Обвиняемый дал признательные показания речевая ошибка

Репортаж из здания суда. Продолжается закрытый процесс, журналистов в зал не пускают, они стоят в буквальном смысле слова под дверью, где проходит заседание. Наконец появляется обвинитель, который сурово произносит: «Подсудимый дал признательные показания».

Нас в последние годы так приучили к этому словосочетанию, что мы воспринимаем его как нормальное. Между тем, оно совершенно ненормальное! Да позвольте, что такое «признательные показания»? Значит ли это, что подсудимый обратился к суду, к следователям со словами глубокой признательности?!

Откройте любой из толковых словарей русского языка и убедитесь: у слова «признательность» только одно значение – «чувство благодарности». «Мы можем и просто обязаны выразить друзьям свою признательность за то, что они поддержали нас в трудную минуту. Мы им за это очень, очень признательны!»

Но если мы решили признать свою вину, признаться в том, что совершили нечто ужасное, если хотим открыто и откровенно сообщить о своих поступках – разве это признательность? Это признание. «Обвиняемый (или подсудимый) признал свою вину, признал себя виновным» – вот так мы скажем.

Что касается «признательных показаний», это такой же прокурорско‑судебный жаргон, как слова с ударениями «осу́жденный» и «возбу́жденный». Кстати, этот жаргон неизбежно оказывается очень близким жаргону уголовному. В нем, к примеру, есть слово «признанка» (что означает «признание в совершении преступления»). «Идти на признанку» значит сознаваться в содеянном. Противоположность «признанки» – «несознанка». Это, соответственно, отказ признавать вину. В «несознанку» можно уйти, в ней можно быть, а можно «играть несознанку» (значит лгать на допросах). Но «признательных показаний» в нормальном, литературном русском языке быть не может!

Признательные показания ― это юридический жаргон или юридический термин?

Статья на эту тему: Юридический жаргон: понятие, примеры, оценка Туранин В.Ю. | siberia-expert.com

Автор делает вывод о недопустимости такого явления и не считает выражение «признательные показания» даже юридически грамотным (однако вопрос остается открытым).

«Юридический жаргон ― это искусственно созданная юристами система слов и выражений, предназначенная для обозначения юридических понятий в нетипичной для литературного языка форме.
Основной сферой использования юридического жаргона является юридический разговорный язык, где активно задействованы такие жаргонизмы, как «опер» (оперативный уполномоченный сотрудник), «вещдок» (вещественное доказательство), «незаконные бандформирования», «признательные показания» и другие.

Само слово «признательный» может использоваться только лишь в значении «испытывающий признательность к кому-, чему-либо, благодарный; выражающий признательность». Очевидно, что это никак не корреспондирует тому значению, которое вкладывается в термин «признательные показания» в юридической среде (сознаться в чём–либо и рассказать об этом). С нашей точки зрения, в данном случае правильнее использовать выражение «осуществить признание».

Из юридического разговорного языка жаргон проникает и в язык подзаконных и правоприменительных актов. К примеру, термин «признательные показания» используется в тексте распоряжения Федеральной таможенной службы РФ от 28 июля 2006 года № 257-р «Об утверждении регламента действий должностных лиц таможенных органов при обнаружении фактов незаконного перемещения автотранспортных средств через таможенную границу Российской Федерации»

Начало. Как все было

Не так давно обратился ко мне молодой человек — студент четвертого курса, будущий экономист. Суть обращения следующая. В отношении его возбудили уголовное дело за незаконное приобретение и хранение наркотиков по части 2 ст. 228 УК РФ, потому как размер наркотического средства оказался особо крупным.
Данный молодой человек уверил меня, что в этой истории он лицо совершенно случайное. Хотя, если честно, мне по барабану. Так вот, этот парень, по имени Николай, посветил меня в свою историю о том, как он провел выходной день.

