот, став главой правительства, смело и твердо проводил линию в Чечне. А вот хлипких Ельцин не любил. И я заметил, он не любил совестливых глаз. Боялся их. Может быть, поэтому он не очень часто раскрывался, не хотел показать себя.
Считал ли Ельцин себя вождем, лидером? Размышлял ли о себе и о своем месте в истории?
Андрей Козырев, первый министр иностранных дел новой России:
— Он о себе вслух никогда не говорил. Это ему не было свойственно. Никогда не слышал, чтобы он занимался каким-то самоанализом. Но у него был ярко выраженный советский вождизм. Он же секретарь обкома. Он считал, что может и должен руководить, что это естественная для него роль. Но при этом о себе не говорил! Это тоже представление о мистичности власти. Советская бюрократия была страшно замкнутая и закрытая. Мы ведь видели только портреты, и эти люди старались вести себя как портреты даже между собой. С определенного уровня человек вел себя особым образом — мало говорил и только произносил лозунги, отдавал руководящие указания, в том числе своим детям. Почему в этих семьях было много наркоманов и пьяниц? Потому что у них не было нормального общения с родителями, в семье не было отца или деда, а был член политбюро. Внуки и дети не знали, что думает отец или дед… У Бориса Николаевича это тоже чувствовалось. Хотя в своей семье он был нормальным папой и дедушкой, я это видел…
— И все-таки он, наверное, думал о себе: «Это я построил новую Россию»? — спросил я у Георгия Сатарова, бывшего помощника президента.
Сложно ответить. Ельцин — человек, который не признавал местоимения «я». Это особенно заметно по его выступлениям. Когда я стал участвовать в подготовке его речей, один из первых уроков, которые мы получили: Ельцин не любит местоимения «я». Это проявлялось и в общении. Он про себя очень не любил говорить. Мне просто трудно вспомнить, чтобы он произнес: «Мне это неприятно». Когда нужно было сказать о себе, он говорил в третьем лице: «президент». Журналисты его на этом ловили — но это не мания величия! Это совсем другое! И о своих чувствах, эмоциях он не говорил. Так что можно только строить предположения.
— Когда он разговаривал с окружающими, видно было, что Ельцин всякую минуту помнит, что он — президент?
— Да, безусловно. Это часть его игры. «Я первый президент России и поэтому должен быть именно таким».
— А это сознание собственного величия не переходило в обычное начальственное барство?
— В личном кругу, среди помощников, членов президентского совета, я этого не замечал. Рассказы такого типа слышал, но это, может быть, касалось самых близких людей, которых Борис Николаевич использовал, чтобы сорвать на них напряжение, разрядиться как-то. Он мог бросить какую-то не понравившуюся бумагу, но не в лицо. Конечно, мог проявить раздражение… Но это видели только самые близкие люди.
— Грубости я никогда не видел, — вспоминает Козырев. — Барского, советского хамства тоже не встречал — ни в отношении к себе, ни к другим. Он всегда обращался на «вы» — за исключением редких случаев интимного общения вне работы. И по имени-отчеству. Он вообще не ругался матом. У нас в ряде случаев это просто общепонятный технический язык, а он этого не выносил. В работе с ним было много приятных сторон, царила более культурная, интеллигентная обстановка, чем в советские времена.
В президентском клубе, где собиралось высшее руководство страны — заниматься спортом или ужинать, — Ельцин даже ввел штраф: сто рублей за каждое нецензурное слово. Желающие рассказать скабрезный анекдот сразу выкладывали деньги, а потом веселили публику. Но Ельцин к этому все равно относился неодобрительно, хотя анекдоты любил.
— Звучит удивительно! Всегда считалось, что Ельцин — обкомовский человек, чуть что — кулаком по столу. Или это он не со всеми себя так вел? — продолжаю я беседу с Сатаровым.
— Он же артист, — отвечает мой собеседник. — Умел играть. Он, может быть, не всегда правильно строил свою роль, но всегда играл. Он, может быть, с нами тоже играл, но то была другая игра — с теми, кого он сам выбрал, кто ему должен помогать. Он иногда любил говорить добрые слова. Например: «Георгий Александрович, я наблюдаю за вашей работой, даже знаю о ней больше, чем вы думаете, и я вами доволен». В этих словах тоже была своя игра. Но приятная…
Ельцин совершал ошибки, ведь и самый гениальный шахматист иногда проигрывает. Он потерпел множество мелких поражений, он оставил страну в бедственном положении, но в борьбе за власть выиграл все основные битвы. В этом его отличие от Горбачева, блистательного тактика, который одерживал одну мелкую победу за другой, но проиграл главную битву и лишился власти. Ельцина никто не сумел лишить власти. Он ушел сам, когда счел это целесообразным.
Борис Николаевич вступал в борьбу, когда становилось ясно, что команда может проиграть. Тогда он брался за дело, и ситуация сразу менялась. В нем решение должно было созреть. Когда это происходило, он действовал. А так он мог как бы дремать, порождая самые странные предположения на свой счет.
— Он хитрый, — говорит Андрей Козырев. — Он следил за всем полем. И многие ошибались, думая, что он уже потерял хватку. Впечатление создавалось такое, будто крокодил спит. И я видел, как многих людей это подводило. Он, возможно, специально делал вид, что спит. Хотел посмотреть: а как они себя поведут?..
Противники Ельцина относились к нему уничижительно. Но как же в таком случае ничтожны его противники, которые постоянно ему проигрывали! Наверное, многим это сознавать неприятно, но он побеждал во всех выборах, в которых участвовал. Ему дважды пытались объявить импичмент. Причем оба раза депутаты — сначала Верховного Совета, потом Государственной думы — были уверены, что избавятся, наконец, от этого человека. И все равно Ельцин их обставил.
