Ошибка дориана грея

Сегодня мы окинем цепким змеиным взором следователя по особо важным делам великое творение Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». По словам одного сетевого комментатора, прославившегося знаменитым интернет-мемом, здесь всё совсем не так однозначно.
Если вкратце, книга о следующем. Юный, обольстительный и чертовски невинный Дориан Грей, позирующий художнику Бэзилу Холлуорду для собственного портрета, знакомится с другом Бэзила, лордом Генри. Прислушавшись к циничным нигилистическим речам лорда Генри о том, что лишь молодость достойна любых жертв, Дориан вслух заявляет, что отдал бы душу дьяволу за то, чтобы сам он всегда оставался молодым, а старел за него этот портрет.
Получив портрет в подарок от Бэзила, Грей внезапно замечает, что все происходит именно так, как он опрометчиво попросил: каждое его прегрешение оставляет след порока на картине, однако лицо самого Дориана при этом остается свежим и прекрасным. В конце концов Дориан Грей принимает решение встать на путь добродетели, однако его прекраснодушный порыв отпустить девушку, которая едва не стала жертвой его порочности, не приводит ни к каким положительным изменениям в картине. В ярости герой бросается на портрет с ножом и погибает; нарисованный Грей чудесным образом принимает первоначальный облик, а все прегрешения, ранее уродовавшие лик портрета, ложатся на лицо настоящего Дориана, делая его старческим и искажая до неузнаваемости.
«Портрет Дориана Грея» более чем на полвека стал образцовой нравоучительной книгой, решительно осуждающей пустоту высшего света и те возмутительные преступления, которые он скрывает. Однако не стоит забывать, что ее автор – сам большой любитель светского остроумия, знамя эстетизма, певец чистого искусства, байронист и денди, впоследствии осужденный за сексуальные связи с мужчинами. Как и во многих других случаях, амбиции и обстоятельства жизни автора при рассмотрении его героя не менее важны, чем обстоятельства дела, описанные в книге.
Обратим внимание, что в книге нету дьявола. Нет вообще. Как и всякий советский следователь-«важняк» с начисто отсутствующим абстрактным воображением, могу только приветствовать столь похвальное решение автора вывести сию умозрительную сущность за рамки повествования, ибо это превращает знаменитую фантастическую притчевую книгу в произведение сугубо реалистическое, в котором можно при желании докопаться до истинного положения вещей – ценная возможность, от которой подавляющее большинство читателей начисто отсечено ложным тезисом «Чего там докапываться, это же совершенно невозможная фантастика».
Во-первых и в-главных, нет, не фантастика. Роман совершенно реалистический, я бы даже сказал, физиологический – по аналогии с «физиологическими очерками», которые ныне называют натуралистическими и которые живописали в XIX веке ужас тогдашнего российского быта. Только речь в данном случае идет о физиологии лондонского светского общества.
Под воздействием литературоведов и комментаторов многие традиционно считают дьяволом этой книги лорда Генри, который своими ядовитыми речами якобы совратил Дориана и сбил его с истинного пути. Но нет: по внимательном рассмотрении этот человек – обычный продукт своей эпохи и высшего общества. Вольнодумец-вольтерьянец, может быть, показушный циник и клоун – но отнюдь не исчадие ада, о нет. Я бы даже сказал, что он гораздо более взрослый, зрелый, ответственный и морально устойчивый индивид, нежели герой.
Что касается того, что Дориан Грей якобы не стареет внешне, то это существующий медицинский факт. Из мировых знаменитостей такая доброкачественная генетическая мутация известна у Пола Маккартни, который довольно долго, лет примерно до сорока, выглядел едва созревшим мальчиком. Таким же синдромом, похоже, страдал актер Дэвид Хеммингс, звезда «Фотоувеличения», «Барбареллы» и «Кроваво-красного». Ну, то есть как страдал – физических страданий это странное генетическое нарушение вроде бы не доставляет. Хотя Хеммингс предпочитал изображать брутального мачо, дабы компенсировать инфантилизм физиономии – то есть как минимум моральные страдания оно ему все-таки причиняло.