В воскресенье, предварительно созвонившись, он встретился со своим другом Анатолием, чтобы прогуляться по магазинам. Следуя из одного магазина в другой, через центральный городской парк, Николай замечает под ногами новенький спичечный коробок. Быстро наклонившись, Николай подобрал с парковой дорожки, обнаруженный им коробок спичек. Приоткрыв коробок, он увидел, что вместо спичек в нем находится некий предмет в фабричной фольгированной упаковке, ну, очень, с его слов, напоминающий презерватив.

Не успев оценить находку, Николай заметил, как к нему стремительно несутся трое молодых людей. Отложив изучение находки до лучших времен, Николай быстро засунул коробок в карман, так как сейчас ему явно было не до него. Незнакомые парни тут же положили наших героев, что называется, лицом об асфальт.

Вскоре Николай и Анатолий узнали, что налетевшие на них незнакомцы являются оперативными сотрудниками органов внутренних дел. Далее наши герои были поставлены на расстоянии полуметра друг от друга лицом к портальной стене южных ворот парка.

Затем один из сотрудников в присутствии двух прогуливающихся по парку пенсионеров-понятых задал моему будущему клиенту вопрос, имеются ли у него при себе запрещенные предметы, оружие, наркотики и иже подобное. Николай ответил, что у него ничего запрещенного при себе нет. Подвергнув Николая личному досмотру, оперативники обнаружили в боковом кармане его куртки тот самый спичечный коробок, начиненный каким-то блестящим пакетиком, ну очень напоминающим презерватив.

Далее все по отработанной схеме. Протокол личного досмотра, подписанный досматриваемым лицом и понятыми. Доставление в полицейский отдел. И шестичасовая беседа шестерых оперативников с моим будущим подопечным.

В ходе душевного общения с отрядом оперативников, Николай вдруг осознал всю тяжесть содеянного им. И, как следствие, на него накатила волна покаяния в совершении уголовно-наказуемого прегрешения.

После чего следователь отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, молодая симпатичная особа, допросила раскаявшегося Николая, закрепив его признательные показания в протоколе допроса подозреваемого.
И для предания видимости всесторонности производства предварительного следствия следователь убедила Николая произвести в его квартире обыск без выезда на квартиру, то есть оформить протокол, не выходя из кабинета. По всей вероятности, следователя так учили ее старшие товарищи.

Николаю эта затея явно понравилась. Он охотно пошел навстречу следствию. Все-таки никто шарахаться по квартире не будет и привлекать бдительное внимание соседей.

С учетом осознания собственной вины и прочих уступок следствию, Николай заслужил у следователя снисхождение в виде подписки о невыезде. В связи с чем, под утро был с миром отпущен домой.
Итак, мы с Николаем заключили соглашение об оказании ему юридической помощи. Теперь он уже был не просто Николаем, он стал моим подзащитным. Соответственно я стал его защитником. Выслушав версию своего подзащитного, мне оставалось ознакомиться с протоколом его допроса, протоколом личного его досмотра и протоколом обыска в его жилище. Что и было сделано при первом знакомстве с очаровательной следачкой.
Хочу обратить ваше внимание на то, что друг моего подзащитного Николая – Анатолий, — при их захвате, личному досмотру не подвергался, в отдел полиции не доставлялся и вообще в деле никак не фигурировал. Анатолий не подвергался личному досмотру в плане процессуальном, на самом же деле шаловливые руки оперов прошлись по телу юноши, но вот протокол об этом почему-то для истории составлять не стали. Видимо потому что ничего при нем не обнаружили. Вот и решили, что Анатолия вообще в природе не было. Может быть, имелись и еще какие-то мотивы, чтобы Анатолий остался без должного внимания борцов с незаконным оборотом наркотиков.

Из протокола допроса подозреваемого мне стало известно, что Николай, созвонившись со своим упомянутым выше другом, пошли прогуляться по магазинам. Решили устроить, так сказать, воскресный шопинг. И чтобы поход не показался скучным, Николай решил поднять настроение посредством спайса.