Мелкий политик, как и шахматист средней руки, ставит перед собой конкретную цель, достигнув ее, переходит к следующей, словом, карабкается наверх шаг за шагом, всякий раз просчитывая всего лишь несколько ходов вперед.
Гроссмейстер, шахматист от Бога, сразу представляет себе, как будет развиваться вся партия и какая позиция ему нужна, чтобы добиться успеха. Так и прирожденный политик Ельцин сначала формулировал в голове окончательную цель и лишь потом думал о том, как к ней приблизиться, что нужно сделать сейчас, а что потом. По словам некоторых его помощников, наблюдать за действиями и ходами Ельцина было так же интересно, как следить за игрой шахматного чемпиона Гарри Каспарова или слушать лекции гениального физика Льва Ландау.
Занимаясь политикой всю жизнь, Ельцин конечно же многому научился. Но главное было заложено в нем с детства. В прежние времена Ельцин завоевывал сердца избирателей в тот момент, когда неожиданно улыбался, крепко жал кому-то руку и произносил одну, максимум две фразы. И это не те фразы, которые в состоянии выдумать самые талантливые консультанты. Это простые фразы, которые подсказывал Ельцину его политический инстинкт.
— Это был беспредельно талантливый человек, — вспоминает Георгий Сатаров. — Борис Николаевич учился, впитывал от других. У него была колоссальная память. Он любил ею блеснуть, фундаментально готовился к поездкам, и мы ему всегда организовывали общение с интеллектуалами, независимыми экспертами, чтобы он мог обогатиться. Ему это дико нравилось!
На серьезной международной встрече он мог повергнуть своего партнера по переговорам в полное недоумение интересными подробностями, неожиданными поворотами. Он это обожал! Поэтому ценил, когда ему предлагали оригинальные идеи, выкладывали интересную информацию. Он все впитывал, понимал с ходу. Это не было систематическим образованием, но внутренний талант позволял ему умело эксплуатировать новые идеи.
Советское, конечно, в нем тоже оставалось. Прежде всего это касалось каких-то общих вещей, понимания принципов управления страной. Ему все-таки самым важным казалось управление через кадры. Это классическое советское искусство. Новый принцип — естественное управление посредством законов — давался Ельцину тяжело…
— Он всё и всех помнил, — говорит Евгений Савостьянов, бывший заместитель руководителя президентской администрации. — Ему не надо было, называя фамилию, объяснять, о ком идет речь… Ельцин все мгновенно усваивал и умело пользовался информацией. Причем цитировал и цифры и факты на память, не заглядывая в бумаги. Он сначала побаивался поездок за границу, поэтому, готовясь, собирал специалистов, внимательно слушал их и старался разобраться.
Он получал огромное количество информации, все читал и запоминал. Он человек с феноменальной памятью, это свойство многих партийных работников, можно сказать, критерий профессионального отбора. Без отличной памяти невозможно было продвинуться наверх, потому что приходилось часто менять сферу деятельности и заниматься вещами, о которых еще вчера не имел ни малейшего понятия.
Поэтому, когда Ельцин принимал заведомо неудачные решения, никто не хотел верить, что это он сам придумал. Грешили на других, на тех, кто дает ему советы. Хотя его окружение никогда не позволяло себе выходить из определенных рамок. Ссылки на окружение лишь маскировали ясно выраженную президентскую волю.
Он менялся. Он расстался со многими представлениями и мифами советских времен.
После того как осенью 1999 года в немецкой клинике умерла от лейкемии Раиса Максимовна Горбачева, Ельцин послал за ее телом самолет из правительственного авиаотряда. Вражда двух президентов осталась в прошлом, делить больше нечего и незачем. Возможно, Ельцин понял, что все в жизни преходяще и перед лицом смерти уже ничто не имеет значения.
Он многое в себе поборол. Он так и не захотел стать диктатором, даже не пытался. Средства массовой информации годами буквально обливали его помоями. А он решил для себя, что свобода печати должна сохраниться, и ни один журналист его не боялся. Разносить президента было безопаснее, чем любого чиновника в стране.
Его не раз толкали в сторону чуть ли не военной конфронтации с Западом. Анатолий Чубайс однажды рассказал журналистам о том, как шло совещание в Кремле по поводу расширения НАТО:
— Какие там варианты обсуждались! Просто волосы дыбом вставали. Пересмотр бюджета, деньги на военно-промышленный комплекс, поддержать Федеральную службу безопасности и другие спецслужбы, усилить разведку, мобилизация экономики, Центральному банку денег напечатать…
И все-таки Ельцин на это не пошел. Чувствовал, что может погубить страну.
Аналитикам казалось, что Ельцин постоянно ошибается, все делает не так, как надо. Но аналитики руководствуются обычной логикой, основываясь на известных им фактах, на анализе ситуации. А у него была совершенно иная логика, основанная на интуиции, а не на изучении деталей.
— Он производил впечатление человека, который не хотел вникать в детали, хотел из всего сразу получить главное, конкретное, — вспоминает генерал армии Андрей Николаев, бывший директор Федеральной пограничной службы. — Он не хотел вникнуть в суть вопроса. Он хотел получить ответы на тот блок вопросов, который был ему интересен, и извлечь главное звено — то, что он считал важным… Ельцин очень опытный политик.