Вообще эта мутация довольно характерна для британцев: скажем, такие известные британские актеры, как Малькольм Макдауэлл, Хайвел Беннетт или участник комик-группы «Монти Пайтон» Эрик Айдл тоже долгое время выглядели гораздо моложе своих лет, почти мальчиками. И этот факт сразу заставляет насторожиться.
Вполне возможно, что и Дориан Грей имел подобную хромосомную мутацию (то обстоятельство, что она распространена главным образом среди британцев, видимо, как раз и натолкнул Уайльда на идею создания этой книги). А завиральная мысль о том, что герой якобы продал душу дьяволу, лишь подстегивала его пускаться во все тяжкие, а также временами порождала у него нелегкие думы раскаяния и истерический страх расплаты, скрупулезно зафиксированные автором в тексте.
В одном из эпизодов «Портрета», кстати, прямо называется срок, который проходит после начала книги: порядка двадцати лет. То есть якобы нестареющему Дориану Грею в финале около сорока. По современным меркам смехотворный возраст, но не стоит забывать, что в то время мужчины к тридцати годам уже считались и выглядели почтенными отцами семейств, а к сорока пяти, достигнув высот профессии, уже казались мудрыми старцами – с соответствующими лысинами и разлапистыми бородами. В любом случае, это вполне реальный срок, на который может быть законсервирована внешность имеющего такой синдром, да еще и в молодом возрасте. Абсолютно ничего фантастического или мистического в этом нет.
Итак, как мы видим, мистика в книге, похоже, отсутствует. Нет ни дьявола, ни проданной души, ни необъяснимой молодости Дориана Грея. Как мы видим, роман вполне реалистический и на самом деле повествует не о дьяволе, а о человеке, который искренне решил, будто продал душу дьяволу, хотя четких причин для такой уверенности у него не было.
Может, не было тогда и мистического финала?
Давайте рассмотрим, что происходит в романе после сакральных слов «Дориан схватил нож и вонзил его в портрет».
Сразу отметим, примем к сведению и запомним, что после этого до конца романа осталось всего лишь семь небольших абзацев. Довольно странное обстоятельство; вплотную приблизившись к финалу книги, автор словно стремится побыстрее закончить ее, скомкав и урезав то, что не имеет особого отношения к делу, но чего настоятельно требовала от него умозрительная публика.
Итак, Дориан Грей поразил ножом портрет, который по совместительству являлся его черной душой. «Раздался громкий крик и стук от падения чего-то тяжелого. Этот крик смертной муки был так ужасен, что проснувшиеся слуги в испуге выбежали из своих комнат».
И немного далее: «Прождав минут пятнадцать, он позвал кучера и одного из лакеев, и они втроем на цыпочках пошли наверх. Постучали, но никто не откликнулся. Они стали громко звать Дориана. Но было безмолвно наверху. Наконец, после тщетных попыток взломать дверь, они полезли на крышу и спустились оттуда на балкон. Окна легко поддались – задвижки были старые.
Войдя в комнату, они увидели на стене великолепный портрет своего хозяина во всей его дивной молодости и красоте. А на полу с ножом в груди лежал мертвый человек во фраке. Лицо у него было морщинистое, увядшее, отталкивающее. И только по кольцам на руках слуги узнали, кто это».
Заметим, что Уайльд молниеносно переходит от эмоционального повествования о своем герое к языку полицейского протокола. В присутствии автора мы могли ранее не только наблюдать за героем, но и следить за его внутренним диалогом и переживаниями. Теперь же, в момент кульминации книги, прихотливо смещенной в финал, все переживания героя по каким-то внутренним причинам остаются за кадром повествования. А развязка? А ее попросту нет. Всё заканчивается скомканой кульминацией. Уальд, конечно, любил литературный эксперимент, но не настолько, конечно, чтобы прихотливо разрушать литературную композицию своего произведения. Ранее он в таком не замечен, напротив, всячески превозносит классиков вроде Петрония.
Судя по необычно нервной реакции Уайльда, в журнальной публикации аудитория восприняла роман не совсем так, как задумывалось, что и вынудило автора к книжному изданию написать «Предисловие», этакий катехизис творца, манифест эстетизма, который с тех пор всякий раз печатают перед началом книги и в котором читателю в афористическом ключе древних эллинских философов растолковываются принципы, которые Уайльд положил в основу своего романа.
