Методика гейла радиация ошибка

Сериал «Чернобыль» производства HBO многим пришелся по душе. Но как на самом деле обстояли дела в 1986 году? Чтобы выяснить это, мы связались с экспертом в области исследований радиационного излучения и последствий аварий на ЧАЭС Никитой Ефимовичем Шкловским-Корди, который с 1984 года по настоящее время работает ассистентом профессора Андрея Ивановича Воробьева. Последний возглавлял медицинскую часть правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС и занимался лечением пострадавших от Чернобыля в Больнице № 6, что в Москве.

Об общих впечатлениях от «Чернобыля»

Сериал меня задел и рассердил. Не меня одного — значит, он задел общее больное место. Но то, что проблемы Чернобыля стали опять обсуждаться, — это благо для человечества, ведь правильно говорят, что благодаря новым технологиям рукотворный апокалипсис подешевел.

О настоящих причинах гибели людей

Медицинские последствия Чернобыля оказались другими, чем мы предполагали в начале, и хотя болезни ужасны, оказалось, что причины самых тяжелых последствий — организационные и социальные, а не радиационное загрязнение.

О гибели пожарных

О компетенции врачей и вкладе профессора Воробьева

Особенность Чернобыльской катастрофы, не замеченной в сериале, заключается в том, что выдающийся врач и честный человек возглавлял лечебную работу с облученными пациентами. Это академик Андрей Иванович Воробьев, и очень жаль, что его видение проблем, звучавшее в его многочисленных работах и лекциях (с которыми вы можете ознакомиться на специальном сайте), не рассматривается в «Чернобыле» от HBO.

Все радиационные аварии были строго засекречены в СССР. Они резко участились в тот момент, когда от ученых и создателей атомная промышленность начала переходить в руки инженеров. Эти темные истории СССР еще ждут своих исследователей, как и история испытаний атомного и водородного оружия.

О лжи и разломе СССР

О программе исследования Чернобыля

Следующее чудо произошло, когда все тот же А. И. Воробьев, резко высказавшийся по поводу пучистов, стал первым Министром здравоохранения России в правительстве Гайдара. Кажется, и там он был единственным беспартийным. И опять с большим трудом Воробьев добился частичного рассекречивания и продолжения исследований последствий Чернобыля. Тогда в 1991 году к нам опять приехал американский врач Роберт Гейл и многие выдающиеся ученые, и началась важная работа «Международного консорциума по изучению последствий радиационного облучения для здоровья», в которой и я принимал участие.

О пороговых эффектах радиации

Биологические эффекты радиации пороговые, это уже доказано. 20 лет шло исследование, в первую очередь, с лучшей эпидемиологической службой США — с Центром исследования рака Фреда Хатчинсона. Значительное учащение раков щитовидной железы у людей, получивших большие дозы облучения, было очевидностью. Это связано с тем, что район Чернобыля — дефицитный по йоду. И в тот момент, когда их накрыло радиационным облаком, они продолжали пить молоко — и получили много зараженного йода.

Дети с раком щитовидной железы — это уникальнейшие случаи до Чернобыля, здесь мы получили сотню. Впрочем, никто из этих детей не умер, нескольким первым от испуга щитовидную железу удалили целиком, и они остались навсегда зависимыми от заместительного лечения тироксином. Остальным удалили опухоли щитовидки, они здоровы.

И сейчас врачи эндокринологи в Чернобыльской зоне — одни из самых квалифицированных в мире.

О преувеличении опасности радиации

Мы исследовали лейкозы, потому что по Хиросиме ожидалось, что должны
подняться лейкозы. От Чернобыльских доз они не поднялись. Оказалось, что это были очень неравномерные дозы. Некоторые люди, небольшое количество, получили большую дозу, потому что находились в активных пятнах загрязнения, остальные получили мало. Но среди тех, кто получил много, лейкозов, даже проведя большое исследование, мы не нашли.

То есть радиационный вклад в онкогенез, кроме щитовидной железы, нельзя выделить среди общего фона заболеваемости. Например, отличить от огромного канцерогенного эффекта курения.

При этом, безусловно, паника, эвакуация, социальные катаклизмы, особенно предательство по отношению к ликвидаторам, которые ощутили себя использованными и брошенными, привели к потере многих жизней. Но главный результат исследований по Чернобылю — боязнь именно радиации была преувеличена.

Об ошибочных методах измерения

Пример порогового биологического воздействия. Погладьте кожу у себя на руке, нажимайте, давите — никакого повреждения, а вот если вы нарушите кожный покров, то будет воспаление и процесс восстановления неизбежно займет время. Если вы воздействуете на организм малой мощностью дозы, до определенного порога — никакого обнаруживаемого биологического эффекта не будет.

Беда в том, что популярностью тогда пользовались разговоры о «человеко-рад в год», из которых следует, что есть суммация эффектов, и они начинаются с нуля — «жить вредно». Но тогда «миллион человеко-рад» — это и по одному раду на миллион человек, и миллион рад на одного человека.

Миллион человеко-рад на население земного шара — это меньше постоянно присутствующего фонового излучения. А миллион рад на одного человека — будет испепелен. Вот разница.

О разумном отношении к радиации

Так вот, наши исследования подтвердили старую истину, что самое опасное для человека и человечества — это неразумное поведение. И даже радиоактивных облаков надо, как и всего остального, бояться «разумно». Йод, который распадается быстро и концентрируется в одном органе, дает большую дозу на щитовидную железу. Ну так надо отслеживать его передвижение, не выходить по пути этого облака гулять и принимать немножко йода. В Европе после Чернобыля во всех районах, окружающих станции, у населения есть таблетки йода и инструкция, как использовать (инструкция — самое важное!). Мало того, можно помазать кожу «йодом» — и вы защитите свою железу. Опасность возникает тогда, когда у людей нет оснований доверять своему правительству — это настоящая беда. Впрочем, порыжевшая и опавшая листва, падающие на лету птицы и погибшие животные — также вредные плоды воображения.

О примерах хороших сериалов

Я видел не много сериалов. Но «Скорая помощь» (Emergency Room), да и «Доктор Хаус» могут служить хорошими пособиями по медицине, не вызывали раздражение ошибками и неточностями. «Документальность» сериала «Чернобыль», по-видимому, кажется высокой в сравнении с «Игрой престолов». Но идейная направленность против лжи и сокрытия информации от людей — это в нем хорошо. Фактические ошибки находятся в большом количестве, но не в них дело.

Итог

Рецензия на сериал «Чернобыль»

Говоря о героях Чернобыля (см также Авария на ЧАЭС. Первые герои Чернобыля) незаслуженно упускают еще и врачей, спасавших жизни.
Один из них — Леонид Петрович Киндзельский, который, будучи в 1986-м главным радиологом Минздрава Украины, спас множество жизней ликвидаторов и действительно вписал свое имя в историю украинской медицины прописными буквами в раздел «Врачебное мужество».

В 1986 году в московской клинике из 13 пациентов с острой лучевой болезнью после пересадки костного мозга умерли 11 человек, а в Киеве из одиннадцати прооперированных выжили все (!!!). Кацапы вытащили откуда-то доктора Роберта Гейла в Советском Союзе, наверное, знал каждый. Телеканалы и взахлеб рассказывали об «известном американском медике», «уникальном специалисте», «по собственной инициативе приехавшем спасать чернобыльских пожарных». В то же время нашим киевским врачам под руководством профессора Леонида Киндзельского удалось спасти всех (!) попавших к ним пожарных и атомщиков, которые получили огромные дозы облучения на Чернобыльской АЭС в ночь, когда там произошла ядерная катастрофа
— Сразу после Чернобыльской катастрофы переоблученных на ЧАЭС пожарных, сотрудников станции отправляли на самолете в Москву в специализированную больницу номер шесть или в Киев в наш институт, — говорит заведующая научно-исследовательским отделением Национального института рака врач-онколог высшей категории Анна Губарева. — В Москве многие умерли, а мы спасли всех — благодаря методике, которую применил профессор Леонид Киндзельский. В последующие годы многие из наших пациентов стали отцами.

11 октября 1945 года родился известный американский врач Роберт Питер Гейл, который как специалист помогал жертвам чернобыльской катастрофы. Доктор Гейл откликнулся на приглашение руководства СССР помочь пострадавшим в лечении лучевой болезни, лейкемии и пересадки костного мозга.

После Чернобыля он успешно занимался другими гуманитарными миссиями: в 1987 году помогал в ликвидации инцидента с радионуклидами в Бразилии; в 1988 году с командой американских медиков лечил пострадавших от землетрясения в Армении; с 2004 года — вице­президент по исследованиям в корпорации ZIOPHARM Oncology Inc. в США; преподавал в Оксфордском университете.

В 1991 году вышла его книга Chernobyl: The Final Warning («Чернобыль: Последнее предупреждение»), основанная на документальных фактах. В 2010 году вышел в прокат фильм американского режиссера Энтони Пейджа, снятый по этой книге, который рассказывает о международном сотрудничестве врачей, участвующих в ликвидации последствий ядерной катастрофы. В фильме фигурируют исторические персонажи: Арманд Хаммер, Михаил Горбачев и, конечно, Роберт Гейл. Главные роли исполняют Винсент Риотта, Джон Войт (США), Лидия Данилова, Лариса Бравицкая, Жанна Александрова (Россия) и др.

Книга и фильм очень интересные, особенно для тех, кому посчастливилось сотрудничать с этими легендарными людьми. Среди них был и я, автор этой публикации, этих воспоминаний. Тогда в зоне от Минздрава УССР я возглавлял медицинский коллектив численностью больше 100 человек. Так получилось, что во время моей командировки ожидался приезд Михаила Горбачева в Чернобыль и руководство Минздрава продлило мое пребывание до 39 дней. Вахта длилась всего 12 дней. Профилактические работы по снижению наведенной радиации к приезду Горбачева, несмотря на все старания ликвидаторов, работающих возле АЭС, не принесли успеха. Поэтому было принято решение «…отменить приезд Президента», и он улетел в Рейкьявик на встречу с Президентом США Рейганом. Значит, не повезло мне увидеть Президента СССР в зоне. Он прибыл гораздо позже — 20 февраля 1989 года. К слову, к «сообществу советских людей» М. Горбачев обратился по телевидению только через 18 суток после аварии.

Кроме того, в Минздраве УССР по роду своей деятельности я непосредственно занимался протокольными мероприятиями, утвержденными или согласованными с руководством УССР по проблемам ядерной аварии, и другими плановыми вопросами.

***

За четверть столетия после аварии на чернобыльскую тему было написано много, прежде всего участниками тех событий: специалистами разных ведомств, учеными, писателями, фоторепортерами, кинорежиссерами и др.

Хочу привлечь внимание читателей к героической личности — к человеку, рожденному в СССР, собственному фотокорреспонденту АПН Костину Игорю Федоровичу, автору «Исповеди репортера». Вы узнаете, что такое настоящий патриотизм, преданность профессии, высокая нравственность советского человека.

Моих публикаций было всего четыре, дополненных моими авторскими фотографиями. Тем не менее для меня все убедительней выкристаллизовывалась истинная причина аварии на ЧАЭС. И чем дальше время удаляет нас от 26 апреля 1986 года, тем больше убеждаемся, что причиной аварии был человеческий фактор.

Об этом тоже пишет в своей книге Роберт Гейл: «На каждой АЭС в принципе возникали неполадки. Неисправность может быть обусловлена ошибками при проектировании или обслуживании, при диверсии или стихийном бедствии. Но самый уязвимый компонент любой АЭС — это люди. Они устают, ошибаются, действуют необдуманно. В США федеральные инспектора заставали операторов АЭС спящими на рабочих местах. На станции «Троуджен», например, оператор слушал репортаж о баскетбольном матче, а в это время радиоактивная вода переполнила резервуар и начала заливать помещение здания…

Самой нашумевшей до Чернобыля была авария на энергоблоке № 2 АЭС «Три­Майл­Айленд» (штат Пенсильвания, США). В 4 часа утра 28 марта 1979 года нормальный приток охлаждающей воды в активную зону реактора случайно прервался, а сливной клапан остался открытым. Из активной зоны реактора начала вытекать вода. Реактор автоматически остановился, и включилась подача воды от системы аварийного охлаждения, что должно было предотвратить расплавление активной зоны. Однако оператор пульта управления реактором не знал, что сливной клапан открыт, и, полагая, что реактор достаточно снабжался охлаждающейся водой, отключил аварийные насосы. Ошибка была обнаружена через 2 часа. К этому времени вода в активной зоне реактора начала выкипать. В результате урановые топливные трубки перегрелись и полопались. Часть радиоактивных веществ попала в корпус реактора, тысячи литров радиоактивной воды были перекачены в емкости, размещенные во вспомогательном здании. Незначительное количество радиоактивного газа просочилось в атмосферу. Пульт управления имел очень сложную конструкцию из сотен лампочек. Как вспомнил потом один из операторов: «Мне хотелось вышвырнуть эту чертову панель. Она не давала нам никакой полезной информации». Контроль был восстановлен, но для дезактивации территории потребовался миллиард долларов.

За 4 года до аварии в «Три­Майл­Айленд» под угрозой расплавления оказался реактор другой АЭС в городе Декатуре (штат Алабама, США). 22 марта 1975 года 20­летний помощник электрика проверял герметичность в щитовой энергоблока № 1 станции «Браунз­Ферри». Проверка заключалась в том, что он подносил к разным точкам горящую свечу и следил, не дрожит ли пламя. В результате загорелась полиуретановая изоляция одного из электрических кабелей. Пламя охватило помещение щитовой. Было повреждено 1600 кабелей. Пожар удалось погасить спустя 7 часов.