— Когда я обращался к нему с каким-то делом, он иногда мог сказать: «Ну что, вы сами не можете решить этот вопрос?» — рассказывает Андрей Козырев. — Это означало, что он оставляет себе свободу рук, чтобы потом, в случае неблагоприятного развития событий, иметь возможность сказать: вот я вам доверил, а вы ошиблись. Но мне важно было позвонить и доложить. Я, по крайней мере, честен: я не взял на себя то, что не должен был брать. А если он хочет оставить себе свободу рук — это его право…
Ельцин быстро принимал решения, но не спешил их обнародовать. Устраивал совещания, выслушивал противоположные мнения, иногда казалось, что он склоняется в сторону тех, с кем в реальности не согласен. Те, кого он в действительности поддерживал, уже готовы были подать в отставку, и тут он объявлял решение, которое для многих становилось неожиданным.
— Он полагался на мнение окружающих его людей? Или как-то сразу понимал: это хорошо, а это плохо? — задал я вопрос Георгию Сатарову.
— Во-первых, он для себя решал, можно ли полагаться на то, что говорит этот человек, или нельзя. Я уверен, что он собирал информацию об окружающих его людях, да ему и стучали на всех. Во-вторых, конечно, у него были собственные представления о том, как надо решать многие проблемы.
Однажды Сатаров пришел к президенту с аналитической запиской, в которой предсказывались напряженные политические баталии:
— Борис Николаевич, вы, конечно, все знаете и без меня, но нас ждут такие вот потрясения…
Ельцин положил руку на стол:
— Давайте поспорим, что все будет нормально? Сатаров заулыбался:
— Борис Николаевич, я с удовольствием поспорю и с еще большим удовольствием проиграю, но я обязан отработать и наихудший вариант.
Президент согласился:
— Это правильно, это ваша обязанность.
Но в конце концов президентская интуиция победила расчет его помощников…
— Значит, он действительно обладал интуицией, о которой некоторые говорили с восхищением?
Он хорошо знал политическую элиту, знал людей, с которыми имеет дело, и это помогало его интуиции. Вот пример — отставка Примакова. Если бы в тот момент я был помощником президента, я бы ему сказал, что ни в коем случае этого не надо делать. Нельзя трогать Примакова — будут большие потрясения. Я был в этом уверен на сто процентов. Он бы мне так же протянул бы руку: давай поспорим, что все пройдет спокойно! И он оказался прав…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Начало
— Уходя в отставку в преддверии миллениума, 2000 года, Ельцин произнес запомнившиеся всем слова: «Я хочу попросить у вас прощения. За то, что многие наши с вами мечты не сбылись…» Как бы кто ни относился к первому президенту России, но вот эти пронзительные в своей простоте слова — «простите меня» — не произносил до него ни один российский правитель. Все делали вид, что первое лицо в государстве выше всяких ошибок и подозрений. Откуда в Ельцине это христианское по своему настрою покаяние?
— Хочу сказать, что эту последнюю президентскую речь Ельцина с начала и до конца написал Валентин Юмашев. Это, по-моему, единственный его опыт спичрайтинга — ведь у Ельцина всегда были свои спичрайтеры и необходимости вмешиваться в их работу не возникало. Юмашев писал книги, руководил президентской администрацией. К декабрю 2000 года Валентин Борисович никакой должности, в принципе, не занимал. Тем не менее эту новогоднюю речь он взял и написал. Ельцин по своему состоянию здоровья был тогда отнюдь не в здравом уме и трезвой памяти, и он, естественно, читал все, что ему написал Юмашев. Его личные правки если и были вообще, то незначительные. Борис Николаевич со всем написанным согласился.
Почему Юмашев взялся за это? Понятно, что это было важнейшее, последнее обращение Ельцина к стране. Вместе с тем сама операция, связанная с добровольной отставкой президента, готовилась в обстановке строжайшей секретности, о ней нельзя было никому говорить, даже спичрайтерам. И об этом в самом деле никто не знал. А во-вторых, Юмашев чувствовал Ельцина как никто другой, и, кроме него, последнюю речь просто некому было бы доверить. Текст был написан Валентином Борисовичем, но он был настолько ельцинским по духу, что президент не стал его править.
— Значит, и просьба о прощении была срежиссирована Юмашевым?
— Думаю, да. Если бы эта просьба принадлежала именно Ельцину, Юмашев сказал бы мне об этом — о том, что делал все, кроме этой фразы, произнесенной ближе к финалу. Впрочем, Ельцин искренне просил прощения. Да, речь была написана, но что с того? Вы же знаете, что и Путину многие речи пишут, но от ельцинских они отличаются очень сильно. А Ельцин действительно по-христиански (ведь он был православным человеком) хотел попросить прощения. В отличие от других президентов, которые считают, что всегда правы и в любом начинании идут до конца, лишь бы не признавать свои ошибки, Борис Николаевич был глубоко рефлексирующим человеком. Он нередко признавал свою неправоту и ошибки и в самом деле по-настоящему болел за страну.
Да, возможно, что самого себя Ельцин воспринимал этаким царем, великодушно прощающим тех, кто его ругает, милостивым и болеющим за судьбу своей Родины. Но он не боялся ошибаться, а после признавать свои ошибки. Как он сам сказал в этой юмашевской речи: «Мы продирались вперед через ошибки, через неудачи. Многие люди в это сложное время испытали потрясение». Некоторым руководителям бывает вообще сложно принять какие-то определенные кадровые решения, а некоторые чиновники по 20 лет могут оставаться в своих креслах. Дескать, а мало ли что и кто будет после него? Что до Ельцина, то он не боялся принимать судьбоносные решения и увольнять глав правительств, когда понимал, что другого выхода у него нет. И заметьте: практически никого из его друзей студенческой молодости или по работе в свердловском обкоме не было тогда на верхушке власти. Да, все назначаемые и снимаемые премьеры были выбраны самим Ельциным, но исходя из их профессиональных качеств, а не из прежних знакомств, дружбы или родства. Борис Николаевич не боялся, что его кто-то подсидит, станет сильнее его или предаст. И Ельцина предавали, как это случилось с тем же Примаковым. Но при этом Примакова никак нельзя назвать близким к Ельцину человеком. И в этом заключался весь Ельцин: он понимал, что в тот момент Евгений Максимович Примаков был очень нужной для страны фигурой.