Сам будучи автором, не могу исключать, что под конец Уайльду просто так надоела его книга, что он торопился закончить ее хоть как-нибудь. Такое выгорание случается сплошь и рядом. Однако всему остальному тексту это совершенно несвойственно: сам знаменитый светский остроумец, писатель подробно и любовно, не жалея места конспектирует все, что исходит из уст лорда Генри и Дориана Грея. И в этой связи очень странно, что автор решил более не возвращаться к этому очень странному финалу.
Отметим, что для книжного издания Уайльд озаботился написанием вышеупомянутого катехизиса, но при этом не тронул крошечного, омерзительно обрубленного и скомканного финала, по которому, собственно, народу и известна вся эта история. Произнося «Дориан Грей», подавляющее большинство людей совершенно не помнят остроумную светскую болтовню и живописание редких тканей, в основном составляющие ткань повествования; публика помнит в основном, что это про человека, который продал душу дьяволу, чтобы портрет старел вместо него – потом Грей кинулся на портрет с ножом и от этого умер. Конец истории.
То есть «Предисловие», позволяющее аудитории правильно истолковать произведение, было для автора гораздо важнее, нежели финал произведения. Такое ощущение, что финал был автору неважен вовсе. Это довольно странно, и это несомненно следует запомнить.
Что касается куцых семи последних абзацев, которые Уайльд явно пытался сделать как можно короче и лаконичнее, то, несмотря на все свои старания, на этом крошечном пространстве он проговаривается трижды.
Ужасный душераздирающий крик смертной муки, разбудивший слуг – это, конечно, ничто иное, как дань романтизму главного героя, малость пересолившего со своей трагической «гибелью». Опытные опера и врачи знают, что человек, получивший нож или подобный инородный предмет под ребра, чаще всего не способен даже вдохнуть самостоятельно, настолько сильна внезапная боль. Душераздирающий крик обычно издают легко раненные, не умеющие сдерживаться (подобный эпизод фигурирует в начале фильма «Взвод»). В фильме «Асса», к примеру, хорошо переданы ощущения человека, которому вонзили нож в сердце: порядка полуминуты он мучительно агонизирует, не в силах даже исторгнуть достаточно громкий и членораздельный вопль, ему не хватает воздуха. Затем наступает смерть.
Но если бы Грей перед своим исчезновением не издал душераздирающий крик, пародируя дешевый гиньоль для простонародья, то простоватая прислуга, конечно, могла и не поверить в его смерть.
Во-вторых, «старые задвижки на окнах», которые «легко подались». Дориан запер свой портрет в комнате, внимательно озаботившись дверными запорами – но совершенно не подумал об окнах?! Довольно странная небрежность. То есть Грею, похоже, было очень надо, чтобы лакеи проникли в запертую комнату, когда их хозяин «умрет», так что он даже предварительно позаботился о том, чтобы снабдить окна «старыми задвижками».
И, наконец, «великолепный портрет своего хозяина», который слуги «увидели на стене», войдя в комнату. Но ранее нигде не указывалось, что Дориан вешал свой портрет на стену: он либо прислонял его к стене, либо ставил на подставку. Похоже, автор снова проговорился – Грей заранее постарался, чтобы его портрет было видно издалека.
Напомню, что портрет Дориана после написания его Бэзилом Холлуордом не видел никто, кроме якобы покойного Грея, который прятал его в запертой комнате; другими словами, никто. Имеем классическую ситуацию «Правду знает только Бог, а он не скажет». Все сведения о катастрофических изменениях в портрете мы знаем только со слов автора; это имеет смысл запомнить.
В следующий раз мы публично, в числе других свидетелей видим поврежденный ножом портрет Дориана только после «смерти» героя – и изображенный на нем Грей, о чудо, так же юн и свеж, как и в момент написания. Странно, не правда ли? У лишенного всякой фантазии лондонского следователя, не верящего в мстительных призраков и продажу души дьяволу, которая к тому же еще и никем не подтверждена (включая самого дьявола), тут же обязана возникнуть мысль: полно, а были ли какие-либо изменения в портрете, или нас всех умело водят за нос?