Кроме случайных аварий существует риск саботажа и терроризма. Яркий пример ядерного саботажа в США — происшествие, случившееся в 1961 году на станции «Арко». В смене работало 3 оператора. Реактор был остановлен, и техники должны были на 10 см поднять центральный стержень, чтобы произвести наружное обследование. Один из техников вынул стержень полностью. Началась цепная реакция, и реактор взорвался. Все трое погибли. Причины случившегося в отчете комиссии: «Авария была вызвана с целью убийства или самоубийства. Виновник спятил, решив, что его жена изменила ему с одним из его коллег…»

Странно, но это так. Гейл пишет даже о таких банальных вещах, которые могут привести к таким безвозвратным, беспрецедентным трагедиям, одну из которых, например, пережили США однажды… 11 сентября. А что было бы, если воинствующие бенладенцы направили захваченные ими «боинги» не на башни­близнецы или Пентагон, а на ядерные объекты. Страшно подумать…

***

В повести «Чернобыль», впервые опубликованной в журнале «Юность» (№ 67, 1987), автор Юрий Щербак словами Льва Толстого из его «Дневника» так говорит о прогрессе человечества (а это было почти 100 лет назад, в 1895 году, когда цивилизация была еще далека от рождения ядерного монстра): «…стали говорить про то, какой будет скоро материальный прогресс, как — электричество и т.п. И мне жалко их стало, и я им стал говорить, что я жду и мечтаю, и не только мечтаю, но и стараюсь о другом единственно важном прогрессе — не электричества и летанья по воздуху, а о прогрессе братства, единения, любви…»

Рухнула вера в науку, в технику, в строй, в котором мы жили. Все рухнуло одновременно с бетонными перекрытиями 4­го блока. А таких блоков на ЧАЭС было еще пять… Засорились «фильтры казенного оптимизма» после того, когда высокие руководители начали отправлять своих детей в крымские санатории уже 1 мая. Слухи — ведь тоже вещь упрямая. Цепная реакция вышла из ядерных реакторов.

Слово «эвакуация» расползлось по столице и по ветру унеслось дальше от Чернобыля… Один из активных участников ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, член союзной правительственной комиссии, тогдашний глава Госплана УССР Виталий Масол, считавший, что причиной аварии стало наше обычное головотяпство, признался «Фактам», что с 26 апреля по 5 мая все жили ожиданием нового взрыва, поэтому принимались любые решения, порой неадекватные, в том числе «…тихонечко готовились к эвакуации Киева».

Апокалипсису 2 тысячи лет, который принес грозное предзнаменование и предупреждение, что это не метафизика черных ангелов, а творение ума и рук Человека.

100 лет назад будущий академик, первый президент Академии наук Украины, а на то время 24­летний выпускник физико­математического факультета Петербургского университета Владимир Иванович Вернадский в 1910 году впервые высказал предупреждение о надвига­ющейся на человечество угрозы ядерного омницида, всеобщего убийства людей. Вот его слова: «Теперь перед нами открываются в явлении радиоактивности источники атомной энергии, в миллионы раз превышающие все те источники сил, какие рисовались человеческому воображению. Невольно с трепетом и ожиданием обращаем мы наши взоры к силе, раскрыва­ющейся перед человеческим сознанием, что сулит она нам в своем грядущем развитии? С надеждой и опасением всматриваемся мы в нового защитника и союзника».

Еще до аварии на ЧАЭС заместитель директора НИИ атомной энергии СССР академик Валерий Алексеевич Легасов, имя которого впоследствии гремело на весь мир, человек, который занимался вопросами промышленной безопасности, и в частности безопасности атомных электростанций, когда стоял вопрос «быть или не быть атомной энергетике»? в своей статье «Ядерная энергия и международная безопасность» (журнал «Природа», № 6, 1985 г.) пришел к выводу, что при достаточной плотности атомных электростанций разрушать такие объекты — безумие. Дело сейчас заключается не в роде техники, а в ее масштабах и концентрации.

Человечество в своем развитии создало такую плотность различных энергоносителей, различных потенциально опасных компонентов — биологические ли они, химические, или ядерные, что их сознательное или случайное разрушение приведет сегодня к крупным неприятностям.

Произошел некий качественный скачок: этих объектов стало больше, они стали гораздо мощнее, а отношение к эксплуатации этих объектов ухудшилось. Стремительно возрастало число людей, занятых изготовлением оборудования, эксплуатацией его. А методы обучения, тренажа уже не поспевали за темпом развития. Получилось так, что сегодня нужно технику защищать от человека: от ошибок конструктора, проектанта, оператора, ведущего производственный процесс. А это уже меняет философию нашей деятельности.

Прошло 15 лет с тех пор, как столб светло­фиолетового пламени взметнулся над четвертым энергоблоком на высоту до 500 м, в глазах общественности вина за аварию легла черным пятном на весь коллектив ЧАЭС. Борис Горбачев, физик­ядерщик, пытаясь разобраться, кто виноват, сказал, что коллектив (персонал) и дирекция — это разные вещи. Она, дирекция, может заставить сделать все. Директор АЭС, в условиях строгого единоначалия, осуществляемого на всех атомных станциях, отвечает за все, в том числе и за глупые и преступные действия своих подчиненных. Таковы служебные требования к его работе.

Директора Чернобыльской атомной наказали не за взрыв, а за то, что он «не обеспечил надежной и безопасной эксплуатации, способствовал созданию для эксплуатационного персонала вседозволенности, благодушия и беспечности. Другими словами, не выполнил в аварийных условиях своих прямых служебных обязанностей директора АЭС».

Из материалов правительственной комиссии видно: не только допол­нительных, но и вообще никаких мер безопасности им не было принято, что повлекло за собой многочисленные человеческие жертвы и гигантские материальные потери. Проанализировав все это, начинаешь понимать скрытый смысл того непреодолимого психологического водораздела между директором и персоналом. Дирекция оказалась недостойной коллектива станции. И коллектив это хорошо понимал.

В одном из авторитетных изданий Украины («Еженедельник 2000», № 24, 24­Х­2008 г.) напечатаны откровения руководителей государства, видных ученых, министров. Вот что сказал Председатель Совета Министров СССР Н.И. Рыжков на заседании оперативной группы политбюро ЦК КПСС: «Как могло случится такое у нас? Каковы причины этой крупнейшей в мире аварии?

К ней мы шли давно. И накапливали опасность. Случайность? Но уж больно много совпадений.

Нет. Это закономерность, которая образовалась в нашем энергетическом хозяйстве. И разболтанность. Если бы не произошла она здесь, и сейчас, произошла бы в другом месте.

На заре АЭС все было поставлено строго и добротно. Постепенно атомная энергетика вышла за границы фантастики, но не вышла вместе с ней дисциплина. Снизилась требовательность на всех уровнях, притупилась бдительность. Ведь нет ни одного года без ЧП на АЭС. Авария на Ленинградской — вывод не сделали. Минсредмаш, наука, Минэнерго не на той высоте, какой требует атомная энергия. И ведомственная разобщенность».

У академика Валерия Легасова, который как член правительственной комиссии возглавлял группу специалистов, разрабатывающих мероприятия по локализиции аварии, обострилось чувство вины, несправедливого обвинения руководства, самообвинения, что послужило катализатором для принятия им фатального решения добровольно уйти из жизни.

Теперь, спустя 27 лет, когда вот­вот «надвинут» гигантский французский конфайнмент (укрытие), стоимость которого (говорят) около 5 млрд долларов, СМИ сообщают еще об одном неприятном прецеденте там же, на ЧАЭС.

Декабрь 2012 года! Отключено электроснабжение на ЧАЭС за неуплату за электроэнергию. Вахтовые бригады (персонал) ЧАЭС грозятся объявить забастовку по причине задержки выплаты заработной платы. Кто будет виноват, если на станции произойдет непоправимое?! Она ведь дышит. Надо полагать, что до сих пор уроки Чернобыля нас ничему не научили.

Примеры, которые я привожу, не случайны. Атомная энергетика Франции, конфайнмент, который там спроектировали и где реализовывают его строительство, заслуживают внимание. Мы находим подтверждение этому в словах министра здравоохранения УССР Анатолия Романенко (газета «Бульвар», апрель 2002 г., № 17): «Когда мы с академиком Ильиным изучали организацию медицинских служб на французских атомных станциях, президент Академии наук Франции сказал: «Мы боимся не аварий у себя во Франции, но… второй аварии у вас. Если она случится, общественность заставит нас закрыть все АЭС. Французы гордятся тем, что значительная часть электроэнергии у них вырабатывается ядерной энергетикой. Но директор французского института радиационной медицины, известный ученый, награжденный орденом Почетного легиона, вынужден был уйти на пенсию. Его обвинили в том же, в чем и меня: в сокрытии фактов…»

Бывший директор ЧАЭС Виктор Брюханов ровно 30 лет возглавлял объект со времени его строительства до аварии 1986 года. После 5 лет, проведенных в колонии общего режима, он крайне редко соглашался на встречу с журналистами. Но это не значит, что ему не было, что сказать. Было. Но это отдельная тема.

Судья Верховного суда вынес тот приговор, какой ему велели…

«Думаю, если бы для меня «нашли» расстрельную статью, так и расстреляли бы. Но не «нашли», — так сказал ветеран станции, ее бессменный директор Виктор Брюханов.

На вопрос: «После возвращения вы побывали в Припяти?» — ответил: «Поехал. Сердце защемило. Город и станция, которые сам строил, никому больше не нужны. Квартира разграблена, двери выворочены «с мясом». Даже фотографий с тех времен на память не осталось…» Впрочем, приговор к 10 годам лишения свободы тоже стал шоком для человека, у которого не было возможности сказать правду…

***

Анализ того, что произошло 26 апреля 1986 года на ЧАЭС, не самоцель, он не должен быть обращен в прошлое. Главное — вынести уроки для ядерной безопас­ности сегодня и в будущем, предотвратить возможность повторения аварии с серьезными радиологическими последствиями. Все те, кто причастен к обеспечению ядерной безопасности, чьи решения могут прямо или косвенно влиять на ядерную безопасность, должны понять, почему было возможно эксплуатировать то, что не отвечало требованиям безопасности, почему годами не ликвидировались недостатки, которые были известны и привели к аварии с катастрофическими последствиями.

Это должно быть принято ко вниманию, должны быть сделаны определенные заключения.

***

Наверное, так было угодно Богу, что за 45 дней до 25­й годовщины Чернобыльской катастрофы в результате сильнейшего землетрясения за последних 100 лет силой 9 баллов были повреждены электрооборудование и система охлаждения четырех из шести работающих блоков на японской атомной электростанции «Фукусима­1», на которой произошли мощные взрывы водорода. Цунами забрало больше 30 тысяч человеческих жизней. Больше миллиона японцев остались без крыши над головой. Япония ушла под воду на 1 метр. Уровень радиации на станции резко повысился в 1000 раз. Компания­владелец АЭС Tokyo Electric Power Cо (TEPCO) утверждала, что топливо расплавится и останется внутри…

Ситуация в Японии оставалась сложной. Радиоактивное заражение грозило Сибири и Дальнему Востоку, Приморскому краю, Сахалину, Курилам. В США усилились панические настроения.

Опыт использования роботов французского производства на ЧАЭС очень пригодился японцам при ликвидации последствий аварии на «Фукусиме­1», ибо все сотрудники атомной электростанции были эвакуированы еще 16 марта. Японские силы самообороны использовали для охлаждения поврежденных реакторов морскую воду, категорически против чего была Россия. Вопросы человеческого фактора, который имел место на АЭС «Фукусима­1», обсуждались на международной практической конференции «Двадцать пять лет Чернобыльской катастрофы. Безопасность будущего», которая проходила в Киеве 20–22 апреля 2011 года в Украинском доме. К слову, здесь когда­то был музей В.И. Ленина, где автор книги Chernobyl: The Final Warning впервые увидел скульптуру обезьяны, которую около 100 лет назад вождю пролетариата подарил Арманд Ю. Хаммер — американский бизнесмен. Ленин, принимая подарок, сказал: «Вот, что может случиться с человечеством, если оно будет продолжать совершенствовать и наращивать орудия уничтожения. На земле останутся одни обезьяны».

***

Сразу же после аварии на ЧАЭС, принимая неоценимую, бескорыстную помощь лучших умов Земли, мы имели возможность оценить сердечность, сочувствие, искренность и простых людей. Как это важно, когда твою беду понимают, разделяют, бескорыстно помогают. Сколько таких примеров было?! Природа напоминает, подсказывает, что землянам нужно объединить свой научный, экономический потенциал, чтобы направить его на сохранение жизни на Земле. Этим проникся и Роберт Гейл, вынашивая в своем сердце идею помочь России в тяжелое для нее время. Гейл — врач, ученый и философ. Кому, как не ему, судить об опасности случившегося. В своей научной работе он писал, что единство жизни и смерти — это и есть философия. На вопрос, что привело его в медицину, он ответил: «В нашем обществе профессия врача — одна из самых уважаемых. Я хотел стать врачом. Это решение я принял сознательно. Быть хорошим врачом, лечить людей — это работа. Не будь я хорошим врачом, я не стал бы ученым. Поэтому я соединил в себе воедино и то и другое». Так кто же он? Это всемирно известный специалист в области пересадки костного мозга, председатель международного комитета, профессор Калифорнийского университета, руководитель клиники. Его высокий авторитет, профессионализм, дружественные и родственные связи с доктором, бизнесменом, другом (!) Владимира Ильича Ленина Армандом Ю. Хаммером, плюс порыв души дали основание для принятия решения поехать в СССР. Из сообщения газеты «Правда» от 16.05.1986 г.:

«15 мая М.С. Горбачев принял в Кремле видного предпринимателя и общественного деятеля Арманда Хаммера и доктора Р. Гейла. Он выразил глубокую признательность за проявленное ими сочувствие и быструю конкретную помощь в связи с постигшей советских людей бедой — аварией на Чернобыльской АЭС. В поступке А. Хаммера и Р. Гейла, как подчеркнул М. Горбачев, советские люди видят пример того, как должны были строиться отношения между двумя великими народами при наличии политической мудрости и воли у руководства обеих сторон».

Великолепный сценарий кинофильма режиссера Энтони Пейджа и исполнительское мастерство артистов главных ролей дали возможность глубже проникнуть во внутренний мир Роберта Гейла и Арманда Хаммера.

Не важно, что они не были похожи внешне на своих героев. Мне кажется, если бы моя воля, на роль Р. Гейла нужно было предложить известного американского артиста по кинофильму «Ночи в Роданте» Ричарда Гира (режиссер Джордж Волф), где Р. Гир играет роль успешного хирурга, самобытного, волевого, от которого отвернулась разве что врачебная удача.

Не знаю, как Э. Пейджу удалось сохранить «гардероб» Р. Гейла, но я с восторгом узнал все, что обычно носил ОН, в том числе сабо, блейзер и сумку на плече.

И все­таки, если внимательно присмотреться, Гейл был моложе своих 40 лет, сухощавый, спортивный, с черными, чуть курчавыми с сединами короткими волосами. Он был немногословен, когда не вступал в дискуссии и не отстаивал своих убеждений. Несмотря на внешнюю сухость и типичную американскую деловитость, он очень симпатичен, и общение с ним доставляло собеседнику радость — так уважительно, толково и терпеливо отвечал он на многочисленные вопросы коллег и корреспондентов. И еще, он был элегантен. На нем был неизменный темно­синий блейзер с золотыми пуговицами (не скромен буду — я себе такой пошил), полосатый темно­красный галстук, серые брюки и на босую ногу туфли сабо (без задников). На плече у него почти всегда висела точно такая же сумка, как у артиста в фильме.