— После отставки Ельцин прожил больше 6 лет — до апреля 2007 года. Чем он занимался в этот последний период своей жизни? Каково было его здоровье? Ведь он действительно в 1996-м, во время «президентского марафона», перешагнул через инфаркт?
— Я могу сказать о своих впечатлениях: после отставки Бориса Николаевича как подменили, он снова стал активным и живым человеком, говорил без бумажки. Его выступления тех лет, записанные на видео, очень различаются по сравнению с публичными речами в последний период его президентства. Конечно, это было связано с его состоянием здоровья, которое значительно улучшилось. Он перестал так много работать, наконец-то расслабился. Ему больше не нужно было проводить бесконечные мероприятия, больше не требовалось никаких застолий.
Что касается инфаркта в 1996 году, то да, конечно — об этом он сам писал в своей книге. Ну как сам? Точнее будет сказать, что от его лица это писал Валентин Борисович. Но, как я уже сказал, он хорошо чувствовал Бориса Николаевича и мог позволить себе иногда говорить как бы его устами. И Ельцин, конечно, много сам наговаривал на диктофон и под конец вычитывал всю книгу.
Кстати, что касается застолий. Ельцина в народе обыкновенно ассоциируют с пьянством. Но, насколько я знаю, после инфаркта в 1996 году он вообще перестал пить. Мог позволить себе разве что бокал шампанского. Но, из-за того что операция на сердце была сложной, пострадала его дикция. Поэтому, хотя он стал трезвенником, люди со стороны думали, что он продолжает выпивать во все большем масштабе и почти всегда находится под мухой, будучи не в состоянии связать двух слов. Но это было не так.
Как я уже сказал, став «пенсионером всероссийского значения», Ельцин очень сильно изменился. Вы посмотрите его видео, сделанное на отдыхе в Карелии, — как он говорит, общается с людьми. Такое ощущение, что он помолодел лет на 10. Ему было в этот период хорошо, он не страдал. В противоположность, к примеру, Михаилу Горбачеву, который, уйдя в отставку, страдал и хотел реванша, постоянно думал, что он проиграл.
Что до Ельцина, то он не проиграл. Наоборот, он считал, что выиграл. В конце концов он поставил во главе государства своего человека. Да, что-то ему могло не нравиться в действиях тех, кто унаследовал от него власть. Например, ему не нравилось возвращение в государственный протокол бывшего советского гимна. В одном из документальных фильмов он говорит по этому поводу: «Красненько». Он полагал, что даже с политтехнологической точки зрения, предусматривающей консенсус страны, нельзя было возвращать этот гимн. Впрочем, Ельцин даже публично успел высказаться по этому поводу: «При Сталине сначала пели одни слова, потом пришел Хрущев, выкинул строчки об „отце народов“, а мелодию оставил». «При Брежневе опять что-то заменили в стихах. А теперь что, будет новая текстовка? Нет, такими вещами не шутят». И это, кстати, была единственная публичная критика, которую он позволил себе за все пенсионные годы. Кажется, это даже обидело тогда Путина. Возможно, существовала какая-то негласная договоренность между ними, что Ельцин не станет публично критиковать своего преемника. Однако это была разовая история и на ход событий она не повлияла.
«После отставки он испытал ренессанс, стал чувствовать себя лучше, бодрее, но потом его все равно догнал прежний недуг»
«Это была достаточно яркая сцена: Ельцин не смог дозвониться до Путина»
— Как вообще, по вашим данным, выглядел этот взаимный «пакт о ненападении», который на исходе 1991 года подписали между собой Ельцин и Путин? Владимир Владимирович, как известно, первым делом издал указ, в котором есть такие строки: «Президент Российской Федерации, прекративший исполнение своих полномочий, обладает неприкосновенностью. Он не может быть привлечен к уголовной или административной ответственности, а также задержан, арестован, подвергнут обыску, допросу либо личному досмотру». А Ельцин мог что-то гарантировать Путину?
— Если честно, Путину и не требовалось ничего подписывать. Исследуя «Семью» Ельцина и самого Путина, я лично не нашел ничего такого, что могло бы свидетельствовать о каких-то тайных соглашениях. Владимир Путин как раз и выбран был потому, что являлся человеком, который держит слово и не бросает тех, кто ему помогал, — в частности своих бывших начальников. Известная история, случившаяся в 1997 году, когда Путин, уже работавший в Москве, спас от ареста своего бывшего шефа Анатолия Собчака и переправил его в Париж, свидетельствовала только в его пользу. (В документальном фильме Ксении Собчак «Дело Собчака», вышедшем на экраны в 2018-м, Юмашев вспоминает, как Владимир Владимирович пришел к нему, чтобы предупредить, что собирается действовать на свой страх и риск. «Я сказал: „Владимир Владимирович, это ваше право, но вы понимаете, что, если вдруг все сорвется, вы больше нигде уже не сможете работать, я буду вынужден вас уволить“», — вспоминал потом Юмашев.) Собственно, это и был, как вы говорите, пакт, загодя «подписанный» Путиным, ведь он уже находился в верхних эшелонах власти, совсем скоро его назначат главой ФСБ. И вдруг — так рисковать своей карьерой! А кто тогда был Анатолий Собчак? По сути, уже никто…
— Беглый каторжник, скрывающийся от преследования по уголовному делу о коррупции.