С этой целью он позвонил с мобильника на номер, который когда-то и где-то, на стене какого-то дома, был написан крупными буквами: «Спайс! Телефон 555-77-99». В одном из супермаркетов, Николай через терминал «Связной» положил на данный номер телефона 500 рублей и, позвонив на него снова, для подтверждения оплаты, получил инструкцию следующего содержания.

Голос с другого конца «провода» сообщил Николаю, что товар будет находиться в спичечном коробке на пешеходной дорожке центрального городского парка вблизи южных ворот парка в стольки-то метрах от такого-то фонарного столба. Также Николаю было сообщено время появления коробка на дорожке и время его (коробка) ожидания, то есть 15 минут с момента возложения.

После чего все происходило так, как повествовалось выше, за исключением того, что Николай заведомо знал о приобретении им наркотического средства. Кроме того, Николай в ходе его личного досмотра на вопрос опера, имеются ли у него при себе запрещенные в обороте предметы, ответил: «Да, в правом кармане куртки у меня находится спичечный коробок, внутри которого заложено наркотическое средство — Спайс».

Пенсионеры-понятые в своих допросах наверняка дали аналогичные показания, подумал я. Но, к сожалению, ознакомиться с протоколами допроса свидетелей не позволяет тайна следствия, которая всегда покрыта мраком.
Из протокола личного досмотра усматривалось следующее. Некто оперуполномоченный там-то и там-то произвел личный досмотр гражданина Николая, которому было предложено добровольно выдать запрещенные в гражданском обороте предметы – оружие, наркотики. После чего, гражданин Николай заявил, что у него имеется курительная смесь «Спайс» для личного употребления. И далее все так, как того требует форма данного протокола. Что изъято, как упаковано. Подписи и адреса понятых.

Казалось бы чего еще более. Обложен парень по самое «не хочу».  Но есть один момент, который не заметить было невозможно. Запись в протоколе: «После чего, гражданин Николай заявил, что у него имеется курительная смесь «Спайс» для личного употребления» была выполнена совершенно другими по цвету чернилами. Нет, конечно, не красными и не зелеными. Чернила были тоже синие, но они заметно отличались от цвета остального текста протокола.

Это обстоятельство предало мне уверенности. Я любезно попросил следователя сделать мне ксерокопию этого протокола. В ответ на мою просьбу, следователь также любезно отксерила мне этот протокол. «Теперь не подменят», — подумал я.

Далее я попросил предъявить мне для ознакомления протокол обыска в жилище. Мне было очень интересно его содержание, имена участников обыска, а также понятых, на глазах у которых производился астральный обыск :-).
И вновь мы с очаровательным следователем обменялись взаимными любезностями. Я ей просьбу, она мне копию протокола. И что немало важно, также копию постановления о производстве обыска в жилище подозреваемого.
Протокол был оформлен по всем правилам, предусмотренным законом. Не пропущено ни одной подписи его участника. А участниками этого обыска была достаточно многочисленная компания. Это два оперуполномоченных, эксперт-криминалист, два понятых, которые почему-то проживали на другом конце нашего города, в то время как обыск производился в 21.30 час. Ну, и, конечно же, руководила всей этой честной компанией уже известная нам своим очарованием следователь.

В строке «в ходе обыска обнаружено и изъято» записано: «предметов, запрещенных в обороте, не обнаружено».
Еще бы! Обыска-то в природе не было. А вот на бумаге он был.

Итак, что мы имеем?

1. Оперской протокол личного досмотра, в котором Николай соглашается, что у него в кармане находится спичечный коробок с наркотическим средством – спайс.
2. Протокол допроса в качестве подозреваемого, где Николай признается в приобретении и хранении наркотического средства для личного употребления.
3. Протокол обыска в жилище, из которого следует, что в квартире Николая ничего запрещенного не обнаружено.
Если сюда еще добавить всякие справки наблюдения, протоколы допросов свидетелей из числа оперов и понятых, то, казалось бы, дело сделано и подлежит направлению в суд.

Теперь пройдемся по порядку.