***

Вот так складывались дела, притирки в действиях политиков, руководителей суперстран, ученых, медиков, общественных деятелей, служб безопасности. Предпринимались шаги перестраховки, стены секретности рушились, как впоследствии Берлинская стена.

Уже 3 июня, прилетев из Москвы в Киев, доктор Гейл консультировал группу больных, находившихся на лечении в Киевском НИИ онкологии, в отделении ныне покойного профессора Леонида Кинзельского. Мне пришлось сопровождать доктора Гейла во время его визита. Я видел, как он внимательно осматривал больных, задавал вопросы пострадавшим и врачам, вдумчиво изучал графики с данными анализов, расспрашивал о тонкостях примененных киевскими врачами методик. Особенно его интересовали случаи пересадки костного мозга.

Позднее, на вопрос доктора и писателя Юрия Щербака «во что он верит?» ­доктор Гейл серьезно ответил: «В Бога и науку».

Тогда, в тревожные дни июня, визит Р. Гейла в Киев был очень короток. Позже он вместе с семьей посетил Научно­исследовательский институт педиатрии, акушерства и гинекологии. Гостей встретила несравненная директор института академик АМН СССР Елена Михайловна Лукьянова — председатель украинского отделения международной организации «Врачи мира за предотвращение ядерной войны». Здесь, в этом, пожалуй, самом важном месте на земле, месте, где рождается человеческая жизнь, где ведется борьба за продолжение рода человеческого, дети доктора Гейла очень быстро познакомились с украинскими маленькими пациентами. Причем не ощущая никаких языковых, тем более идеологических барьеров, обменялись подарками, вместе спели «Пусть всегда будет солнце», затем Тал сыграла на скрипке, а голубоглазая Шир сожалела, что нет фортепиано… А доктор Гейл в это время вел профессиональные беседы с педиатрами, акушерами­гинекологами и кардиохирургами. В реанимационном отделении долго стояли и смотрели на пластиковые кувезы, подключенные к сложной технике, где лежали крохотные создания, которым сегодня 27 лет, а детям Гейла тогда было: Тал — 9 лет, Шир — 7 лет, а маленькому Илану — всего 3 годика. Тогда меня поразило вежливое, спокойное, неторопливое поведение детей где бы они ни были. Они очень аккуратны и вежливы, терпеливы. Я не видел плача, крика, ссор между собой, родительских нравоучений, только взаимное внимание, сочувствие, ласку.

Даже тогда, когда 2 часа пришлось «наслаждаться» органной музыкой в Доме камерной и органной музыки, дети Гейла успевали дружно и вовремя аплодировать после исполнения каждого музыкального произведения.

На вопрос Р. Гейлу, «означает ли это, что пребывание его детей в Киеве безопас­но», он ответил: «Многие думают, что Киев полностью покинут жителями или что дети полностью эвакуированы. И одна из причин, которая заставила меня приехать сюда с моей семьей, — желание еще раз подчеркнуть, что ситуация полностью контролируется, а пациенты получили необходимую помощь.

У меня не было никаких сомнений в безопас­ности моего приезда в Киев. Ни в коем случае я бы не привез своих детей, если бы существовала малейшая потенциальная опасность. Мне думается, что людям такой поступок легче понять, чем целый ряд медицинских заявлений и сложных обобщений. И еще. Я надеюсь, более того, я уверен, что ваш анализ медицинской информации будет таким же полным и откровенным, как и анализ физических причин аварии».

Известно, что доктор Арманд Хаммер посетил впервые нашу страну еще в 1921 году. Он приехал в Москву как врач и предложил Ленину американскую программу борьбы с сыпным тифом. Если страницы истории вернуть в прошлое столетие, так мы узнаем, что одессит Юрий Хаммер, отец Арманда, на волне революционного подъема эмигрировал в Америку. Он был делегатом ІІІ съезда РСДРП, вместе с Лениным «Искрой» воспламенял революционное движение в России. Но не все эмигранты возвращались в Россию, тем не менее своей дружбы с вождем мирового пролетариата не разрывал. В одном из своих 50 томов революционных произведений Ленин вспоминает о своей партийной дружбе с Юрием Хаммером. Сын Юрия Арманд родился в 1898 году. Как и его отец, он стал врачом и тоже поддерживал революционную Россию. Старший Хаммер, посылая сына в Россию бороться с тифом, не забыл и о своем бизнесе. Ленину была предложена помощь в строительстве в России тракторного завода! Молодой Хаммер справился и с этим заданием. На Урале, в Челябинске, в тяжелых социальных и климатических условиях революционный народ в кратчайшее время построил свой индустриальный первенец, из ворот которого выехал первый трактор «Фордзон». Возвращаясь к своим предыдущим публикациям, я спрашиваю себя снова: что было главное для Хаммеров в то время — бизнес или гуманизм? А спустя 60 лет СССР прошел еще одно испытание на прочность, не считая лизинговую помощь Америки СССР в Великой Отечественной войне…

26 апреля 1986 люди всего мира услышали слово «Чернобыль»…

И вот в один из майских дней в Бориспольском аэропорту приземлился личный самолет Арманда Хаммера — белый «Боинг­727» с полосатозвездным флагом на фюзеляже с номером N1ОXY, что значит «первый номер в компании Occidental Petroleum Corporation», президентом которой и был Арманд Хаммер. Неутомимый 88­летний бизнесмен ежегодно наверстывал на своем самолете со всеми удобствами сотни тысяч километров, руководя одновременно и компанией.

Неизменной спутницей Хаммера была жена. А в этом полете была еще и родня со стороны жены Роберта Гейла — трое детей и жена Тамар.

Арманд Хаммер полетел в Москву вместе с семьей Гейла, зная, что медицинская идеология едина и в США, и в СССР, что авторитет профессора Гейла в этих условиях будет воспринят коллегами и в Москве, и в Киеве. Сценарий телевизионного фильма Энтони Пейджа подтвердил это. Режиссер попал в десятку…

Я часто себя спрашивал: как объяснить благородный поступок пожилого американца, корни которого из Одессы, прилететь в Москву и предложить помощь великой, могучей стране, но с другой идео­логией? Лично меня поразила жизненная философия Хаммера. Казалось, что я его понимаю, но я никогда не оставлял без внимания публикации медиа о том, где Хаммер. А он, перешагнув свое 90­летие, продолжал летать над Землей и руководить своей Occidental Petroleum Corporation.

Последний полет он совершил на военном вертолете Ми­8 вокруг реактора. Приземлившись в аэропорту Жуляны, А. Хаммер, стоя перед телекамерами, заикаясь, сказал по-­русски (дословно): «Я только что вернулся из Чернобыля. Это произвело на меня такое впечатление, что мне трудно говорить. Я видел целый город — 50 тысяч население и ни одного человека. Все пустое. Там даже белье висит. Они не имели времени снять белье. Я видел работы по спасению реактора, чтобы больше не было с ним проблем. Я бы хотел, чтобы каждый человек побывал здесь, чтобы увидеть то, что я видел. Тогда никто бы не говорил о ядерном оружии. Тогда бы все узнали, что это самоубийство всего мира, и все бы поняли, что мы должны уничтожить ядерное оружие. Я надеюсь, что когда мистер Горбачев встретится с мистером Рейганом, он Рейгану все расскажет и покажет фильм и мои фотографии о Чернобыле. А потом, в будущем, когда Рейган приедет в Россию, я бы хотел, чтобы он приехал в Киев и Чернобыль. Пусть он увидит то, что увидел я. Тогда, я думаю, он никогда не будет говорить о ядерном оружии».

Хаммер, зная, наверное, что это его последний визит в Украину, перед отлетом пригласил провожающего его министра Анатолия Романенко в свой самолет. По долгу службы я тоже там был. В то время я впервые увидел необычайную картину летной кают­компании. И еще, «посошок на дорожку» — виски, предложенные Хаммером, мы выпили. Министр благословил этого мудрого человека словами: «Пусть Бог бережет вас в пути». А Хаммер мыслями был уже в Лос­Анджелесе, куда он летел по своим делам.

Позже, почти через 10 лет, я воспринял его последний взлет на небеса… с глубокой тоской. Там его давно ожидала жена. Ему было 96 лет! Восхитительная трудоспособность!

(Говорят, компетентные органы считали, а они имели на то основание, что Хаммер шел своей дорогой, известной только ему, к Нобелевской премии… Ну и пусть! У человека была цель.)

Шли года. Наступила 25­я чернобыльская весна. Помните, я приводил слова героя Украины, но без правительственной награды, экс­министра здравоохранения УССР, а в последующем директора института радиационной медицины академика Анатолия Ефимовича Романенко: «Нас спас Бог дважды. Первый раз, когда ветер не подул в Киев (это было 30 апреля), и второй раз, когда реактор не взорвался».

Представьте себе, если бы ветер подул в сторону Киева. Радиоактивное облако, например, со стронцием­90, период полураспада которого 29 лет, и с другими чернобыльскими «гостинцами» — плутонием, цезием накрыло бы Пуща­Водицу, Киев, Конча­Заспу, где облюбовали себе места обитания сильные мира сего…

Обратите внимание на фотографии, взятые мною из нашего уникального атласа радиационного загрязнения Украины, который был издан к юбилейной дате при участии многих министерств и ведомств. Что было бы с Киевом и его населением тогда и на неопределенную перспективу?! Страшно подумать…

К 15­, 20­, 25­летию, вспоминая Роберта Гейла и его легендарных детишек как символ последующих поколений, я стучался в двери высоких чиновников, чтобы Гейла не забыли пригласить на международные киевские мероприятия, посвященные этим годовщинам. Его приглашали, но он, жаль, не приехал. Почему? Я не знаю. Чисто по­человечески я хотел бы узнать, какова судьба его детишек. Кто они сейчас? Ведь старшей дочери Тал уже за 35 лет, а Илану (Ванечке) скоро стукнет 30! Положа руку на сердце, я не взял бы своих детей в это пекло…

Я благодарен президенту НАМН Украины академику Андрею Михайловичу Сердюку, заместителю министра МЧС Украины Владимиру Ивановичу Холоше, пригласившим меня за мое «революционное прошлое» на историческую конференцию, которая для меня закончилась посещением «мертвого города» и ЧАЭС, откуда я привез размытое сомнение, кто мы, ликвидаторы, теперь.

А что ТАМ — теперь мне будут еще больше напоминать фотодокументы из моего чернобыльского архива. Говорят же: «Нет ничего дороже, чем память».

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

15 мая 1986 года М. С. Горбачев принял в Кремле вид­ного американского предпринимателя и обще­ственного деятеля А. Хаммера и доктора Р. Гей­ла.

Он выразил глубокую признательность за проявленное ими сочувствие, понимание и бы­струю конкретную помощь в связи с постиг­шей советских людей бедой — аварией на Чер­нобыльской АЭС.

В поступке А. Хаммера и Р. Гейла, подчерк­нул М. С. Горбачев, советские люди видят при­мер того, как должны были бы строиться отно­ шения между двумя великими народами при на­личии политической мудрости и воли у руководства обеих стран.

(Из сообщения ТАСС )

Чернобыль-1986. Из книги американского бизнесмена Арманда Хаммера «Мой век — двадцатый. Пути и встречи» (М.: Прогресс, 1988):

Каким-то неведомым образом злополучный взрыв советского ядерного реактора в Чернобыле в 80 милях от Киева замкнул круг моей сознательной жизни. Я вновь оказался в роли поставщика медикаментов попавшей в беду России, точно так же, как когда впервые приехал в эту страну в июле 1921 года.

Получив диплом доктора, в 1921 году я отправился в Россию, чтобы помочь жертвам голода и эпидемии тифа на Урале. За поставку зерна для голодавших я заслужил личную благодарность и покровительство Ленина.

Через 65 лет, в мае 1986 года, мне снова представилась возможность оказать русским помощь после ужасной катастрофы в Чернобыле. В этот раз я организовал приезд в СССР четырёх самых лучших специалистов Запада по борьбе с последствиями облучения и отправку на миллион долларов медикаментов. Узнав об этом, Генеральный секретарь Михаил Горбачёв пригласил нас к себе и поблагодарил от имени советского народа.

Сходство этих событий поразительно.

Всё началось в понедельник 28 апреля 1986 года. Я был в Вашингтоне на открытии в Национальной галерее выставки советских картин импрессионистов и постимпрессионистов. Это был первый крупный культурный обмен после встречи на высшем уровне в Женеве Рейгана и Горбачёва в ноябре 1985 года, организованной при моём участии.

В этот день в американскую прессу сначала медленно, а потом мощным потоком прорвались новости из Европы о ядерной катастрофе на Украине. Поступавшие сведения были противоречивыми и неполными. Пресса заговорила о том, что в одном из атомных реакторов, возможно, произошло расплавление стержня, и скоро стало ясно, что случилась крупная катастрофа.

Во вторник утром 29 апреля мне сообщили по телефону в отель, что со мной пытается срочно связаться д-р Роберт Гейл.

Я был знаком с Бобом Гейлом лично и знал о его выдающейся репутации в области пересадки спинного мозга для лечения лейкемии. Поскольку я являюсь председателем президентской комиссии по борьбе с раковыми заболеваниями, мне было известно, что д-р Гейл возглавляет Отделение по пересадке спинного мозга Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и является председателем Международной картотеки для пересадки спинного мозга в Милуоки — организации, которая имеет хранящиеся в компьютере списки потенциальных доноров спинного мозга в 128 центрах, разбросанных по всему миру.

Я немедленно связался с ним по телефону.

Боб Гейл не тратил времени понапрасну. Он быстро объяснил, что пересадка спинного мозга — это единственный шанс спасти жизнь жертвам радиации в Чернобыле. Одна из целей создания Международной картотеки для пересадки спинного мозга и заключается в быстрой реакции в случае подобных катастроф. В картотеке хранится список 50 — 100 тысяч доноров-добровольцев, живущих в основном в Соединённых Штатах, Западной Европе и в Скандинавии.

«Если человек подвергается большим дозам радиации, — объяснил Гейл, — его спинной мозг теряет способность вырабатывать кровяные тельца. Те, кто получил большие дозы радиации и остался в живых, обречены на смерть в течение 2 — 4 недель из-за нарушения функций спинного мозга. Единственный способ их спасти — это определить степень их облучения и произвести пересадку спинного мозга».