— Да, поэтому Путин мог ничего и не делать. Более того, он мог присоединиться к гонителям Собчака. Но, поскольку он повел себя так, как повел, ему поверили. И этого было достаточно: уж если «Семья» стала ему доверять, не требовалось подписывать никаких пактов. У Путина, насколько я знаю, это качество действительно развито по отношению ко всем людям, с которыми ему доводилось работать. Если ты его не предаешь, то и он тебя не предает. К примеру, он до последнего пытался пристроить Михаила Касьянова, после того как тот ушел с поста премьер-министра, пока Касьянов окончательно не подался в оппозицию и не заявил, что пойдет на следующие президентские выборы с тем, чтобы самому стать президентом. В этом отношении Путин сильно отличается от Сталина, скажем так.
— Насколько регулярно поддерживались контакты между Путиным и Ельциным после 2000 года?
— Сначала эти контакты, безусловно, были. Путин приезжал к Ельцину в гости, советовался, особенно по вопросам внешней политики. А потом такие встречи стали все реже и реже и превратились в более-менее формальные. Но в любом случае Путин всегда очень уважительно относился к Борису Николаевичу. Он неизменно был максимально вежлив — он ведь умеет понравится. Была, впрочем, история, из-за которой Ельцин расстроился, и она случилась в самом начале, сразу после досрочных президентских выборов в марте 2000 года, на которых победил Владимир Владимирович. Тогда Путин почему-то не позвонил Ельцину, а когда сам Борис Николаевич захотел дозвониться победителю, чтобы поздравить его, то почему-то не смог этого сделать. Путина не подозвали к телефону. Это была достаточно яркая сцена: Ельцин не смог дозвониться до Путина.
— Смерть настигла Ельцина 23 апреля 2007 года: он умер в ЦКБ от своей давней сердечной болезни. Его кончина, по вашему мнению, была естественной?
— Абсолютно естественной. Это не вызывает никаких сомнений. Ельцин все-таки был к тому времени глубоко нездоровым человеком. Да, после отставки он испытал ренессанс, стал чувствовать себя лучше, бодрее, но потом его все равно догнал прежний недуг.
С разрешения автора «БИЗНЕС Online» публикует главу из книги «Ход царем. Тайная борьба за власть и влияние в современной России. От Ельцина до Путина»:
«Министерство здравого смысла»
Середина 1990-х для семьи Бориса Ельцина выдалась непростой. В 1995 году у 35-летней Татьяны родился второй сын, Глеб. У мальчика диагностировали синдром Дауна. Для дочери Ельцина это стало настоящим шоком; она признается, что во время беременности ей не сделали анализ, выявляющий генетические отклонения у плода. Как вспоминает Татьяна, ей никто не предложил провести такой анализ: «Видимо, думали, что у дочери президента такого случиться не может. После выписки из роддома стали с мужем изучать всю доступную литературу на эту тему. Тогда было очень мало информации. Но мы потихоньку все вместе учились. Глеб, конечно, замечательный, добрый и очень милый мальчик, у него масса талантов. Да, у нас была возможность приглашать разных специалистов и педагогов. Воспитание такого ребенка требует больших усилий, и человеческих, и финансовых. Я не говорю про стресс, когда рождается такой ребенок и ты вообще ничего не понимаешь: как его воспитывать, что он может, чего не может, какое у него будущее».
Отец Татьяны в 1995 году тоже был не в самом лучшем моральном состоянии. Ельцин снова чувствовал себя в изоляции, даже еще большей, чем в 1980-е. Блок левых получил на декабрьских выборах больше 40%, в чеченской войне не было просвета, многие из прежних соратников президента от него отвернулись. «Дело было даже не в 3-процентном рейтинге (как тогда говорили, „рейтинг практически отрицательный“), а в том, что я перестал чувствовать поддержку тех, с кем начинал политическую карьеру… Интеллигенция, политики-демократы, журналисты — мои союзники, моя неизменная опора — как будто отошли от меня», — позже рассуждал Ельцин в своей книге «Президентский марафон». В довершение всех бед у Ельцина случился сердечный приступ. К предвыборной кампании он подошел потерянным и разбитым.
Ельцин сомневался, стоит ли ему вообще идти на выборы. В августе 1995 года президент заявил главе своей администрации Сергею Филатову, что на второй срок он идти не хочет — очень устал и по семье соскучился. Филатов возразил: если не вы, то Зюганов. Ельцин развел руками: «Я все понимаю, но у меня больше нет сил». Потом, немного помолчав, пообещал вернуться к этому вопросу после выборов в Госдуму в декабре 1995 года.
Семья была против того, чтобы Ельцин баллотировался снова. Его родным хватило и первого срока: это был огромный стресс для всех, сплошные кризисы. Пережить такое еще раз никто не хотел. Не хотел и сам Ельцин. «Бедный Гайдар мотался по стране, пытался придумать кого-то вместо Ельцина, уговаривал Немцова, Боря тогда отказался», — вспоминает Юмашев. Ближайший соратник Коржаков рекомендовал в преемники своего друга — Олега Сосковца, первого вице-премьера, курировавшего энергетику, связь, транспорт и медицину.