Протокол личного досмотра явно палевый, то есть при более тщательном его изучении следователями СКР, признаки фальсификации всплывут по любому. О чем я недвусмысленно намекнул в ходе короткой личной беседы с начальником следственного отдела по борьбе с НОН. И он почему-то начал сразу же переводить стрелки на оперов. Я с ним соглашался: «Не опера! Хулиганы какие-то!»

Далее протокол допроса в качестве подозреваемого. В России этого вполне достаточно, чтобы получить определенный срок, если протокол признательный. Потому что сопутствующую совокупность доказательств следователь, а потом и суд дополнят всякой мишурой в виде справок, рапортов и свидетельских показаний сотрудников с понятыми.

Еще радовал сердце протокол обыска, который можно было в суде развалить путем допроса участников обыска, которые, как известно, в квартире Николая никогда не были.

Таким образом, было необходимо сконцентрировать все свое внимание на протоколе допроса Николая, в ходе которого на него накатила волна покаяния.

Из нашей с Николаем беседы я узнал, что после его доставления в отдел полиции, который не является территориальным по отношению к месту, так называемого, преступления, его на протяжении 5-6 часов оперативники в составе группы из 6 человек убеждали признать себя виновным, навязывая фабулу (историю) события преступления.

Не вникая в методы убеждения, которые достаточно известны, из рассказа Николая я понял, что на протяжении всего времени его пребывания в отделе он не видел одного из самых для него важных процессуальных участников уголовного дела – это своего адвоката.

«В кабинете было множество сотрудников полиции в гражданской одежде, которое то входили, то выходили», — рассказывал мне Николай.

«Спустя шесть часов приехала следователь и приступила к допросу. Во время допроса присутствовали несколько людей в штатском. По окончании допроса я подписал протокол, еще какие-то бумаги, вроде бы подписку о невыезде. Трудно сказать, был ли среди этих людей в штатском адвокат, потому что никто из-них меня не консультировал наедине, напротив, убеждали дать признательные показания», продолжал свой рассказ Николай.

«После чего, следователь сказала мне, что у нее есть указание провести обыск в моей квартире. Но, поскольку я знаю, что в квартире у тебя ничего нет, а время уже позднее, мы на обыск не поедем. Просто оформим протокол в кабине, будто бы мы его провели. Я согласился подписать протокол обыска, все равно там якобы ничего не нашли», — сказал Николай.

«Да и сам обыск был не более чем «якобы», — подумал я.

Проанализировав всю информацию по делу Николая, мною было подано следователю ходатайство о повторном допросе Николая в качестве подозреваемого. Прошу обратить внимание: повторном, а не дополнительном допросе подозреваемого. Это важно.

Следователь, считая слова «повторный» и «дополнительный» синонимами, подумав, что мы хотим свои показания дополнить новыми обстоятельствами, с большим удовольствием удовлетворила мое ходатайство.

Продолжение. Повторный допрос

И вот мы с Колей прибыли на допрос.

Очаровательная следователь на наших глазах копирует из протокола в компьютере текст первоначального допроса и вставляет его в электронный бланк нового протокола.

После чего задает вопрос.

— Что хотели добавить?

Николай начал свои показания следующими словами.

«От показаний, данных мной в ходе допроса в качестве подозреваемого от такого-то числа, я полностью отказываюсь, поскольку дал их под давлением сотрудников полиции».

— Вы же хотели что-то дополнить? – возопила следователь, — Как понять отказываетесь? Вы же предупреждались о том, что в случае согласия давать показания, эти показания будут являться доказательствами по делу даже в случае последующего отказа от них!

— Да, предупреждался, — сказал Николай, — И, тем не менее, отказываюсь от них полностью по причине, которую уже Вам указал.

Одним словом, мне пришлось убедить следователя, чтобы она все-таки удалила текст скопированного допроса из нового протокола и начала повторный допрос со слов: «От показаний, данных мной в ходе допроса в качестве подозреваемого от такого-то числа, я полностью отказываюсь…»

А далее психологическому состоянию следователя суждено было пошатнуться. Произошло это, потому что Николай стал рассказывать ей свою воскресную историю именно так, как все было на самом деле. Как они с другом собрались по магазинам. Как встретились. Как он положил в салоне связи через терминал 500 рублей на телефон своего друга Сергея.