Боб предложил себя и картотеку в распоряжение русских. Он знал, что правительство Соединённых Штатов уже предлагало Советскому Союзу помощь, однако это предложение было отклонено так же, как и предложения других правительств. С моими контактами в СССР, не могу ли я помочь?

Я обещал сделать всё возможное. Я знал Горбачёва и решил передать ему предложение Гейла.

Немедленно составив письмо Горбачёву, я отправил его Олегу Соколову, исполняющему обязанности посла СССР в Вашингтоне. Кроме того, я послал это письмо телексом Анатолию Добрынину, бывшему послу в США, ставшему теперь секретарём ЦК КПСС, с просьбой как можно быстрее передать его Горбачёву.

Объяснив важность пересадки спинного мозга и сущность предложения д-ра Гейла, я писал:

«Доктор Гейл готов немедленна приехать в Советский Союз для встречи с советскими специалистами по лечению жертв радиации и гематологами для оценки положения и принятия решения об оптимальных мерах, с помощью которых можно надеяться на спасение жизней людей, пострадавших во время аварии. Д-р Гейл может вылететь из Лос-Анджелеса завтра в три часа дня (в среду 30 апреля) и прибыть в Москву в шесть часов вечера в четверг 1 мая. Я беру на себя все расходы, связанные с его усилиями спасти жизнь подвергшихся радиации граждан».

Прежде чем отправить письмо, я позвонил нескольким влиятельным друзьям в госдепартаменте, чтобы рассказать о своём предложении и убедиться, что мои действия не противоречат их планам. Они восприняли моё сообщение с энтузиазмом и посоветовали как можно быстрее приступать к делу.

Первый ответ пришёл очень быстро. В тот же вечер мне из Нью-Йорка позвонил Юрий Дубинин, советский представитель в ООН, который вскоре стал следующим советским послом в США, и выразил поддержку нашего предложения. Я также рассказал о наших усилиях четырём сенаторам — Тэду Стивенсу, Ричарду Лугару, Клэйборну Пэлу и Альберту Гору-младшему — членам группы наблюдателей на Женевских переговорах по разоружению, — и они не только от всего сердца поддержали наш план, но и на следующее утро послали письмо от своего собственного имени исполняющему обязанности государственного секретаря Джону Уайтхеду с просьбой поддержать нас.

После звонка Дубинина прошло некоторое время. Оставалось только ждать. Вечером 30 апреля я сидел рядом с Уайтхедом на открытии Советской выставки в Национальной галерее. Он сказал, что поддерживает мои усилия. К нам подходили представители советского посольства и тепло выражали свою поддержку. Однако ответа так и не было.

Церемония открытия была омрачена новостями из Чернобыля, все в Вашингтоне, да и в мире, со страхом ждали следующих новостей, чувствуя себя беспомощными перед лицом этой катастрофы, такой далёкой и одновременно так непосредственно касающейся всего мира.

Наконец, утром 1 мая, через 48 часов после отправки письма, пришёл ответ. Олег Соколов позвонил мне домой в Лос-Анджелес — Советское правительство принимает моё предложение и просит немедленно приступить к его исполнению.

«Конечно, мы возвратим вам все затраты», — сказал он.

«Мы поговорим об этом позже»,— ответил я.

Соколов позвонил также д-ру Гейлу. «Что мне нужно делать, чтобы получить визу?» — спросил меня д-р Гейл.

«O визе не беспокойтесь, — ответил я. — Она будет ждать вас в аэропорту». Те, кто знаком с русскими порядками, поймёт, какая оперативность была проявлена в этом случае.

Чтобы ускорить отъезд Гейла, мои сотрудники связались с представителями авиакомпании «Люфтганза». Из Лос-Анджелеса он должен был лететь во Франкфурт, а там пересесть на самолёт, направляющийся в Москву. Его путешествие началось в три часа дня.

Я дал Гейлу все свои телефоны, включая неопубликованные домашние номера, и попросил при необходимости звонить днём и ночью. «Я бы хотел воспользоваться вашим разрешением, — сказал он, — но меня предупредили, что на связь из Москвы с Америкой уходит до 12 часов».

«Звоните из нашей московской конторы, — ответил я, — оттуда вы сможете прямо набирать номер, а я предупрежу сотрудников, чтобы они предоставляли вам телефон в любое время дня и ночи и помогли с транспортом и переводчиками».

Боб получил также все номера Ричарда Джейкобса, вице-президента фирмы «Оксидентал петролеум» и моего ассистента. Работающий круглые сутки коммутатор фирмы «Оксидентал петролеум» получил инструкции соединять нас с д-ром Гейлом, где бы мы ни были, в любое время дня и ночи. Мой домашний телефон соединён с конторой, а специальная система прямой связи позволяет переключать каждый звонок на любой телефон в Соединённых Штатах.

В последующие недели некоторые хозяйки в Лос-Анджелесе очень удивлялись, когда в середине вечера в их доме звонил телефон и вежливый голос просил передать трубку мне или Ричарду для разговора с Москвой.

Первый телефонный звонок раздался, как только Боб попал в свой номер в гостинице «Советская». В это время в Лос-Анджелесе было раннее утро, и я работал в моей домашней библиотеке над последней главой этих мемуаров.

Боб не знал, чего ожидать, и боялся, что его встретят сдержанно или с подозрением. По крайней мере он ждал трудностей с языком и связью. Но его страхи были напрасны. Представители Министерства здравоохранения встретили его с распростёртыми объятиями и немедленно повезли в московскую больницу № 6. В этой больнице общего профиля на тысячу мест имеется крупное отделение для лечения лейкемии. Сюда и привезли триста человек, подвергшихся радиации в Чернобыле. У Боба не возникло трудностей при общении с русскими докторами — многие говорили по-английски, да и специальная терминология на обоих языках звучит примерно одинаково.

Ко времени разговора со мной Боб смог оценить обстановку и наметить план действий.

Триста человек в больнице № 6 страдали от первых симптомов радиации в результате аварии в чернобыльском реакторе. Тридцать пять были в критическом положении, тринадцать из них нуждались в пересадке спинного мозга. Остальные двадцать два были в таком плохом состоянии, что даже пересадка мозга не смогла бы их спасти.

Предстояла огромная работа, нельзя было терять ни минуты. «Мне здесь необходима помощь, — сказал Боб. — Лучшие доктора».

«Дайте мне их имена, и мы их пришлём».

Мы немедленно связались с д-ром Полем Тарасаки, известным в мире специалистом по определению типа ткани из Лос-анджелесского университета, д-ром Ричардом Чамплином, коллегой Гейла по работе в Лос-анджелесском университете, и д-ром Яиром Рейзнером, израильским учёным из Института Вайсмана в Риховоте, который в это время был в командировке в нью-йоркском Центре по борьбе с раком. Они согласились немедленно выехать в Москву. «Не беспокойтесь по поводу виз, — сказал я, — Они будут ожидать вас в аэропорту».

Покупая для них билеты в авиакомпании «Люфтганза», Рику Джейкобсу пришлось заплатить около восьми тысяч долларов карточкой «Америкэн экспресс». Только на получение разрешения на оплату такой большой суммы ушло около сорока минут.

Д-р Рейзнер, специалист по обработке спинного мозга до пересадки его больному с целью предотвращения отторжения, испытывал понятное беспокойство. Пожалуй, он был единственным израильтянином, совершавшим поездку в Москву без визы. Однако все его страхи рассеялись, когда русские коллеги тепло встретили его в Москве.

Гейл передал также длинный список нужных ему медикаментов и оборудования, которые мы отправили в Москву, организовав их закупку в 15 различных странах. Самыми крупными были три машины для отделения кровяных телец и одна — для их счёта. Авиакомпания «Люфтганза» оказала неоценимую помощь в организации поставок этих медикаментов и оборудования в Москву, отправляя их на первых же рейсовых самолётах. Вскоре доктора были готовы начать работу.

Четыре американца и их русские коллеги работали день и ночь в течение двух недель, стараясь спасти больных, которым была назначена пересадка спинного мозга. Никогда раньше подобные операции не выполнялись в таком количестве. Гейл собственноручно сделал все тринадцать пересадок, солидное количество, если учесть, что в нормальную рабочую неделю ему редко приходится делать больше двух — четырёх. В работе ему помогали д-р Чамплин и русские специалисты.

Поскольку у русских не было достаточно хорошо оборудованной лаборатории для определения типа тканей, д-ру Тарасаки пришлось создать такую лабораторию на месте из присланного нами оборудования и обучить русских на нём работать. В московских больницах он нашёл своих бывших студентов из Лос-анджелесского университета и также привлёк их к работе.

Каждый день Гейл звонил мне и Рику Джейкобсу и передавал новые списки. Зачастую его звонки раздавались среди ночи или перед рассветом. Одновременно мы старались не запускать обычную работу, поэтому в эти дни нам с Риком приходилось работать днём и ночью, и, если нам удавалось поспать три-четыре часа за ночь, мы считали, что нам повезло.

Некоторые просьбы доктора Гейла были личными. Он попросил прислать в Москву его жену Тамар, у которой был израильский паспорт. Госпожа Гейл выехала в Москву в тот самый день, когда Боб высказал нам эту просьбу. Он также просил прислать некоторые вещи домашнего обихода. Американские доктора расстраивались оттого, что у их советских коллег была привычка тратить много времени на обед, поэтому они быстро перешли на бутерброды, которые брали с собой в госпиталь. Скучали по американским бубликам и элю. Рик организовал доставку им корзины продуктов через нашу лондонскую контору.

12 мая я отправился в Москву. Коллекция моих картин «Пять веков живописи» была отправлена в Советский Союз в марте и демонстрировалась в ленинградском Эрмитаже одновременно с демонстрацией советских картин в Национальной галерее в Вашингтоне. В мае выставка моей коллекции открывалась в новом московском Государственном музее искусств. Я давно обещал присутствовать на открытии выставки в Москве. Кроме того, это был отличный повод повидать Боба и узнать, не могу ли я ещё чем-нибудь помочь самоотверженно работающей группе докторов.

Ящики с медикаментами и оборудованием были загружены в трюмы моего самолёта «ОКСИ-1», «Боинга-727», сделанного по специальному заказу и оборудованного дополнительными топливными баками для дальних перелётов. Десятки репортёров радио и телевидения пришли провожать нас в Лос-анджелесский аэропорт, в ангар для частных самолётов.

Репортёры хотели узнать новости о катастрофе, немногие подробности о которой просочились из Советского Союза. Я знал не намного больше, чем они. Я мог только выразить надежду, что наши усилия помочь жертвам аварии будут способствовать улучшению отношений между США и СССР. Чернобыльская трагедия ярко продемонстрировала необходимость сотрудничества и взаимопонимания между нашими странами. Я подчеркнул необходимость новой встречи на высшем уровне президента Рейгана с Михаилом Горбачёвым с целью возродить «дух Женевы», рождённый во время их «темпераментного разговора» во время первой встречи на высшем уровне в ноябре 1985 года. Я надеялся, что помощь докторов поможет смягчить перепалку между нашими странами в 1986 году.

Но важнее всего было просто оказать помощь попавшим в беду людям. Я чувствовал, что, если можно хоть чем-нибудь помочь в борьбе с последствиями катастрофы, я должен это сделать.

В Москве я хотел прямо ехать в больницу № 6, чтобы встретиться с американскими докторами и больными, но советские представители отнеслись к моей идее весьма отрицательно. Они хмурились и отрицательно качали головами. Казалось, они боялись, что я могу подхватить какую-нибудь болезнь или получить дозу радиации от облучённых, что иногда случается.

«Вы должны понять, д-р Хаммер, это абсолютно невозможно», — говорили они.

Ни один чиновник в мире не может сравниться с советским, когда тот полон решимости противодействовать вашей воле. К счастью, у меня есть преимущество — в течение почти десятилетней деловой деятельности в Москве в двадцатые годы я научился бороться с русской бюрократической системой за десятки лет до рождения сегодняшних чиновников. Я знаю все стратегические приёмы, начиная с уговоров и лести и кончая угрозами и скандалом. Иногда единственный путь борьбы с советской бюрократией — это скрестить шпаги и бороться до победы.

Это был как раз такой случай.

«Если вы не пустите меня в больницу, — сказал я, — я приеду и буду сидеть у порога до тех пор, пока вы меня не впустите».

Сломав таким образом лёд, я прибег ещё к одному приёму. Один из самых эффективных способов борьбы с советской бюрократией заключается в обращении к вышестоящему начальству через головы мелких чиновников. Я попросил о помощи моего друга Анатолия Добрынина. И проблема была решена. Когда меня привезли в больницу № 6, у входа нас ожидал замминистра здравоохранения Олег Щепин.

Главный врач больницы, представительный доктор по имени Ангелина Гуськова, подошла и обняла меня. И между нами моментально установилось полное взаимопонимание. Профессор гематологии доктор Баранов надел на меня стерильную одежду — маску, шапку, халат и тапочки — и провёл по палатам. Больница была идеально чистой и удивительно хорошо оборудованной, но моё внимание было сосредоточено на больных.

Большинство составляли мужчины: охрана и сотрудники чернобыльского атомного реактора. Некоторые были пожарниками — они старались унять огонь и предотвратить катастрофу. Один был врачом, который, рискуя жизнью, вызвался помочь жертвам на месте аварии, как только она произошла.

Некоторые выглядели совсем неплохо, однако другие производили ужасное впечатление. Говоря по-русски, я старался подбодрить и поддержать их. Я сказал, что мы из Соединённых Штатов и что они получают самую лучшую медицинскую помощь в мире. Некоторые умоляли о помощи, стараясь поймать мою руку. Я призывал их к мужеству: всё, что только можно было сделать, чтобы помочь им, уже делается. Но они так и не отпускали моей руки. Зная, что, несмотря на героические усилия докторов, многие из них не выживут, я с трудом сдерживал слёзы. Мне пришлось отвернуться и выйти из комнаты .

14 мая Михаил Горбачёв впервые выступил перед советским народом по телевидению с рассказом о чернобыльском несчастье. Подробно описав, что произошло и какие меры принимаются для борьбы с последствиями катастрофы, он сказал:

«Мы выражаем добрые чувства зарубежным учёным и специалистам, которые проявили готовность оказать содействие в преодолении последствий аварии. Хочу отметить участие американских медиков Р. Гейла и П. Тарасаки в лечении больных, а также поблагодарить деловые круги тех стран, которые быстро откликнулись на нашу просьбу о закупке некоторых видов техники, материалов, медикаментов».