Ельцин был как будто и не против. «Статный мужчина, „с открытым русским лицом“, настоящий хозяйственник… он был вполне достойной представительной фигурой», — считал Ельцин. Однако за столь короткий срок раскрутить Сосковца было невозможно. Элиты больше склонялись к тому, чтобы объединиться вокруг премьера и политического тяжеловеса Виктора Черномырдина, но тот с треском провалился на думских выборах вместе с партией «Наш дом — Россия».
Именно после этого провала и оглушительной победы коммунистов на выборах в Думу голоса в семье разделились. Как рассказывает Татьяна Юмашева, Наина Иосифовна продолжала настаивать: никаких выборов, никакого второго срока.
— Мама, а что будет со страной? Ты хочешь, чтобы все, что папа сделал за эти четыре года, было напрасно, чтобы все вернулось назад? — говорила Татьяна.
— Конечно, нет. Но пожалейте папу.
— А кто, кроме него?
Окончательное решение сам Ельцин принял после парламентских выборов. «Выборы в Госдуму мы просрали. Там теперь засилье коммунистов. Я не хотел идти на президентские выборы, но теперь иначе никак», — вспоминает Филатов слова Ельцина, сказанные ему 4 января 1996 года.
Отладку предвыборной инфраструктуры команде Ельцина пришлось начинать с собственного штаба. Сосковец был назначен его руководителем. Он действовал по командно-административному принципу. Чубайс вспоминает рассказ Татьяны о том, как выглядело рядовое заседание штаба под руководством Сосковца. На него был вызван министр путей сообщения Геннадий Фадеев. Тема заседания — сбор подписей за выдвижение Ельцина.
— Геннадий Матвеевич, ну как там министерство путей сообщения?
— Докладываю: в МПС 856 тысяч человек. Все как один голосуют за Бориса Николаевича. Мы провели два совещания, три оперативки, договорились, что каждый еще приведет по два члена семьи. Таким образом, на нашей совести будет не меньше чем миллион 800 тысяч голосов за Бориса Николаевича во всех регионах страны!
— Молодец! — радовался Сосковец. — Посмотрите на Геннадия Матвеевича, вот как работает МПС! А у тебя чего, министр связи Булгак, давай, докладывай!
«Когда рабочим выдавали зарплату, их заставляли параллельно ставить подпись „за Ельцина“, — рассказывала мне Дьяченко. — Тогда нужно было собирать подписи за кандидата в президенты в избирательную комиссию. Когда мы узнали, мы были просто в шоке — как вообще можно было до такого додуматься… Но папе этого никто не рассказывал».
С этим надо было что-то делать. Юмашева и Татьяну прежде всего интересовало, избираем ли Ельцин в принципе и какие еще есть кандидатуры. Такое исследование по собственной инициативе еще в конце 1995 года провел старый знакомый Юмашева, создатель фонда эффективной политики Глеб Павловский. Из него следовало, что Ельцин неизбираем в первом туре, а во втором — в зависимости от того, как построить кампанию.
По словам Павловского, в январе Юмашев попросил его написать полный сценарий кампании: при каких условиях Ельцин может выиграть выборы. При этом он даже не обещал денег. Штаб был далек от Юмашева, но, видимо, интуитивно он рассчитывал на какие-то изменения. Готовый план лежал у него в столе и ждал лучших времен. Однако Юмашев это отрицает: заранее он Павловскому ничего не заказывал. «Я не помню про этот сценарий. Возможно, Глеб его действительно написал и отдал мне на всякий случай».
Со штабом Сосковца провести хорошую избирательную кампанию было нереально. Юмашев с вице-премьером не дружил. Объяснить что-либо его покровителю, Коржакову, тоже было нереально: у президентского охранника журналист с хипповскими повадками вызывал лишь снисхождение. Все поменял тактический ход, придуманный Юмашевым.
Однажды он встретился с президентом и сказал, что в штабе должен работать человек, который будет абсолютно независим от всех сотрудников штаба, включая начальников и силовиков. В штабе должен появиться тот, кто будет думать не о карьере и наградах, а только об интересах кандидата. «Было понятно, что если штаб продолжит работать так, как он работает сейчас, — неорганизованно, бессистемно, опираясь только на административный ресурс, — то Ельцин выборы проиграет. Ему продолжали докладывать, что все прекрасно, подписи на выдвижение собираются, люди его поддерживают», — поясняет Юмашев.
Еще до поездки к Ельцину он судорожно думал о том, кто может быть этим человеком. «Однокурсник или из интеллигенции кто-то, Галина Волчек, Александр Ширвиндт… У кого независимое мнение, кто не боится Сосковца, Коржакова и самого Ельцина». Внезапно его осенило. И когда Ельцин спросил, кто же это может быть, Юмашев сказал: «Это Таня».
Ельцин сначала был шокирован неожиданным советом журналиста, а потом понял, что это правильный ход. Татьяна сможет рассказывать ему обо всех решениях штаба просто за завтраком дома, где они вместе жили, и кому, как не дочке, которая совершенно не стремилась строить карьеру во власти, ему доверять. В итоге Ельцин ввел ее в предвыборный штаб.
«Я не генерировала идеи… Я была членом команды. Но папе это было удобно. Потому что я всегда была под рукой. Если я чего-то не знала, я могла кому-то позвонить, спросить, и либо ему присылали записку, либо я могла рассказать, о чем шла речь на аналитической группе», — рассказывает Татьяна. Она не только информировала, но и успокаивала. «Подойдет, поправит галстук, застегнет пуговицу на рубашке — и у меня настроение улучшается», — вспоминал Ельцин в книге «Президентский марафон». До прихода дочери президент чувствовал, что предвыборную гонку он не выдержит физически. «Ведь сорвусь, слягу. Что делать? А тут я вдруг стал думать: нет, не сорвусь. Смогу. Но самое главное: совершенно естественно стали разрешаться, казалось бы, неразрешимые проблемы».