— Фамилия и адрес Сергея? – надув щеки спросила следователь.

— Фамилию не скажу, по причине того, что проживает Сергей в колонии общего режима № Х, также не назову и его номер телефона, поскольку не помню уже, да и номера у них там, сами знаете, меняются постоянно.

Следователь побагровела. Ее некогда бледноватое от систематического невысыпания лицо наполняла бурлящая вулканической массой кровь.

— А как же чек, изъятый у вас?!

— Да, номер должен быть написан в чеке, — ответил Николай и добавил, — Если, конечно, у вас находится тот самый чек, который был у меня изъят.

— Продолжайте! – выпалила следователь с очаровательным лицом, слегка подпорченным обильным притоком крови.

Продолжая свои новые показания, Николай поведал следователю о том, что, не успев поднять с земли спичечный коробок, в котором он одним глазком увидел две упаковки чего-то, напоминающее упаковки с презервативами, как его в тот час повалили наземь какие-то нехорошие парни.

Далее он рассказал, как его с другом поставили к порталам южных ворот городского парка и поверхностно досмотрели, обнаружив у него коробок с «презервативами». Как спросили: «Имеются ли у него предметы, запрещенные в гражданском обороте, например, наркотики или оружие». Ответ был категоричный – нет.

Николай рассказал, что его держали шесть часов в отделе полиции, который не имеет никакого отношения к территории городского парка. О том, что на протяжении всего этого времени парни в штатском рассказывали ему о событиях, произошедших с ним сегодня, но о которых он сам узнал впервые только от них.

Рассказал, как спустя шесть часов приехала следователь, и он чуть ли не под диктовку оперов дал свои первоначальные показания, только с одной целью, чтобы вырваться от них под подписку о невыезде, иначе, как уверяли последние, следующей точкой его маршрута будет следственный изолятор.

Я не буду описывать цветовую гамму лица нашего следователя, когда она забивала новые показания Николая, постоянно приговаривая, что те или иные обстоятельства не имеют отношения к делу. Но мы так не считали, поэтому Николай говорил, говорил и говорил. А следователь, морщась, все это забивала в протокол.

Когда Николай поведал ей о том, что все рассказанное им безобразие творилось в отсутствии какого-либо адвоката, в том числе и в ходе его допроса в качестве подозреваемого, текст которого заколачивала кто бы вы думали… Да тот, кто заколачивает его сейчас. Точнее та, что сейчас находилась напротив нас с Николаем.

В этот момент ее пальцы онемели и напрочь отказались стучать по клавишам компьютера. Пальцы-то онемели, но не язык. Следователь истерично заявила нам о том, что только она уполномочена определять ход следственного действия, и последние показания она записывать в протокол не будет.

Я пояснил ей, что она обязана записать показания подозреваемого в форме свободного рассказа дословно. Она со мной не желала соглашаться и все больше впадала в истерику.

На крик следователя в кабинет ворвался начальник отделения, и поинтересовался, что здесь происходит. Мне пришлось пояснить ему, что следователь отказывается фиксировать показания моего подзащитного. Не могу никак понять, то их бесит, что показания люди давать отказываются, то сами они отказываются показания записывать. Бардак какой-то.

Возможно, это произошло потому, что показания по своей сути давались на того, кто эти показания фиксировал.
Данный конфликт был урегулирован начальником следственного отдела, который велел следователю писать все, что скажет Николай.

А Николай продолжал говорить обо всем том, о чем не так давно говорил мне.

Я предложил Николаю для обозрения протокол личного досмотра, абзац текста в котором, был в него вписан чернилами совершенно другого оттенка, чем основной текст протокола. Напомню содержания этого фрагмента текста: «На вопрос, имеются ли при вас предметы, запрещенные в гражданском обороте, осматриваемое лицо ответило, что имеется коробок со спайсом, который он приобрел для личного употребления».