Было очень приятно услышать эти слова, но затем он обрушился на западные правительства и американскую прессу за «разнузданную антисоветскую кампанию». «O чём только ни говорилось и ни писалось в эти дни — «о тысячах жертв», «братских могилах погибших», «вымершем Киеве», о том, что «вся земля Украины отравлена», и т. п. и т. д.»

Слушая эти обвинения, летящие по радиоволнам мира, я чувствовал себя глубоко несчастным. Война слов между СССР и США толкала нас к новым рубежам злобы и подозрительности. Очевидно, у Горбачёва были причины для недовольства западной прессой, однако у Запада тоже были причины недовольства Советским Союзом. Политбюро, безусловно, слишком поздно оповестило мир о потенциальной опасности чернобыльской катастрофы.

Однако взаимные оскорбления и обвинения нам не помогут. Мир находится под угрозой того, что может быть названо чернобыльским синдромом. Аварии на атомных электростанциях, как и угрозу ядерной войны, можно предотвратить путём сотрудничества, а не оскорблений.

По приезде в Москву я послал Горбачёву записку через Анатолия Добрынина, надеясь получить интервью. Вскоре я получил ответ от одного из его помощников, что из-за чрезмерной занятости он, к сожалению, не сможет выделить для меня время.

15 мая мы с Гейлом должны были выступать на пресс-конференции в пресс-центре министерства иностранных дел перед 400 представителями мировой прессы. Для Боба это было первое публичное выступление после приезда в Москву.

Во время пресс-конференции мне передали записку. Заместитель министра иностранных дел Александр Бессмертных просил меня подойти к телефону. Я покинул сцену и взял трубку. Мне сообщили, что Генеральный секретарь Горбачёв хочет встретиться со мной в пять часов и просит привезти с собой д-ра Гейла. Вернувшись на сцену, я передал записку Гейлу, который объявил о приглашении представителям прессы.

На этой конференции слова Боба прозвучали трогательно и сдержанно. Должно быть, ему было очень трудно после многочасовой изнурительной работы без привычки выступать перед софитами, телевизионными камерами и массой репортёров. Он объявил о договорённости с советскими руководителями опубликовать подробное описание заболеваний и методов лечения жертв Чернобыля в медицинских журналах, чтобы поделиться с учёными мира этим печальным опытом. Он также сделал заявление, от которого кровь стыла в жилах: «Мы с трудом справляемся, — сказал он, — оказывая помощь трёмстам жертвам аварии атомного реактора. Теперь совершенно очевидно, насколько мы не подготовлены к оказанию помощи жертвам атомной атаки или термоядерной войны».

Когда настала моя очередь, меня попросили рассказать о том, как я решил оказать помощь русским и сколько это стоило. Я объяснил, что Советское правительство предложило возместить все мои затраты, но я решил считать свою помощь подарком советскому народу.

Прямо с пресс-конференции мы с Бобом поехали на открытие выставки, а оттуда — в Кремль, в лимузине Анатолия Добрынина. Сопровождавший нас милиционер перекрывал поток транспорта, чтобы дать нам возможность проехать в Кремль.

Мы прибыли в Кремль точно в пять часов вечера, но немного задержались из-за очень медленного лифта — я помнил его ещё со времени Ленина. Нас проводили на четвёртый этаж в кабинет Горбачёва, где нас встретил сам Генеральный секретарь. Поскольку мы встречались раньше и знали друг друга, он сначала приветствовал меня, а затем д-ра Гейла, после чего мы все сели за длинный стол у него в кабинете.

Разговаривая через переводчика, Горбачёв поблагодарил нас с Гейлом и сказал, что Советский Союз найдёт способ выразить свою благодарность за усилия Боба и группы докторов. Затем, несмотря на то что он не повысил голоса, тон его стал более мрачным. Примерно в течение пяти минут Горбачёв говорил без конспекта очень быстро и с большой силой.

«Что это за люди, ваши западные правительства и пресса? Воспользоваться человеческой трагедией в масштабах Чернобыля? — задавал он риторические вопросы. — Чего ваша администрация старается добиться? Меня критикуют за то, что я не объявил об аварии немедленно. Я сам не знал, насколько она серьёзна, пока не послал туда специальную комиссию. Местное руководство скрыло от меня полную картину и будет за это наказано. Как только я получил информацию, я немедленно сообщил об известных мне фактах».

Он сказал, что только что вернулся с заседания Политбюро, где обсуждалась проблема Чернобыля. «Мой портфель полон писем и телеграмм от советских людей со всех концов страны с предложениями помощи и денег. Некоторые предлагают всю зарплату и согласны приютить жертв Чернобыля в своих домах. У меня здесь есть даже два письма от американцев».

Он открыл портфель и показал эти письма. К обоим были прикреплены банкноты. Одно было от пожилой женщины из Нью-Йорка, в него была вложена пятидолларовая бумажка. Второе — от другой женщины, с десятью долларами.

Улыбнувшись, Горбачёв сказал: «Очевидно, она богаче первой. Но им обеим далеко до вас, д-р Хаммер», — добавил он.

Затем он вернулся к урокам Чернобыля. «Это несчастье подчёркивает опасность атомной войны и использования ядерного оружия в космосе», — сказал он, возвращаясь к вопросу «звёздных войн», который так тревожит Советский Союз. «Страшно даже подумать о возможности Чернобыля в космосе. Если Америка запустит в космос подобное оружие, Советский Союз сделает то же. Мир превратится в сумасшедший дом».

Я внимательно слушал его длинную речь. Немного позже мне представился случай отвлечь его мысли от корреспондентов и Чернобыля. «Не кажется ли вам, что авария в Чернобыле открывает путь к возобновлению переговоров о встрече на высшем уровне?» — сказал я.

Горбачёв напомнил, что уже встречался с Рейганом в Женеве. «Встреча с целью «знакомства» имела большое значение, — отметил он. — Однако следующая встреча должна быть более продуктивной. Каждый из нас должен привезти домой что-то положительное».

Он перечислил вопросы, которые могли бы лечь в основу встречи на высшем уровне:

1. Запрещение ядерных испытаний.

2. Ратификация Договора ОСВ-2.

3. Немедленное сокращение на пятьдесят процентов ядерных вооружений.

«Чернобыль предоставляет нам эту возможность», — сказал я. Я повторил, что Рональд Рейган хочет войти в историю как президент, добившийся успеха. Но это возможно, только обеспечив продолжительный мир с Советским Союзом. К сожалению, некоторые из окружения президента не хотят, чтобы следующая встреча на высшем уровне вообще состоялась.

Я посоветовал Горбачёву обратиться непосредственно к Рейгану в обход этих людей. Я нарисовал ему картину: Горбачёв и Рейган, прогуливаясь вдвоём в Кемп-Дэвиде, сами находят решение важнейших вопросов. Я также описал Горбачёву возможность выступления перед конгрессом, где он был бы тепло принят.

«Американская администрация ведёт себя так, как будто я должен приехать в Вашингтон на встречу на высшем уровне, что бы ни произошло, — ответил он. — Но ведь это не так!» Он сказал, что готов ждать. Я настоятельно советовал организовать встречу между государственным секретарём Джорджем Шульцем и советским министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе для подготовки его встречи с Рейганом. «Что может быть лучше, чем встреча в День Благодарения, день, который все американцы ассоциируют с миром?» — сказал я.

Меня поддержал Боб Гейл. Он сказал, что трагедия в Чернобыле и потенциальная разрушительная способность ядерного оружия произвели огромное впечатление, поэтому сегодня самый подходящий момент для более энергичной инициативы в борьбе за мир, пока не забыты уроки Чернобыля.

Теперь все говорили с большим чувством. В заключение я сказал: «Господин Генеральный секретарь, я надеюсь дожить до того времени, когда будет найден метод лечения рака — как председатель президентского комитета по борьбе с раком я верю, что этот момент не за горами, — и когда в мире наступит пора мира. И если я могу сделать хоть что-нибудь, чтобы ускорить осуществление этих двух целей, я буду считать, что моя жизнь не прошла даром».

Горбачёв тепло улыбнулся и сказал: «Доктор Хаммер, вы — неисправимый оптимист. Я тоже надеюсь, что эти события произойдут в ваше время».

Он пожелал нам всего хорошего и снова поблагодарил. Встреча продолжалась один час пять минут.

Перед отъездом из Москвы утром в пятницу 16 мая Боб Гейл снова поехал в больницу № 6, чтобы попрощаться. Русские доктора обнимали его со всей теплотой коллег, вместе борющихся за жизнь человека. Их глаза наполнились слезами.

Мы все в изнеможении свалились в самолёте «ОКСИ-1»: Френсис и я, Боб и Тамар Гейл, Яир Рейзнер и мои сотрудники. Дик Чамплин остался в Москве, чтобы докончить работу. По дороге в Лондон мы отпраздновали моё 88-летие икрой, столичной водкой и традиционным пирогом.

Наше появление в Лос-Анджелесе вызвало огромный интерес прессы. Местные телевизионные станции организовали передачу из аэропорта. Боб Гейл, который к этому времени научился обращаться с прессой, не уставал подчёркивать, что важнейшим уроком Чернобыля является необходимость для всех людей мира объединить свои усилия, чтобы предотвратить подобные катастрофы в будущем.

Нам представилась возможность ещё раз подчеркнуть важность этого урока через неделю. 23 мая Боб Гейл, Поль Тарасаки, Ричард Чамплин и я прилетели в Вашингтон на встречу с государственным секретарём США Джорджем Шульцем, который тепло поблагодарил нас за наши усилия, однако выразил разочарование по поводу того, что русские отказались принять помощь от американского правительства. Он знал, что Гейл в скором времени возвращается в Москву для продолжения работы с жертвами Чернобыля и что я надеялся вскоре снова увидеть Горбачёва. Он попросил нас передать русским следующее: «Необходимо понять, что американское правительство не контролирует американскую прессу. Если русских привело в негодование описание чернобыльской трагедии в американской прессе, они не должны думать, что газеты выражали точку зрения правительства».

Мы сфотографировались, и доктора ушли. Я остался, чтобы поговорить наедине с Джорджем Шульцем и Марком Палмером, бывшим в то время заместителем государственного секретаря по Советскому Союзу, а позже ставшим послом США в Венгрии.

Я рассказал им более подробно о разговоре с Горбачёвым, передав поставленные им условия организации следующей встречи на высшем уровне. Джордж Шульц сказал, что ему бы очень хотелось, чтобы Горбачёв организовал предложенную мной встречу между ним и Шеварднадзе для согласования повестки дня осенней встречи на высшем уровне. Я снова подчеркнул необходимость обсуждения уроков Чернобыля. Только международное сотрудничество, возглавляемое США и СССР, может помочь избежать повторения катастрофы на одной из сотен атомных станций мира.

В общей картине отношений между СССР и США работа группы Гейла в Москве в больнице № 6, возможно, была лишь одним небольшим шагом в сторону мира. Но этот шаг был сделан, были сохранены жизни людей, которые иначе погибли бы. Русские и американцы работали бок о бок, что привело к взаимному уважению и симпатии. Был заложен фундамент для обмена научной и медицинской информацией, что, возможно, поможет понять и избежать повторения подобных катастроф в будущем.

Кроме того, мы доказали, что отдельные личности могут менять ход истории. Первоначальной реакцией на события в Чернобыле были страх и злоба. Перед лицом почти повсеместной критики Советский Союз мог бы отказаться предоставить информацию о несчастном случае, однако после принятия Горбачёвым нашего предложения о приезде д-ра Гейла настроение советского руководства начало меняться. Советский Союз понял необходимость рассказать всю историю как ради собственных граждан, так и ради всего мира. В конце лета в Вене было проведено беспрецедентное международное обсуждение аварии. Вполне возможно, что, не получив протянутой с Запада руки помощи, Советский Союз не согласился бы на откровенный разговор с миром.

В июне 1986 года Гейл вернулся в Москву, чтобы проведать своих пациентов, четверо из которых в момент написания этих строк живы. Это составляет около тридцати пяти процентов выживания, что Боб считает хорошим результатом, особенно принимая во внимание задержку с операциями, трудности с выбором подходящих доноров в столь короткий срок и тот факт, что русские сами решали, кого оперировать. Кроме того, он поехал с визитом в Чернобыль и Киев и подписал договор об учреждении частного Центра Арманда Хаммера по изучению атомной энергии и здоровья, который будет работать под его и моим руководством. В работе центра будут принимать участие заслуженные учёные в области эпидемиологии и изучения последствий облучения. Центр будет изучать опасность заболевания раком и другими болезнями в течение всей жизни тысяч людей, подвергшихся радиации во время чернобыльской катастрофы. Мы пригласили правительственные организации и Академию наук США принять участие в его работе. Первая встреча консультативной группы учёных из различных стран была проведена в моём кабинете 8 июля 1986 года и прошла с большим успехом.

В середине июля я тоже посетил Чернобыль. Мне хотелось самому посмотреть на причинённые разрушения. Два воспоминания об этой поездке будут всегда жить в моей памяти. Одно — это вид из вертолёта при приближении к чернобыльскому реактору, который больше всего напоминал место взорвавшейся бомбы. Второе связано с тем, что я увидел, когда мы продолжили наш полёт к расположенному неподалёку городу Припять. Огромные жилые массивы стояли как стражи в обезлюдевшем городе. Кругом не было никаких признаков жизни. На верёвках сушилось бельё, копны сена стояли в полях, автомобили на улицах — и никого, кто бы мог воспользоваться всем этим. Ни кошек, ни собак. Министр здравоохранения Украины Анатолий Ефимович Романенко, сопровождавший нас с Бобом, рассказал, что раньше здесь были богатые животноводческие фермы. А теперь под нами простиралась зловещая неподвижная безжизненная равнина.

Мне на ум пришло сравнение с местностью после взрыва нейтронной бомбы, этого «чудесного» оружия, предназначенного для уничтожения жизни и сохранения архитектурных памятников. Для меня это — олицетворение величайшей человеческой глупости, и я могу только надеяться, что Припять близ Чернобыля останется памятником того, что никогда не должно произойти.

=================================

Приглашаю всех в группы «ПЕРЕСТРОЙКА — эпоха перемен»

«Фейсбук»:
https://www.facebook.com/groups/152590274823249/

«В контакте»:
http://vk.com/club3433647

===================

Сериал «Чернобыль» производства HBO многим пришелся по душе. Но как на самом деле обстояли дела в 1986 году? Чтобы выяснить это, мы связались с экспертом в области исследований радиационного излучения и последствий аварий на ЧАЭС Никитой Ефимовичем Шкловским-Корди, который с 1984 года по настоящее время работает ассистентом профессора Андрея Ивановича Воробьева. Последний возглавлял медицинскую часть правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС и занимался лечением пострадавших от Чернобыля в Больнице № 6, что в Москве.