Как только Чубайс приехал из Давоса, к нему сразу пришла Татьяна, чтобы пожаловаться на штаб, руководимый Сосковцом. По словам Чубайса, она была просто в ужасе:
— Я была там, объясните: что это такое? Они идиоты?
«У Тани была фантастически значимая роль, которая называлась „здравый смысл“, — рассказывает Чубайс о ее роли в избирательной кампании. — Есть такой эффект: чем выше уровень управления, тем больше всяких начальственных традиций и тем меньше здравого смысла. Иногда бывает так, что его просто уже теряют. Но Таня, не будучи политиком или политологом, просто пришла на заседания штаба Сосковца и за два-три раза увидела всю катастрофичность ситуации».
Значимо было и то, что у Татьяны был прямой доступ к президенту. «Это было фантастически важно. Потому что без нее кто докладывал президенту? Коржаков и Сосковец», — объясняет Чубайс. Татьяна же доносила до отца альтернативную точку зрения.
«Мы ее называли „член совета по стукачеству“», — ясно определяет отношение членов совета к новому персонажу Александр Коржаков. «Ни один из высокопоставленных чиновников ельцинской кампании не был доволен назначением Татьяны, — говорил Павел Бородин, бывший управляющий делами президента. — Но, поскольку у нее не было никаких личных планов, они не могли составить против нее заговор. Ее сила, очевидно, проистекала из этого, но также из ее врожденного интеллекта и знаний, полученных ею от американцев, которые принесли нам профессионализм и бесстрастие, к которым никто из нас не привык».
Американцы, о которых говорит Бородин, — это совладелец консалтинговой компании Dresner & Wickers Ричард Дреснер, аналитик Джо Шумейт и политконсультант Джордж Гортон. Их поселили в «Президент-отеле», там же располагался их офис и штаб. Помещения штаба разместились на 8–10-м этажах гостиницы, а американцы жили сверху, на 11-м этаже.
Про их вклад в кампанию даже был снят игровой фильм Spinning Boris, и участие в ней американцев очень любят припоминать критики 1990-х.
Чубайс расценивает участие американцев в выборах как досадную ошибку. «Они позвали балбесов-американцев, полных идиотов. Просто они видели то, что делал Сосковец, пришли от этого в ужас и решили хоть каких-то профессиональных людей набрать. Они позвали какую-то американскую компанию, с представителями которой я раз встретился и был потрясен. Те люди совсем не понимали российских условий, специфики, птичий язык, политологический американский — ну просто ни о чем!»
Юмашев признает, что после ухода Сосковца вместе с Татьяной несколько раз встречался с американцами: «Было неудобно просто их бросить, приехали специалисты, пытались давать какие-то советы, мы посчитали, что это некорректно, неинтеллигентно, не по-человечески. Но никто их советами не пользовался». По его словам, он вместе с Татьяной встречался с американцами раз в пару недель, те рассказывали о том, как видят ситуацию, и даже заказывали какие-то опросы. «Но они отставали от ситуации, аналитическая группа гораздо тоньше, глубже и точнее понимала происходящее». Как рассказывает Юмашев, американцев они не звали, но их не звал и Сосковец.
Нанял американцев и оплатил их работу, по словам Юмашева, основатель Межпромбанка Сергей Пугачев. Именно он предложил технологов из США управделами президента Бородину, который отправил их к Сосковцу. Только в качестве гонорара Пугачев передал американским консультантам $750 тыс. — по $250 тыс. каждому. Смысла это не имело, зато оправдывало имидж верного системе бизнесмена. На хорошем счету он какое-то время был и при Путине, оставаясь одним из немногих приближенных к нему миллиардеров.
О том, что происходит в штабе Сосковца, Татьяна сообщала не только Ельцину, но и Чубайсу, и Юмашеву, и бизнесменам, с которыми время от времени созванивалась и встречалась в доме приемов ЛогоВАЗа — он стал неформальным клубом объединившихся перед общей бедой спонсоров кампании Ельцина. Из ее рассказов становилось ясно, что Зюганов не единственная угроза стабильному развитию страны. Не меньшие риски были связаны с группой Сосковца — Коржакова — Барсукова, которые сильно влияли на Ельцина. В марте Чубайс, как глава аналитической группы, организовал встречу спонсоров кампании с президентом. Позже этот союз президента с крупнейшими предпринимателями назовут «семибанкирщиной». В одном из кремлевских коридоров бизнесменов встретил Коржаков и «нежно пообещал», что из Кремля все они поедут в Лефортово, вспоминал основатель ЮКОСа Михаил Ходорковский* в интервью Юрию Дудю*.
Ельцин ожидал разговоров о финансировании выборов, однако олигархи набросились на президента с требованием срочно разобраться со штабом во главе с Сосковцом, который ведет кампанию к краху. Как рассказывал Ельцин, бизнесмены говорили, что уже пакуют чемоданы, потому что договариваться не с кем: коммунисты всех повесят на столбах. «Если сейчас кардинально не переломить ситуацию, через месяц будет поздно», — цитирует Ельцин своих собеседников-бизнесменов.
Президент нахмурился, но дал добро на работу аналитической группы Чубайса. Олигархов никто не повез из Кремля в Лефортово. Однако через несколько дней Коржаков решил предпринять ответный ход — да так, что если бы снова не вмешалась дочка, страну ждала бы революция, а предпринимателей, вполне возможно, все-таки Лефортово.