С разрешения следователя я задал своему подзащитному вопрос:

— Когда Вы подписывали данный протокол, Вы его читали?
— Да, читал, — ответил Николай.
— Этот текст был в протоколе в момент его подписания Вами? — я указал ему на текст, приведенный выше.
— Этого текста не было, — ответил Николай.

Следователь попыталась отвести мой вопрос, но видимо вспомнив указание своего начальника, записала и вопрос, и ответ на него.

Но этим допрос не закончился. Наступила его кульминация. Николай начал давать показания о том, как проводился обыск в его квартире… У нашей очаровашки руки опустились вниз, а в глазах поселилась паника.

— Пишите, пишите, — подбадривая ее, сказал я.

Она написала.

Напоследок, девушка решила сама задать вопрос Николаю.

— Вы звонили на указанный в протоколе номер?
— Нет, не звонил. Я вообще не звонил в этот день со своего телефона никому.
— Как не звонил?
— Вот так, не звонил и все, — ответил ей Николай.

Я достал из портфеля, заранее заготовленное мной ходатайство о приобщении к материалам дела распечатки детализации входящих и исходящих телефонных звонков с номера Николая в день его задержания.

Следователь, недоумевая, рассматривала очень короткую справку с детализацией звонков Николая. Из содержания справки было ясно, что Николаю в этот день поступило всего три входящих звонка, и то не с того номера, который проходил по делу, и ни одного исходящего!

— Что это такое? Как так может быть, чтобы за целый день никому ни разу не позвонил? Я не верю, это липа! Я сама сделаю запрос в сотовую компанию!
— Это Ваше право, — сказал я и продолжил, — Но в этой справке есть ответ на Ваше сомнение. Обратите внимание на баланс…

Баланс был нулевым. И мне показалось, что после того, как следователь внимательно вглядевшись в детализацию, не только обратила свое внимание на баланс, но и поняла, почему же в этот день Николай никому ни разу не позвонил.

На этом, наше общение со следователем наконец-то закончилось.
Больше мы с ней не общались. Она про нас почему-то забыла. Ни привета, ни ответа.

Эпилог

Примерно через месяц от начальника НОН я узнал, что уголовное преследование в отношении Николая было прекращено. Но до сих пор всеми правдами и неправдами он уклоняется выдать мне копию постановления о прекращении уголовного преследования. Думается мне, что на самом деле дело просто приостановили по каким-нибудь надуманным основаниям с целью спустить его на тормозах. Срок предварительного следствия заканчивался два месяца назад.

Хотел направить письменное ходатайство о предоставлении информации о ходе расследования и принятии по делу того или иного процессуального решения, поскольку, предусмотренные законом сроки его производства, давно истекли. Но опасаюсь, что ответной реакцией может быть возобновление предварительного следствия, либо отмена постановления о прекращении уголовного преследования, в зависимости от принятого ими решения.

P.S. Друзья и коллеги, предлагаю на ваш суд мою небольшую книгу в электронном формате PDF, которую вы можете скачать на свой компьютер, кликнув по ниже расположенной ссылке.

Книга здесь

Каждый адвокат по уголовным делам имеет свои установки и взгляды на то, как должна вестись защита его доверителя на стадии предварительного расследования.

И наиболее важной является этап допроса, подозреваемого (ст. 46 УПК/обвиняемого (ст. 173, 189 УПК), поскольку от того, что и как скажет клиент в ходе этой процедуры, — будет зависеть вся позиция по делу.

Разумеется, не стоит снижать значение и других доказательств по делу, и все доказательства должны образовывать систему: обвинительную или оправдательную, либо показания должны разбивать обвинительную парадигму, сформированную в голове следователя еще при попадании томов материалов дела к нему на стол.

Ведь следователь – это человек обвинительной системы, в его задачу входит необходимость собрать доказательства для обеспечения подозреваемому/обвиняемому невозможности уйти от правосудия. И какие бы доказательства он по делу не собирал – в его глазах клиент адвоката будет всегда заведомым «злодеем».