Об общих впечатлениях от «Чернобыля»

Сериал меня задел и рассердил. Не меня одного — значит, он задел общее больное место. Но то, что проблемы Чернобыля стали опять обсуждаться, — это благо для человечества, ведь правильно говорят, что благодаря новым технологиям рукотворный апокалипсис подешевел.

О настоящих причинах гибели людей

Медицинские последствия Чернобыля оказались другими, чем мы предполагали в начале, и хотя болезни ужасны, оказалось, что причины самых тяжелых последствий — организационные и социальные, а не радиационное загрязнение.

О гибели пожарных

О компетенции врачей и вкладе профессора Воробьева

Особенность Чернобыльской катастрофы, не замеченной в сериале, заключается в том, что выдающийся врач и честный человек возглавлял лечебную работу с облученными пациентами. Это академик Андрей Иванович Воробьев, и очень жаль, что его видение проблем, звучавшее в его многочисленных работах и лекциях (с которыми вы можете ознакомиться на специальном сайте), не рассматривается в «Чернобыле» от HBO.

Все радиационные аварии были строго засекречены в СССР. Они резко участились в тот момент, когда от ученых и создателей атомная промышленность начала переходить в руки инженеров. Эти темные истории СССР еще ждут своих исследователей, как и история испытаний атомного и водородного оружия.

О лжи и разломе СССР

О программе исследования Чернобыля

Следующее чудо произошло, когда все тот же А. И. Воробьев, резко высказавшийся по поводу пучистов, стал первым Министром здравоохранения России в правительстве Гайдара. Кажется, и там он был единственным беспартийным. И опять с большим трудом Воробьев добился частичного рассекречивания и продолжения исследований последствий Чернобыля. Тогда в 1991 году к нам опять приехал американский врач Роберт Гейл и многие выдающиеся ученые, и началась важная работа «Международного консорциума по изучению последствий радиационного облучения для здоровья», в которой и я принимал участие.

О пороговых эффектах радиации

Биологические эффекты радиации пороговые, это уже доказано. 20 лет шло исследование, в первую очередь, с лучшей эпидемиологической службой США — с Центром исследования рака Фреда Хатчинсона. Значительное учащение раков щитовидной железы у людей, получивших большие дозы облучения, было очевидностью. Это связано с тем, что район Чернобыля — дефицитный по йоду. И в тот момент, когда их накрыло радиационным облаком, они продолжали пить молоко — и получили много зараженного йода.

Дети с раком щитовидной железы — это уникальнейшие случаи до Чернобыля, здесь мы получили сотню. Впрочем, никто из этих детей не умер, нескольким первым от испуга щитовидную железу удалили целиком, и они остались навсегда зависимыми от заместительного лечения тироксином. Остальным удалили опухоли щитовидки, они здоровы.

И сейчас врачи эндокринологи в Чернобыльской зоне — одни из самых квалифицированных в мире.

О преувеличении опасности радиации

Мы исследовали лейкозы, потому что по Хиросиме ожидалось, что должны
подняться лейкозы. От Чернобыльских доз они не поднялись. Оказалось, что это были очень неравномерные дозы. Некоторые люди, небольшое количество, получили большую дозу, потому что находились в активных пятнах загрязнения, остальные получили мало. Но среди тех, кто получил много, лейкозов, даже проведя большое исследование, мы не нашли.

То есть радиационный вклад в онкогенез, кроме щитовидной железы, нельзя выделить среди общего фона заболеваемости. Например, отличить от огромного канцерогенного эффекта курения.

При этом, безусловно, паника, эвакуация, социальные катаклизмы, особенно предательство по отношению к ликвидаторам, которые ощутили себя использованными и брошенными, привели к потере многих жизней. Но главный результат исследований по Чернобылю — боязнь именно радиации была преувеличена.

Об ошибочных методах измерения

Пример порогового биологического воздействия. Погладьте кожу у себя на руке, нажимайте, давите — никакого повреждения, а вот если вы нарушите кожный покров, то будет воспаление и процесс восстановления неизбежно займет время. Если вы воздействуете на организм малой мощностью дозы, до определенного порога — никакого обнаруживаемого биологического эффекта не будет.

Беда в том, что популярностью тогда пользовались разговоры о «человеко-рад в год», из которых следует, что есть суммация эффектов, и они начинаются с нуля — «жить вредно». Но тогда «миллион человеко-рад» — это и по одному раду на миллион человек, и миллион рад на одного человека.

Миллион человеко-рад на население земного шара — это меньше постоянно присутствующего фонового излучения. А миллион рад на одного человека — будет испепелен. Вот разница.

О разумном отношении к радиации

Так вот, наши исследования подтвердили старую истину, что самое опасное для человека и человечества — это неразумное поведение. И даже радиоактивных облаков надо, как и всего остального, бояться «разумно». Йод, который распадается быстро и концентрируется в одном органе, дает большую дозу на щитовидную железу. Ну так надо отслеживать его передвижение, не выходить по пути этого облака гулять и принимать немножко йода. В Европе после Чернобыля во всех районах, окружающих станции, у населения есть таблетки йода и инструкция, как использовать (инструкция — самое важное!). Мало того, можно помазать кожу «йодом» — и вы защитите свою железу. Опасность возникает тогда, когда у людей нет оснований доверять своему правительству — это настоящая беда. Впрочем, порыжевшая и опавшая листва, падающие на лету птицы и погибшие животные — также вредные плоды воображения.

О примерах хороших сериалов

Я видел не много сериалов. Но «Скорая помощь» (Emergency Room), да и «Доктор Хаус» могут служить хорошими пособиями по медицине, не вызывали раздражение ошибками и неточностями. «Документальность» сериала «Чернобыль», по-видимому, кажется высокой в сравнении с «Игрой престолов». Но идейная направленность против лжи и сокрытия информации от людей — это в нем хорошо. Фактические ошибки находятся в большом количестве, но не в них дело.

Итог

Рецензия на сериал «Чернобыль»

В современном мире, полном стресса, все больше людей ищет способ качественно изменить свою жизнь, чтобы избежать постоянного недомогания из-за негативных эмоций. Среди всех техник и способов особенно выделяется метод «Седона» – он основан на очень простых упражнениях и уже более полувека собирает восторженные отзывы. Сегодня мы поговорим о книге Гейла Двоскина, где описано применение данной методики, и разберём базовые моменты.

Как и когда появился этот метод?

В 1952 г. Лестера Левенсона, успешного учёного-физика, отправили умирать домой после очередной операции. Он был очень болен: сердце, желудок, нервы, почки были в ужасном состоянии. Никто не ожидал, что вместо смерти Лестер предпочтёт другой вариант — прожить ещё 52 года, полностью излечившись от всех болячек и наслаждаясь каждым моментом жизни.

Он обратился к очень простой технике, и она сработала на отлично. Очень скоро появились ученики и последователи, но Лестер отказывался называться учителем или наставником. Со временем он перебрался в Аризону и открыл учебный центр для подготовки инструкторов и проведения семинаров. Именно от названия города, где он размещался, и взял название метод — Седона.

После ухода Лестера Левинсона в мир иной развитие метода взял на себя его последователь и близкий друг Гейл Двоскин. «Метод Седоны» — книга его авторства, которая поможет освоить эту простую и действенную технику.

Все гениальное – просто

«Эмоции — это не вы» — вот один из главных моментов, которые нужно понять с самого сначала. Каждый человек может контролировать свои эмоции, предупреждать их возникновение и избавляться от них. Как раз процесс освобождения эмоций — основа метода.

Метод «Седона» дает возможность избавиться от негативных эмоций, перестать их накапливать и позволять влиять на вашу жизнь.

С помощью освобождения эмоций достигается свобода, или спокойствие. Вы сами выбираете, как распоряжаться своей жизнью, кем вы есть и что имеете. Вы свободны от чувства тревоги, гнева, обид, и манипуляторы не могут на вас повлиять.

«Метод Седоны»: 5 магических вопросов себе

Фактически все упражнения строятся на одном главном и простом. Нужно задать 5 вопросов самому себе и дать на них ответы. Будет ответ положительным или отрицательным — значения не имеет. Вы все равно сможете отпустить свои чувства.

Вопрос первый. Что я чувствую прямо сейчас?

Нужно сосредоточиться на своих эмоциях и ощущениях в данный момент. Не возвращаться в прошлое и не думать о будущем, все мысли — только о «здесь и сейчас». Разберитесь со своими чувствами полностью, «рассортируйте» их и выберите для дальнейшей работы самое сильное.

Вопрос второй. Могу ли я принять это чувство?

Рассмотрите выбранное чувство со всех сторон. Подумайте над тем, имеет ли оно право существовать. Подумайте, хотите ли вы жить с этим чувством. Хотите ли вы, чтобы оно влияло на вашу жизнь?

Вопрос третий. Могу ли я отпустить это чувство?

Если вы ощущаете, что сможете отпустить это чувство так же легко, как упустить ручку из ладони или развязать шнурок на ботинке, говорите «да». Если ответ «нет» — не беда. Здесь главное — честность с самим собой.

Вопрос четвёртый. Хочу ли я отпустить это чувство?

Подумайте над тем, как вам будет лучше — с этим чувством или без него. Если на этот вопрос ответ положительный, сразу задайте себе пятый, завершающий вопрос: «Когда?» Лучший вариант ответа: «Сейчас», но бывает такое, что решение откладывается. Это нормально.

Эти 5 вопросов нужно задавать себе до тех пор, пока на первый вы не ответите «покой, удовлетворение». Только после этого упражнение завершено. Сначала может понадобиться очень много кругов, но с каждым разом отпускать эмоции становится все легче.

Техника погружения

Метод «Седона» использует ещё одну технику — погружение. Когда нужно избавится от какого-то сильного, давно утаенного чувства, лучше него способа нет. Но научиться погружаться можно только после усвоения техники освобождения.

Для выполнения этого упражнения рекомендуется расслабленная обстановка, в которой можно сконцентрироваться. Расслабьтесь и начинайте погружение. Задайте себе вопросы:

1. «Что лежит в глубине этого чувства?»

2. «Смог(ла) бы я сознательно проникнуть в глубину этого чувства?»

3. «Смог(ла) бы я в это чувство погрузиться?»

Чем глубже вы погружаетесь, тем больше заостряется чувство. Но, когда вы достигнете «сердца», вас окружит тишина, спокойствие или теплый свет.

Девять эмоциональных состояний: по лестнице вверх

Итак, что такое метод Седоны? Суть его заключается в освобождении от негативных эмоций. Они — как хлам, который накапливается в шкафу. Как все лишнее, негативные эмоции мешают потоку энергии. Чем больше у человека «хлама» в чувствах, тем ниже на «эмоциональной лестнице» он находится и тем меньше его удовольствие от жизни.

В отдельном разделе книги Двоскин Г. («Метод Седоны») выделяет девять эмоциональных состояний. Работая над освобождением, каждый может подниматься вверх, улучшая самочувствие, избавляясь от тяжелого балласта негатива.

«Эмоциональная лестница» состоит из таких «ступеней»:

9. Апатия.

8. Печаль.

7. Страх.

6. Вожделение.

5. Злость.

4. Гордыня.

3. Мужество.

2. Принятие.

1. Умиротворение.

Люди, которые достигли умиротворения, — самые радостные и счастливые на свете. И это не преувеличение.

Сопротивление: опасный внутренний враг

Люди любят и хорошо умеют все усложнять, особенно свою жизнь. «Седона» — метод, который возвращает к простоте мышления.

Опасным внутренним врагом многих людей является сопротивление. Нам привили мысль, что нужно плыть против течения, чтобы добиться хороших результатов. Нас приучили к тому, что все в этой жизни даётся с большим трудом, и не бывает иначе. Если что-то происходит естественно, как по маслу, — внутри включается режим «сопротивление».

Человек по своей сути — существо свободное и независимое. Никто не любит слов «должен», «обязан», «следует». Если поставить такие рамки, сопротивление начнётся даже в случае, когда человек понимает, что поступить таким-то образом правильно.

Но не только окружающие постоянно пробуют навязать человеку свои взгляды или обязанности. Если заставлять самого себя, можно добиться потери мотивации и удовольствия от жизни. Например, вы работали над проектом, который нравился, но в какой-то момент устали. Вместо того, чтобы позволить себе «перезагрузку», вы приказали себе работать дальше. Одна лишь фраза: «Ты должен (должна) это сделать» — и всё, процесс сопротивления запущен.

Сопротивление очень трудно победить или обмануть, но избавится от него возможно, как и от любой эмоции. Достаточно просто просить, а не указывать.

Дерево ограничений

В одном из разделов автор приводит очень наглядный пример для того, чтобы показать, над чем нужно работать в первую очередь. Гейл сравнивает воображаемые ограничения с лесом. Если же взять одно дерево и внимательно всмотреться в него — можно увидеть «атомы», которые есть мысли человека.

Листья — это персональные чувства. Ветви, на которых они растут, — девять эмоциональных состояний. Потребность в одобрении окружающих и контроле превращаются в ствол воображаемого дерева. Потребность в безопасности и её противоположность (желание смерти) — это главный корень, который уходит глубоко-глубоко в почву (стремление к независимости и стремление к единству).

Если человек настроен искоренить воображаемое дерево и увидеть безмятежность и покой, которые за ним прячутся, начинать нужно с главного корня. Для этого в книге предоставлены упражнения, основанные на пяти главных вопросах.

Правильная постановка целей

Метод «Седона» проник даже в культовый фильм «Секрет», в котором Гейл Двоскин делится со зрителями секретом правильной постановки целей. В книге этому уделено несколько глав. Очень важно научиться правильно подбирать слова для формулировки цели, да и не только. Можно считать это отдельным искусством.

Две главные вещи, о которых надо всегда помнить:

1. Цель нужно записать на бумаге. Тогда сила желания возрастет в несколько раз, притягивая требуемое в вашу жизнь.

2. Визуализируйте цель. Представьте её во всех подробностях, прочувствуйте. А потом отпустите.

Почти все люди переживают на счёт того, как реализовать цель. Но этого делать не нужно. Все, что требуется, изложено в двух пунктах выше.

Какие получает «Седона» (метод) отзывы

Как бы человек ни сопротивлялся, это метод на него подействует. Отзывы людей, которые воспользовались этой техникой, гласят, что жизнь действительно становится лучше. Простые упражнения могут изменить каждого, кто приложит немного усилий и выделит хотя бы чуточку времени.