И, наконец, кольца на пальцах, по которым Грей был опознан. Это уже не проговорка автора, а факт из уголовного дела, но факт весьма примечательный.
Помнится, в фильме Роберта Родригеса «Однажды в Мексике» крупный деятель наркомафии в исполнении Уиллема Дефо собирается выйти из дела и аналогичным образом исчезнуть. Только для этого он использует труп двойника, который подсовывает преследователям. С двойником все получается до тех пор, пока в морге с пальцев покойного «главы наркомафии» не начинают одно за другим сваливаться кольца: пальцы у него, на которые надели приметные кольца наркобарона для опознания, оказались гораздо более худыми, чем у оригинала.
Боюсь, и с Дорианом Греем вышла похожая ситуация.
В данном случае труп неизвестного лондонского бомжа с надетой на него чужой одеждой и кольцами сыграли роль чужого трупа, перевернувшейся машины и пары канистр бензина: бушующий огонь настолько обезображивает труп, уничтожая заодно отпечатки пальцев, что опознать его не представляется возможным. Полицейские обычно руководствуются классическим принципом «Кто шляпку стащил, тот и старушку пришил», поэтому охотно констатируют: сгоревшая машина – его, а значит, в машине – он. Кто же еще?
Один из персонажей Рекса Стаута для сходного результата (видимо, за неимением машины) поступил иным образом: оставил свою одежду возле гейзера. Полиция разумно сочла, что он эксцентрично покончил с собой, голым бросившись в горячий гейзер, и это позволило персонажу превратиться в невидимку, официально признанного мертвым. Ему это в дальнейшем особо не помогло; но не суть.
Как поступил для подобного результата Дориан Грей, мы уже знаем.

Как мы уже обратили внимание, расплата настигает героя книги в тот момент, когда он твердо решил «стать хорошим». Для досужего читателя это лишнее доказательство адской гордыни Дориана. Увы, как и для Патрика Джейна, желание «стать хорошим» в конечном итоге стало для Грея роковым.
В библейских традициях в жизни лютого грешника обычно происходит некое милосердное божественное вмешательство, после чего вчерашний грешник становится вдохновенным проповедником христианской идеи, а по итогу святым. В модерновой суеверной литературе, оперирующей псевдохристианскими городскими легендами, вроде «Бутылки дьявола» Стивенсона или «Сонной лощины» Ирвинга, в ад обычно отправляются мерзкие нераскаявшиеся души. За что же такая немилость Дориану Грею, отнюдь не чуждому красоты и сострадания?
А был ли милосердный божественный знак в его судьбе? В полный рост, причем дважды! Брат Сибил Вейн, моряк Джеймс, вознамерившийся было застрелить Дориана, сначала отпускает его, когда убеждается, что Грей слишком молод, чтобы быть его обидчиком. Затем моряк, поняв свою ошибку, подбирается к Дориану Грею на охоте: в это время лорд Джереми стреляет, Дориан хватает его за ствол ружья, чтобы друг не попал в случайно выскочившего зайца, и Джереми случайно наповал убивает Джеймса.
Дориан Грей. Вот этот самый холодный злодей и душегуб Дориан Грей, да. Спасал зайца, так точно. И снова не виноват в убийстве. Ну, что ты будешь делать.
Но зачем после такого откровенно библейского запила автор все же убивает героя? То слишком закоснел во грехе? Да нет же. В беседе с циничным лордом Генри Дориан сообщает ему, что пощадил влюбленную в него девушку. Зачем же автор безжалостно расправляется с героем на такой ноте, демонстрирующей, что Грею не чуждо ничто человеческое, в том числе сострадание? Для морализаторского катарсиса? Но автор сам написал в «Предисловии», что «нет книг нравственных или безнравственных» и что «художник не моралист». Тогда зачем?
Возьму на себя смелость предположить, что автор, в моральном плане опередивший каноны своего времени, вовсе не собирался убивать героя. И не убил его.
Видный бисексуал, вынужденный маскировать свою страсть от общества, как минимум не собирался отдавать героя-собрата, отважно пробующего новые наслаждения, на растерзание толпе гетеросексуалов. В наше время писатель вышел бы замуж за негра, как Клайв Баркер, и повышал бы культурное и субкультурное богатство своего гей-прайда. В то время, когда он не мог открыто заявить о своей ориентации, все, что ему оставалось – это заботиться о «своих», даже если то был вымышленный персонаж.