Среди адвокатских воззрений на вопрос о том, давать или не давать показания, имеются два основных.

1. Всегда дают показания (признанка или отказ от признанки с последующим объяснением);
2. Сторонники ст. 51 Конституции и в 100% дел идет отказ от дачи показаний;

Первые объясняют необходимость дачи показаний тем, что адвокат на протяжении предварительного расследования должен вести активную защиту и представить полностью свою позицию еще до суда.

Вторые аргументируют важность использования ст. 51 Конституции РФ на этапе предварительного расследования тем, что следователя вообще ваши показания не интересуют. Ибо в любых словах следователь найдет обвинительные мотивы. А суд, рассмотрев уже на заседании доказательства – данные показания – и отвергнет их с  фразой «суд считает показания подсудимого попыткой уйти от уголовного правосудия».

И у первой, и у второй схемы поведения на предварительном расследовании на стадии дачи показаний есть и недостатки, и достоинства, разумеется.

В силу ограниченности адвокатских возможностей по осуществлению защиты (для сравнения можно взять американских или западноевропейских адвокатов, которые могут проводить адвокатское расследование, приводить свои доказательства, которые суд рассмотрит. В отличие от российских судов, для которых доказательства – это все, что представит следователь. А что представит защита – в глазах следователя, прокурора и суда – это попытка избежать уголовной ответственности).

В ходе «активной защиты», когда мы имеем дело с дачей показания, необходимо помнить, что все сказанное следователь преодолеет и разобьет, как ему удобно. Но при этом данные показания адвокат может использовать для сбора фактообразующего материала.Ведь обвинение доказательства берет из фактов.

При даче показаний адвокат должен собрать все необходимые фактические данные, доказательства. Или систематизировать доказательства, собранные следователем так, чтобы сомнений в непричастности или невиновности клиента не было.

При использовании ст 5 Конституции РФ и отказе от дачи показаний минус один – обвинители сразу смотрят «волком», и видят в клиенте виновного человека. Но при этом вину доказывает лишь совокупность доказательств. При отказе от дачи показаний, по сути, уже нет для обвинения доказательства в виде показаний обвиняемого, и придется выходить на других доказательствах.

И бывает, что в уголовном деле доказательств, указывающих на вину обвиняемого, нет или мало.

Мой подопечный (назовем его Сергей), будучи анархических взглядов, написал в группе, в которой было 50000 человек (в соцсети): «этот человек (был человек, который осуществил террористический акт, и о нем СМИ написали много постов, а участники группы в соцсети много комментировали данную новость) — народный герой». И начал описывать исторические примеры, объяснять, почему в его глазах тот человек, который осуществил террористический акт — герой. Правоохранительные органы в этих постах увидели состав ч.2 ст. 205.2 УК РФ.

После опубликования данных комментариев прошел целый год, когда мой клиент узнал, что дело в отношении него возбуждено. Узнал неожиданно, когда к нему пришли с обыском (по жесткому сценарию) и увезли в отделение. Адвокат по назначению, который был до меня, по словам Сергея, настоял на признанке.  Условия, в которых держали Сергея несколько дней, пока выбивали признанку, естественно, были ужасными: почти не кормили, не давали спать, применяли психологическое давление и т.д. — уважаемые коллеги, кто практикует по уголовным делам, — знают, как это бывает.

В данном деле основных доказательств два — показания обвиняемого (подозреваемого) и психолого-лингвистическая экспертиза.

Понятно, что по статьям с формальным составом вроде 282, 205.2 и 207.3 главные доказательства – признанка (или даже «оправдывающие» показания) и экспертиза. Но суть в том, что здесь обвинению необходимо доказать именно прямой умысел, на что указали признательные показания. Что лицо хотело оправдать терроризм, или пропагандировать его, и делало.

Давать или не давать показания? Вот, в чем вопрос.

Предложения со словосочетанием «признательные показания»