«Седона» — метод, который используют и рекомендуют другим такие успешные люди, как Брайан Трейси и Стив Павлина.

Писатель и психолог Джон Грей также позитивно отзывается о методике на своем сайте как о действенном способе достичь эмоциональной и ментальной свободы.

Автор бестселлера «Куриный бульон для души» Джек Кэнфилд от этой техники в восторге. Он отмечает простоту упражнений и ощутимые результаты в очень короткие сроки.

Возможно, именно «Метод Седоны» — это тот ключ к спокойствию, саморазвитию и счастливой жизни, который вам так нужен…

Нобелевские лауреаты создали научный инструментарий, который можно использовать в том числе и для исправления ошибок ЕГЭ

До самого последнего времени ходили слухи, что в 2012 году Нобелевский комитет отметит исследования долговых и банковских кризисов — тем, как никогда актуальных в последние годы. Но комитет поступил консервативно: нобелевская премия в области экономики досталась Ллойду Шепли за теорию 50-летней давности и Элвину Роту — за ее приложение на практике.

Немного теории

В 1962 году в журнале American Mathematical Monthly появилась работа «Поступление в колледж и стабильность браков» (College admissions and the stability of marriage) математиков Девида Гейла (он не дождался премии и скончался в 2008 году) и Ллойда Шепли из Университета Брауна и Принстонского университета, соответственно. В этой работе, которая относилась к теории так называемых коалиционных игр, ученые рассматривали следующую формальную задачу, получившую позже название задачи о марьяже.

Условия таковы. Пусть даны два множества M и Ж, причем для каждого элемента из М элементы из Ж отсортированы в некотором порядке. То есть мы можем говорить, какие элементы Ж для данного элемента m из М являются более предпочтительными, а какие менее. Сортировки, конечно же, для каждого элемента могут быть свои. Аналогичные предпочтения введены и для элементов из Ж. Суть задачи сводится к разбиению M и Ж на пары. В каждую пару берется по одному элементу из M и из Ж. При этом в результате мы должны получить не просто разбиение, а так называемое стабильное разбиение. Стабильность — общее понятие для теории игры, которое в данном конкретном случае означает, что отсутствуют пары (m, ж) и (m’, ж’), обладающие таким свойством: для m элемент ж’ является предпочтительнее ж, а для ж’ элемент m является предпочтительнее m’.

Если такая формулировка кажется читателю занудной, то у этой задачи есть весьма наглядная интерпретация, кстати, объясняющая название «задача о марьяже». Представим себе, что М и Ж — это множества мужчин и женщин, которые, по причинам возраста или каким иным, очень хотят вступить в законный брак. Решающий задачу в этом случае выступает в роли свахи — его цель переженить всех потенциальных женихов и невест так, чтобы полученная система браков была стабильной. В такой интерпретации стабильность означает, что среди наших молодых семей не будет таких, чтобы мужа из одной семьи и жену из другой тянуло друг к другу сильнее, чем к своим законным половинкам (ведь наличие подобной тяги вполне могло бы стать причиной для развода).

Тут, кстати, уместно заметить, что стабильность вовсе не означает, что все семьи будут счастливы — то есть вполне могут быть мужья, которых тянет к чужим женам сильнее, чем к своим, и viсе versa. Более того, может оказаться, что все молодожены несчастливы: рассмотрим трех мужчин M1, M2, M3 и трех женщин Ж1, Ж2, Ж3. Представим, что для первого мужчины список женщин, отсортированных в порядке возрастания желанности выглядит как {Ж3, Ж1, Ж2}, для второго — {Ж1, Ж2, Ж3}, и для третьего — {Ж2, Ж3, Ж1}. В свою очередь, аналогичные списки для женщин выглядят следующим образом: {М3, М1, M2} для первой, {M1, M2, M3} для второй и {M2, M3, M1} для третьей. В этом случае легко проверяется, что система браков (M1, Ж1), (M2, Ж2) и (M3, Ж3) устойчива, но при этом ни один из супругов не счастлив — все жаждут кого-то другого. Впрочем, в теории игр устойчивость оказывается гораздо важнее счастья отдельных участников.

Гейлу и Шепли удалось придумать алгоритм для решения задачи о марьяже. Работает он следующим образом. Пусть начинают мужчины. На первом шаге каждый жених идет к лучшей кандидатке. Если к одной даме посваталось несколько женихов, то из обладателей предложенных ей рук и сердец она выбирает самого милого ей, но, следуя женской натуре, не соглашается, а говорит «Может быть». Всем остальным же она дает от ворот поворот, и расстроенные женихи вычеркивают гордячку из своих списков. На следующем шаге каждый из женихов снова идет к самой желанной (из оставшихся) в своем списке, и ситуация повторяется. После некоторого количества свиданий все мужчины и женщины оказываются разбиты на пары.

Процесс заведомо конечен — отвергнутые мужчины каждый раз делают предложение новым женщинам, а их конечное число. Почему в результате получается стабильная конфигурация? Рассмотрим две пары (m, ж) и (m’, ж’), в которых мужа m тянет к жене ж’ сильнее, чем к своей. Но это означает, по построению, что в какой-то момент m делал предложение ж’ — она была в списке выше его теперешней жены — и был отвергнут. То есть уже на тот момент среди ухажеров ж’ был тот, который нравится ей больше m. Учитывая, что женщины меняют женихов только тогда, когда появляется партнер, привлекательнее предыдущего, получаем, что эту жену уж точно не тянет к m сильнее, чем к собственному мужу.

Сложность полученного алгоритма приемлема — для вычисления оптимальной конфигурации требуется порядка n² операций, где n — число мужчин и женщин. Кстати, уместно заметить, что начинающая сторона алгоритма Гейла-Шепли всегда оказывается в более выигрышной (в некотором смысле) позиции. Грубо говоря, мужчины, берущие инициативу в свои руки, находят себе более подходящих жен, чем пассивные мямли.

У задачи о марьяже существует несколько обобщений. Самое простое — это неравное число партнеров, однако, оказывается, алгоритм Гейла-Шепли там эффективно работает. Есть еще, например, задача о выборе колледжа (она фигурировала в названии оригинальной работы). В этом случае вместо мужчин фигурируют студенты, а вместо женщин — учебные заведения. От основной задачи эта отличается тем, что учебные заведения могут принимать более одного студента. Эту же задачу можно интерпретировать как задачу о марьяже с разрешенной полиандрией — формой полигамии, в которой женщина состоит в браке с несколькими мужчинами. Для этого случая есть аналог алгоритма Гейла-Шепли. Наконец, существует задача о соседях по комнате. В ней вместо двух множеств — мужчин и женщин — есть одно множество. Это эквивалентно разрешению в задаче о марьяже гомосексуальных пар. В этом случае стабильных конфигураций может и не быть. Например, если у нас есть два мужчины M1 и M2 и женщина Ж1, и при этом M1 больше любит Ж1, Ж1 — M2, а M2 — M1. Разного рода обобщения (например, задача о гаремах) можно посмотреть тут и тут (осторожно, pdf!).

Миниигра, демонстрирующая работу алгоритма Гейла-Шепли, с сайта Калифорнийского университета в Беркли

Практическое применение

В 80-х годах прошлого века экономист Элвин Рот, тогда сотрудник Университета в Питтсбурге, заинтересовался успехом программы NRMP (National Resident Matching Program — Национальной программы по распределению ординаторов). Дело в том, что в 40-х годах в США наметился дефицит докторов. По этой причине больницы принялись конкурировать за студентов медицинских университетов. Это привело к тому, что позицию ординатора стали предлагать будущим докторам уже тогда, когда они еще толком не выбрали специализацию. Вследствие этого, если студент отказывался от позиции, то место «терялось» — предлагать его кому-нибудь другому было уже слишком поздно. В ответ на это медицинские учреждения ввели строгие временные ограничения, в рамках которых студенты должны были дать ответ о том, принимают ли они предложение или нет.

Это привело к довольно странной ситуации: доктора выбирали больницы в спешке, как и специальности. Это не могло не сказаться на качестве медицинского персонала. Именно поэтому в 50-х годах прошлого века заработала программа NRMP, которая оказалась крайне эффективной. Анализ Рота показал, что в своей работе программа использовала алгоритм, похожий на предложенный Гейлом и Шепли. Более того Рот предположил, что успех программы был обусловлен именно тем, что алгоритм Гейла-Шепли давал стабильные пары.

Впрочем, теория Рота так и осталась бы теорией, если бы в 90-х годах в работе программы не стали возникать перебои. Рост количества студентов-женщин привел к росту числа как официальных, так и неофициальных браков. Не удивительно, что влюбленные пытались попасть в один и тот же госпиталь. Этого алгоритм NRMP не учитывал. В результате руководство программы обратилось к Роту, который в нескольких теоретических работах разработал обобщение алгоритма Гейла-Шепли для этого нового, возникшего на практике случая. В 1997 году NRMP взяла на вооружения модификацию Рота.

Однако, студенты медвузов оказались не единственными, кому помог алгоритм Гейла-Шепли. В Нью-Йорке выбор учениками школ был организован таким образом: каждый ученик готовил список школ, куда он хотел бы попасть. После этого списки рассылались по школам, которые выбирали кого принять, кому отказать, а кого поместить в список на ожидание. Процесс повторялся еще дважды, и школьники, которые оказывались без школы, размещались административными методами. Со временем, однако, такая система перестала устраивать и школьников, и их родителей, поэтому в 2003 году администрация обратилась за помощью все к тому же Элвину Роту, который обеспечил их собственной версией алгоритма Гейла-Шепли. В 2005 году на аналогичный алгоритм перешел Бостон, а в 2011-м — Денвер и Новый Орлеан.

Насколько хорошо работала получившаяся система? Вот что написал экономист Константин Сонин в своем ЖЖ еще в июле 2012 года по поводу доклада Парага Патака из Массачусетского технологического института. Доклад был посвящен анализу последствий внедрения алгоритмов Гейла-Шепли во всех этих городах:

«Понятно, что это адова, требующая исключительного мастерства эмпирическая работа (впрочем, профессор-географ Михайлова, эмпирик, сидящий рядом, говорит, что профессор Косенок делает такие упражнения шутя) – нужно исключить огромное количество посторонних факторов, которые могут повлиять на результат. Последствия введения новой системы есть, и значимые: более вероятно, что не покидают школу, более вероятно, что не нарушают то, что предписано алгоритмом (при возможности). Плюс сократилось расстояние до школы (само по себе, самой собой, это не означает, что школьникам стало лучше — плохая школа может быть ближе, но это — косвенный показатель того, что результат стал ближе к предпочитаемому). Нет последствий для успеваемости (Бостон и Нью-Йорк — города в нижних 25 процентах по успеваемости в стране). Хорошие новости и для экономики общественного сектора (есть технические решения, улучшающие жизнь людей), и для теории игр.»

Еще одной сферой применения модифицированной версии алгоритма Гейла-Шепли стали вопросы трансплантологии. Специально для этого случая была разработана версия алгоритма, в которой вторая сторона (в нашем основном примере — женщины) абсолютно пассивна и не участвует в выборе. Эти наработки, выполненные, кстати, самим Шепли, позволили докторам разрабатывать схемы, в которых, например, почка от донора-родственника идет не больному, а, например, третьему лицу, а уже его родственник дает почку для первоначального больного. Разумеется, количество обменов в таком цикле может быть много больше двух.

Наконец последней из отмеченных Нобелевским комитетом сфер применения алгоритма Гейла-Шепли стали разного рода рынки. В частности, теоретические работы позволили установить, что механизм цены-оплаты вполне можно встроить в алгоритм. Так, подобного рода работы оказались полезны для изучения функционирования интернет-аукционов, в некотором смысле отличных от обычных.

Приведенные примеры, конечно, не исчерпывают весь спектр применения работ Гейла и Шепли (подробнее о том, где еще их труды могут быть полезны, можно прочитать на страничке Элвина Рота). Впрочем уже названных достаточно для того, чтобы ответить на критику, которую в последние годы довольно часто адресуют экономической премии: мол, дают как бы престижную награду за финансовые химеры. В этом году все не так. Награду дали за большое и очень важное дело — теорию, в которой и деньги-то не фигурируют вообще. Только чистая, полезная и очень азартная математика.

Суть методики

1. Задать вопрос: «Что меня беспокоит?».

2. Ответить на вопрос: «Что я могу предпринять?».

Методика упомянута Дейлом Карнеги в книге «Как перестать беспокоиться и начать жить».

Писатель рассказывает о своем знакомом Гейлене Литчфилде, который в 1942 году в Шанхае (Китай) попал в сложную ситуацию.

От выбора стратегии поведения в сложившихся условиях зависела жизнь автора методики.

Вот что повествует о произошедшем сам автор методики:

«Разбомбив Перл-Харбор, — начал Гейл Литчфилд, — японцы прорвались в Шанхай. Я был менеджером Азиатской компании по страхованию жизни в Шанхае. Японцы прислали нам «военного ликвидатора» — на самом деле он был адмиралом, — и мне было поручено помогать ему ликвидировать все наши фонды. У меня не было выхода. Я мог либо помогать ему, либо нет. «Нет» означало явную смерть».

Попутно Гейл Литчфилд на своем опыте показывает, каким образом делать выбор в между плохим, но обеспечивающем маневр для дальнейших действий, и «хороши», но очень рискованным решениями. Естественно, в пользу первого.

В ситуации менее жесткого выбора возможны и другие решения. Например, предложить третий вариант, отказать с аргументацией, взять паузу и т.д.

Гейл Литчфилд продолжает:

«Я стал делать то, что мне приказывали, так как другой альтернативы не было.Но у нас был один пакет ценных бумаг стоимостью в семьсот пятьдесят тысяч долларов, который я не внес в список, представленный адмиралу. Я оставил их потому, что они принадлежали нашему филиалу в Гонконге и не имели ничего общего с активами в Шанхае. Но я все равно боялся, что мне не поздоровится, если японцы узнают об этом. И вскоре так и случилось».

Итак, Гейл Литчфилд решил защитить интересы своей компании и не передавать ценные бумаги «военному ликвидатору». Но это быстро было выявлено.

Дальше последовала первая реакция.

«Меня не было на месте, когда это обнаружилось, но там был мой главный помощник. Он рассказал мне, что японский адмирал впал в гнев. Он топал ногами и ругался. называя меня вором и предателем! Как я посмел бросить вызов самой японской арми? ! Я прекрасно понимал, что все это значило. Теперь меня непременно бросят в Бриджхаус!

Бриджхаус! Камера пыток японского гестапо!».

Наступает кульминация. Что делать в такой ситуации? Спонтанные или эмоциональные решения могут только навредить.