Что побудило Грея бросить свой мрачный образ, который обеспечили ему главным образом досужие светские сплетники Лондона, и исчезнуть в неизвестном направлении, бросив высокое положение и немалый капитал? Полагаю, примерно то же, что, согласно легенде, побудило императора Александра I инсценировать свою смерть и превратиться в старца Федора Кузьмича.
Проклятое желание «стать хорошим».
Уайльд вовсе не живописует в книге невероятные злодеяния Дориана Грея, как сделал бы на его месте любой морализатор. Автор тратит много времени и места на живописание редкостных драгоценных камней и религиозных одеяний, которые коллекционирует Дориан. Наконец, автор тратит много времени на подробное описание коллекции музыкальных инструментов, самых странных и экзотических. Тем не менее он очень глухо и неохотно говорит о страшных грехах Грея. Даже не так – о «грехах», ибо для самого Уайльда, явно знакомого с ними отнюдь не понаслышке, они грехами определенно не являются. (Небрежная бытовая деталь: в одном месте книги Дориан выбирает, принять ли ему гашиш из шкатулки либо поехать в притон в пригороде Лондона – кэбмен заявляет, что ехать ему больше часа; если сам Уайльд и не был постоянным клиентом этого притона, то ему определенно хотелось, чтобы читатель так думал).
Общество отворачивается от Дориана, некие ханжи немедленно покидают клуб, едва он там появляется – но уж Уайльду-то, с его предосудительной тайной страстью, прекрасно известно, насколько беспричинно жесток может быть высший свет. Автор кидает въедливому читателю кость в виде дурного примера, который якобы подает Грей молодежи, но многочисленных страшных преступлений Дориана по-прежнему не приводит. Фигурируют в тексте лишь некие ужасные слухи, неопознанные «грязные притоны» на окраинах Лондона (опиумокурильни, судя по всему; о да, одно это словосочетание могло вызвать истерику и осуждение в XIX веке), шкатулка, наполненная гашишем (работавший исключительно на публику матерый килобайтщик Дюма-отец в романе «Граф Монте-Кристо» поступил честнее, прямо назвав эту зеленоватую смесь «со странным тяжелым запахом») и многочисленные гетеросексуальные интрижки героя (дабы не направить негодование публики по неверному пути, автор ни слова не говорит про гомосексуальные эскапады героя – хотя современная публика верно считала и его странно нежные отношения с лордом Генри и Бэзилом Холлуордом, и его женственную любовь к красоте и материальным артефактам мировой культуры, которые он страстно коллекционирует; про «Портрет Дориана Грея» в ХХ веке снято большое количество гей-порно).
Единственное задокументированное автором преступление персонажа – это собственноручное убийство художника Бэзила Холлуорда. Но даже это убийство является характерным для гей-прайда; криминалисты отмечают, что в случае измены оскорбленные геи мстят своим пассиям самым причудливым, жутким и жестоким образом (увековеченное в одном кино насильное введение в чужую вену жидкости для прочистки унитазов – далеко не самый лютый способ гей-мести). Это проистекает, во-первых, от чувственной экзальтации, от разительной переоценки собственных любовных переживаний, и во-вторых, от поразительного инфантилизма, когда вроде бы взрослые люди не способны просчитать результаты собственных действий хотя бы на шаг вперед.
Уайльд, конечно, не писал про геев, по крайней мере откровенно. Он писал для гетеросексуального общества. Однако, сам находясь внутри гомосексуальной субкультуры или, по крайней мере, близко с ней взаимодействуя, он отчетливо понимал и имел в виду ориентацию и активности своих героев, и создавал свою историю в соответствии с этими данными, даже если не знакомые с субкультурой люди и не могли считать всех нюансов сюжета. Совсем не случайно столько народу в ХХ веке, с расширением голубой субкультуры, распознало в Дориане Грее и его друзьях гей-тусовку. Поэтому и убийство Бэзила-любовника не стало для Уайльда грехом Дориана: потому что в данном случае Грей действовал как истинный гей, а Холлуорд, в понимании автора, получил по заслугам.