«БИЗНЕС Online»
Этот труд в 750 страниц впервые выходит на русском язык, хотя написан еще пять лет назад. Колтон — специалист по российской политике, автор множества книг о нашей стране. Долгие годы он провел в России и не раз встречался с Борисом Николаевичем. Более монументальной работы о первом российском президенте на Западе не выходило. Но говорили мы не только о ней. Говорили мы на русском языке, которым профессор владеет прекрасно.
— Вы написали книгу пять лет назад. За это время были опубликованы новые документы и свидетельства. Если бы Вы писали сейчас, книга была бы другой?
— Нет. Потому что нет принципиальных изменений. В России появилась новая государственная система, она более стабильна, чем при Ельцине. Но как историческая фигура, он для меня остался таким же. Конечно, что-то хотелось бы дописать. Много новых документов поступило в музей Ельцина в Екатеринбурге. Очень жаль, что уже нельзя распросить некоторых участников тех событий, с которыми я неоднократно встречался. Ушел Черномырдин, большая потеря — смерть Гайдара. Я восхищаюсь Ельциным, но и критикую его. Он несомненно более сильная фигура, чем Горбачев. Он допускал ошибки, но не стеснялся признаваться в них и просить прощение.
— Вы часто читаете лекции по политологии. В том числе и в нашей стране. Аудитория за эти годы стала другой?
— Аудитория всегда отражает общество. В России сейчас мало иллюзий в отношении будущего и больше ностальгии о советском прошлом, о системе управления. Молодое поколение за счет появления интернета имеет больше информации, но меньше интересуется политикой. Это признак развитого нормального общества. У вас пока не очень большое политическое поле, но оно уже стало меняться.
— События в Бирюлево показали насколько общество напряжено, насколько сложна миграционная ситуация. Это мировая проблема?
— Несомненно. Это происходит везде. Нет вопроса — будет ли продолжаться миграция. Главное, как управлять ее процессом. Россия — ядро бывшей империи и притягивает бывших граждан, которые ищут здесь работу. Конечно дешевые рабочие руки нужны, без них не обойтись. Но зачастую они живут в ужасных условиях, параллельно растет напряжение в обществе. А национализм непредсказуем. А мирное разрешение проблемы пока мало обеспечено. Должен быть визовый режим при въезде в страну и право выбора настоящих специалистов. Причем обоюдное: и для них, и для принимающей стороны. Но это пока не всегда обеспечено.
— Изменилась ли Москва за последние годы?
— Москва — глобальный город. И таких сейчас много. Самое большое изменение в жизни города — рост населения. Со времен СССР почти в два раза. Очень много машин, растет трафик, растет пригород, стало гораздо больше ресторанов.
Если бы я был москвичом — заботился бы о возвращении исторического облика города.
— Это сейчас и происходит.
Фото: © пресс-служба президента РФ
Президент России Владимир Путин призвал россиян помнить бывшего
главу государства Бориса Ельцина. Путин прибыл на Новодевичье кладбище в Москве
и возложил цветы на могилу первого президента страны, которому сегодня
исполнилось бы 90 лет.
Глава государства отметил, что Ельцин никогда не боялся брать на себя ответственность.
«Задним числом мы все умны. А вот когда события накатываются как снежный ком,
это совсем другая ситуация», — сказал он, комментируя критику в адрес первого
президента России.
Путин также добавил, что Ельцин возглавил Россию в один из
наиболее сложных моментов ее истории. «Конечно, страна должна помнить о таких
людях. И я, разумеется, помню об этом и никогда не забуду», — подчеркнул он.
1 февраля 2021 года исполняется 90 лет со дня рождения
Ельцина, занимавшего пост президента России с 10 июля 1991 года по 31 декабря
1999 года. Ельцин умер в апреле 2007 года в результате остановки сердца.
28 декабря 2021, 13:10 — Общественная служба новостей — ОСН
Бывший председатель Верховного Совета Белорусской ССР Станислав Шушкевич в беседе с URA.ru признал, что Борис Ельцин с свое время совершил много ошибок, но при этом оставался человеком, которому можно было верить.
«Я долго думал, кто такой Ельцин, почему он мне нравился, хотя он и сделал много ошибок. Мне кажется, он был человеком, которому можно было верить. Он из категории таких людей, как был как [Папа Римский] Иоанн Павел II [с 1978 по 2005 годы], как [президент Польши] Лех Валенса [1990—1995 годы]. Это люди, которым верили: верили, что сначала нужно пережить шок, потом — терапию, и все будет хорошо. Польша, Прибалтика тому пример», — заявил Шушкевич.
Он добавил, что Ельцин старался донести до россиян неизбежность ухудшения ситуации в стране, которая была необходима для изменения существующего строя.
«Я считаю, что у него было очень много трудных, плохих решений. Он не всегда поступал так, как, мне казалось, было бы более логично. Но в большинстве случаев он поступал лучше, чем поступил бы я на его месте. Он был человек открытый. Он объяснял, что делал. Я не хочу говорить про чеченские войны — это страшное дело. Про дефолт, о Гайдаре и прочем — я не идеализирую, не делаю святого из Ельцина», — отметил Шушкевич.
Ранее Общественная служба новостей писала о том, что председатель Верховного Совета (ВС) РСФСР и ближайший соратник первого президента России Бориса Ельцина Руслан Хасбулатов признал свою вину в развале СССР.
Внимание! Надоело читать десятки тг каналов? Мы собрали все самое яркое и интересное в новый тг канал ОСН! Не пропусти! Подписывайся!