Функциональный подход, который можно было бы использовать для разрешения этой конфликтной ситуации, Герою явно не знаком. Гейл Литчфилд, несмотря на волнение, действует рационально в этой ситуации. Он решает сознательно попробовать для выхода из ситуации свою методику решения проблем.

«[…] Многие годы, как только я начинал волноваться, я подходил к печатной машинке и печатал вопросы — и ответы на них:

1. Что меня беспокоит?

2. Что я могу предпринять?

Раньше я отвечал на эти вопросы, не записывая их. Но с годами я изменил точку зрения. Я обнаружил, что записывая и вопросы, и ответы на них, я начинаю четче и лучше думать. Так вот. В тот воскресный день я прямо из дома направился в Христианскую ассоциацию молодых людей (ХАМЛ) и достал свою печатную машинку. Я напечатал:

1. Что меня беспокоит?

Я боюсь, что завтра утром меня бросят в Бриджхаус.

После чего я напечатал следующий вопрос:

2. Что я могу предпринять?».

После этих действий в любом случае ситуации не ухудшилась. Более того, допустимая пауза в принятии решения в данной ситуации кстати. Оттягивая принятие стратегического решения, используется универсальный ресурс времени. К тому же, по прошествии даже незначительного времени, ситуация может меняться.

Итак, приняв решение об использовании своей методики, Гейл Литчфилд сделал паузу. Пауза на раздумывание всегда лучше, чем спонтанное решение. Если, конечно, позволяют обстоятельства. Здесь обстоятельства позволяли. К тому же – еще один нюанс – было воскресенье. Основные события должны были произойти только на следующий день.

А пока необходимо пройти весь путь по методике и сформулировать различные варианты выхода из конфликтной ситуации.

«Несколько часов подряд я обдумывал и печатал четыре различных плана действий, а также возможные последствия каждого из них.

1. Можно попробовать объясниться с японским адмиралом. Но он не говорит по-английски. Если я попытаюсь объяснить ему все через переводчика, я могу снова его разозлить. Это может означать мою смерть, так как, будучи жестоким человеком, он скорее бросит меня в Бриджхаус, чем будет утруждать себя разговорами.

2. Можно попытаться сбежать. Это невозможно, меня будут преследовать. Мне нужно будет выписаться из своей комнаты в ХAМЛ. Если я попытаюсь скрыться, меня, скорее всего, схватят и расстреляют.

3. Я могу запереться в своей комнате и даже близко не подходить к нашему офису. Если я это сделаю, то это вызовет подозрения японского адмирала и он пошлет за мной солдат, чтобы бросить меня в Бриджхаус, не дав и слова сказать в свое оправдание.

4. Я могу прийти в понедельник утром в офис как ни в чем не бывало. Если я сделаю так, есть шанс, что адмирал будет очень занят в тот момент и не вспомнит обо мне. Даже если он и вспомнит, его гнев, Возможно, уже пройдет и он не станет меня трогать. Если все так и произойдет, тогда я спасен. Даже если он и прицепится ко мне, у меня все равно будет шанс хоть что-то объяснить ему. Итак, если я приду в понедельник утром на работу как ни в чем не бывало, у меня будет целых два шанса избежать Бриджxayca».

Варианты решения проблемы, скорее всего, сформулированы хаотично, без некой системы. Главный мотив таких формулировок – специфические обстоятельства, в которых оказался Гейл Литчфилд.

Первое решение связано с попыткой объясниться с оппонентом.

На пути реализации этой стратегии как минимум два серьезных взаимосвязанных барьера.

Языковой барьер и необходимость привлечения третьего лица (переводчика). Кроме того, возможны ошибки перевода. В критической ситуации они могут дорого стоить.

Оценим вероятность успеха при применении этой стратегии со значением минус 2.

Реализация второго решения маловероятна. Во первых, если человек решает сбежать, то тем самым он признает свою вину. Во-вторых, шансы скрыться ничтожны в виду того, что он находится на оккупированной японцами территории и его с очень большой долей вероятности вскоре задержат. Примерная оценка вероятности успеха при применении этой стратегии также со значением минус 2.

Третий вариант не лучше первых двух. Запираться в своей комнате от нерешенной проблемы бесполезно. Это только усугубит ситуацию. Хорошая образ для иллюстрации – страус, который прячет свою голову в песок. Вероятность успеха в таком случае также отрицательная.

Четвертый вариант рискованный, но, пожалуй, лучший в этой ситуации. В пользу Героя играет ресурс времени. Прогноз реализации этой стратегии – выше нуля. Этот вариант и был использован Гейлом Литчфилдом.

«Рассмотрев все варианты и выбрав четвертый — пойти на работу как обычно в понедельник утром, — я сразу же почувствовал огромное облегчение.

Когда я пришел в офис в понедельник утром, адмирал сидел там с сигаретой в зубах. Взглянув на меня, как он обычно это делал, адмирал ничего не сказал. Через шесть недель, слава богу, он уехал обратно в Токио и моя тревога закончилась».

Помимо приближения к решению проблемы, подход Гейла Литчфилдома имеет ряд положительных эффектов:

1. Принятие плана действий позволяет успокоиться и перестать волноваться.

2. После выбора плана сознание начинает работать на оттачивание деталей реализации задуманного.

3. Наличие плана позволяет восстановить свои силы, выспаться.

4. Начало реализации плана отсекает озабоченность и неуверенность, которые могли бы вызвать подозрения и подтолкнуть оппонента к действиям против Героя.

Гейл Литчфилд сводит свою методику к соотношению «100-50-40»:

«… ] половина моих волнении исчезает, как только я прихожу к конкретному решению, и еще сорок процентов из них исчезают, как только я начинаю осуществлять это решение».

Выводы

1. Методика Гейлена Литчфилда по сути напоминает метод функционального анализа в его современном понимании.

2. Исходя из описания Гейлена Литчфилда, его методика может быть сформулирована в виде 10 последовательных шагов.

Шаг-1. Задать вопрос: «Что меня беспокоит?».

Шаг-2. Письменно ответить на этот вопрос.

Шаг-3. Задать вопрос: «Что я могу предпринять?».

Шаг-4. Письменно сформулировать не менее четырех вариантов различных планов действий.

Шаг-5. Проанализировать каждый план действия.

Шаг-6. Оценить вероятность решения проблемы, сформулированной на шаге-1, с помощью каждого из составленных планов.

Шаг-7. Отсечь варианты планов с отрицательной или нулевой вероятностью решения проблемы.

Шаг-8. Оставить варианты планов с положительной вероятностью решения проблемы, выбрать наиболее приемлемый вариант в складывающейся обстановке.

Шаг-9. После принятия решения переключиться на отдых.

Шаг-10. Приступить к реализации выбранного плана.

Использованный источник:

Дейл Карнеги, Как перестать беспокоиться и начать жить / Пер. с англ. Е. В. Городничева. 7-е изд, Минск Попурри, 2013. С. 64-67.

Благодарю Леухина Алексея Александровича за предоставленный пример.

задача для усвоения методики Гейлена Литчфилда

В юношеские годы Никола Тесла не смог разобраться в конфликтной ситуации в период обучения в Высшей технологической школе.

Он повел себя инстинктивно (наговорил много резких слов и хлопнул дверью в кабинете декана). Всё закончилось отчислением из школы в декабре 1878 года. Как позднее признал сам Тесла, это произошло «благодаря собственной глупости».

Вне зависимости от того, что послужило причиной конфликтной ситуации и в чем ее суть, предложите варианты завершения разговора с оппонентом.

Ограничения:

— не повышать голос;

— не переходить на эмоции;

— не оскорблять;

— не уходить от предмета обсуждения.

— не хлопать дверью.

Оставляйте свои решения, комментарии и вопросы по статьей — Автор Вам обязательно ответит.

+ Ваши дополнительные возможности:

1) Уже 17 400 подписчиков в наиболее #интеллектуальный русскоязычный видеоканал, где можно в комфортной – а не как на ТV ток-шоу – атмосфере обсуждать сложные проблемы.

2) Видео: энциклопедия / словарь творчества VIKENT.RU: Стратегии личности

Формула любви – это совсем не о цветочках, сердечках и ужинах при свечах. Это – математический алгоритм, который вывели двое ученых, пытаясь создать схему для подбора идеальных брачных партнеров. Но оказалось, что решение задачи о марьяже не применимо в делах сердечных, зато показывает очень хорошие результаты в других областях – к примеру, в трансплантологии или образовании. О том, как “формула любви” работает на благо человечества, в колонке на Medium рассказали ученые из Калифорнийского университета. Мы же предлагаем вам ее перевод.

Задолго до расцвета сайтов знакомств парочка экономистов решила углубиться в изучение вопроса подбора идеальной пары. В результате они получили формулу, которая применяется далеко за границами романтических интересов.

Позволили бы вы экономисту организовать ваше свидание?

Экономика часто ассоциируется с идеей денег. Но эта отрасль простирается далеко за пределы того, что можно (или нужно) монетизировать.

В 1960-х исследователи Девид Гейл и Ллойд Шепли приступили к федеральному исследованию по подбору идеальной пары. Им была интересна математика – с ее помощью возможно подобрать для человека такого партнера, который будет отвечать ему взаимностью.

Представьте, что у вас в распоряжении группа мужчин и женщин, которые хотят жениться или выйти замуж. Гейл и Шепли хотели проверить, можно ли вывести формулу, чтобы разбить всех на пары таким образом, чтобы каждая пара была максимально возможно счастлива.

Вот пример, вдохновленный романом Джейн Остен “Гордость и предубеждение”:

Цель – найти стабильные пары-совпадения между двумя подгруппами людей (мужчин и женщин), у которых различные предпочтения, а также мнения о том, кто им подходит.

Центральная идея в том, что пары должны быть стабильны. Не должно быть пар, которые предпочитают друг друга тем партнерам, которых получили при распределении.

Гейл и Шепли разработали алгоритм “отложенного согласия”, также известный как алгоритм Гейла-Шепли.

Он создает сочетания, где каждый участник может найти партнера, которого предпочитает всем другим, выбирая из тех, кто предпочитает его. Мужчины и женщины ранжируют свои предпочтения.

Затем их сортируют, используя алгоритм.

Этот алгоритм работает для любого числа партнеров, как бы они друг друга ни оценили. Он подбирает хотя бы одну стабильную пару для каждого человека.

Но жизнь – это не роман Джейн Остен

Вы, возможно, заметили, что в реальном мире свидания и свадьбы так не устраивают. Для примера, модель не принимает в расчет гей-браки, бисексуальных людей или же тех, кто предпочел бы одиночество.

Так в чем же ценность этого исследования? Оказывается, она огромна.

Гейл и Шепли на самом деле не пытались взломать код любви. Они искали подход к так называемым рынкам подбора, где есть спрос и предложение, но деньги не переходят из рук в руки. Женитьба была просто иллюстрацией для такой проблемы.

В самом начале их работа была чисто теоретической. Но, как это часто случается с теоретическими исследованиями, оно нашло практическое применение для решения важных проблем.

Назначение врачей в больницы

В 1980-х экономист из Гарварда Элвин Рот (сейчас он в Стэнфорде) интересовался, можно ли экономику рассматривать с точки зрения инженера: использовать теоретические идеи, чтобы улучшать настоящие системы.

Он хотел проанализировать те рынки подбора, в которых были проблемы, и применить алгоритм Гейла-Шепли, чтобы заставить их работать эффективнее.

Рот обратил внимание на Национальную программу подбора врачей (NRMP), систему, которая распределяет врачей по больницам по всей стране. В 1990-х NRMP работала так себе, поскольку только что выучившиеся врачи и больницы, куда они попадали, были недовольны друг другом.

Рот использовал алгоритм, чтобы переделать схему подбора врачебного персонала, которую использовали в NRMP, так чтобы получившиеся пары “врач-больница” были более стабильны.

Назначение учащихся в государственные школы

Этот алгоритм также оказался полезным в том, как районные власти распределяют учеников по школам.

Нью-Йорк, как и многие города, дает студентам выбирать старшую школу, указывая на предпочтительные варианты среди всех имеющихся школ.

Прежде чем до этой системы добрались Рот с коллегами, процесс распределения учеников по старшим классам государственных школ был хаотичным. Около 30 000 учеников в год оставались нераспределенными и попадали в школу, которую даже не указывали в списке желательных.

Процесс подбора врачей или учеников немного сложнее, чем подбор парочек, поскольку больницы, как и школы, принимают одновременно много предложений.

Но базовый принцип отложенного согласия, определенного Гейлом и Шепли, оставался тем же самым.

Подбор доноров органов пациентам, нуждающимся в пересадке

Настоящий прорыв произошел в 2004 году. Именно тогда Рот разработал принцип подбора, который помогает пациентам находить доноров органов.

В то время менее 20 человек в год получали почки на пересадку от живых доноров, хотя трансплантаты от живых доноров намного лучше приживаются в новом организме.

Частота этих критически важных для спасения жизни операций ограничивалась простой, но от этого не менее душераздирающей проблемой. Многие люди хотят пожертвовать почку близким, но не могут из-за группы крови или других факторов.

Рот пересмотрел систему, чтобы помочь несовместимым парам “донор-реципиент” найти такие же пары. Через сложные цепочки обмена все участники получили уверенность в том, что подходящий человек будет найден.

Группы крови: А, В, AB и O

Результат: тысячи людей получили почки и выжили, при том, что раньше такой возможности для них не было.

Это был прорыв, который заработал Шепли и Роту Нобелевскую премию в 2012 году (Девид Гейл умер в 2008).

Формуле сейчас нашли другое применение: помогать детям в приютах находить семьи. А в XXI столетии ее даже начали применять “по назначению”: на дейтинговых сайтах и в спид-дейтинге.

Путешествие открытия

Возьмите любое изобретение или инновацию, и в его истории вы найдете десятилетия или даже столетия странных и малопонятных исследований, которые привели к его созданию.

Одна из главных особенностей науки заключается в том, что путь к знаниям часто извилист. И состоит не только из тщательных исследований, но и из интуиции и обычного человеческого любопытства.

Когда Гейл и Шепли начинали работу, их исследование было теоретическим и абстрактным. Возможно, оно казалось странным или даже бесполезным, но выводы, к которым они пришли, легли в основу открытий, улучшивших жизни множества людей.

Сегодня каждый год около 5000 пациентов в США получают почки от живых доноров. Эти счастливые совпадения были бы невозможны без работ Гейла, Шепли и Рота.

Неисповедимы пути любви, то же можно сказать и о научных исследованиях.