Вспомним также, что Бэзил Холлуорд виновен перед искусством. По словам лорда Генри, последние лет десять он был совсем не тот, что раньше, когда создавал свои гениальные картины вроде портрета Дориана Грея.
В другом декадентском романе, «Големе», автор Густав Майринк замечает: «Тот, кто всегда слышит песнь соловья, тот всегда безгрешен, даже если убил своего отца и свою мать». Как и для Майринка, для Уайльда существует только одно преступление: перед искусством. Все злодеяния Грея, даже убийство Холлуорда – ничто по сравнению с тем, что «последние десять лет Бэзил уже не тот». Сам же Грей всегда слышит пение соловья – и оттого безгрешен в глазах Уайльда, даже совершив убийство.
Все остальные деяния Дориана – даже если и преступления, то исключительно опосредованные, за которые нельзя судить и каких немало за плечами практически у любого светского жителя любого крупного города XVII – XIX веков, особенно имперской столицы: дурной пример, ядовитая болтовня, адюльтеры и т.д. Дориан якобы довел до самоубийства видного молодого химика – но мы прекрасно знаем, сколь смехотворны порой были по сегодняшним меркам поводы покончить с собой в XIX веке. Дориан якобы довел до самоубийства юную актрису Сибилу Вейн (с этого началось его падение), и читатели отреагировали на это именно как на доведение до самоубийства, так что разъяренному Уайльду пришлось писать «Предисловие», из коего ясно видно, что настоящее преступление, по его мнению, совершила именно она – своей плохой игрой в классической пьесе после вдохновенной игры ранее. Сибила пытается оправдаться перед Дорианом тем, что ранее не знала такой невероятной всепоглощающей любви, на фоне которой все драматургические страсти кажутся безжизненными и вялыми – но для героя-бисексуала со склонностью к гомосексуализму, певца чистого искусства, это отнюдь не оправдание. Она нанесла вред Искусству – о чем еще можно говорить?!
Семья Сибил проста и трагически ограничена, она либо опасается дворянина Грея, либо ожидает от него большого финансового выхлопа. Мамаша актрисы – примитивная мещанка, что хорошо отражено в ее речи. В беседах с ней девушка тоже старательно упрощает свою речь, представая никчемной пустышкой.
Через некоторое время после смерти возлюбленной Дориан размышляет: «Бедная Сибила! Как все это романтично! Она часто изображала смерть на сцене, и Смерть пришла и унесла ее. Как сыграла Сибила эту последнюю страшную сцену? Проклинала его, умирая? Нет, она умерла от любви к нему, и отныне Любовь будет всегда для него святыней. Сибила, отдав жизнь, все этим искупила. Он не станет больше вспоминать, сколько он из-за нее выстрадал в тот ужасный вечер в театре. Она останется в его памяти как дивный трагический образ, посланный на великую арену жизни, чтобы явить миру высшую сущность любви». Сомнительная апология для лишенного фантазии следователя, но вполне приемлемая для манерного денди Оскара Уайльда.
Не знаю, насколько это повлияло на решение автора присвоить своей героине такое имя, но в античности сивилла – это ведьма-предсказательница, порой обретающая комические черты и в этой связи упоминаемая, к примеру, у Гая Петрония Арбитра в том же «Сатириконе». Наверняка Уайльд читал этот классический роман, в свое время нашумевший на Западе и скандализировавший добродетельную общественность чересчур смелыми для Европы того времени сексуальными сценами. Во всяком случае, автора «Сатирикона» Уальд упоминает непосредственно. Так вот, в одном из эпизодов романа Петрония дети издеваются над колдуньей, заточенной в лампе. Они спрашивают: «Сивилла, сивилла, чего тебе надо?» А она отвечает: «Помирать надо». Прекрасный едкий эпизод, и если бы речь шла о русском писателе, я бы не сомневался, что источник образа Сибилл в его произведении найден.
Общаясь с химиком Кэмпбеллом, который должен избавить его от трупа Холлуорда, и до последнего оттягивая шантаж химика, терпеливый Дориан с грустью замечает: «Ах, Алан, хотел бы я, чтобы вы питали ко мне хоть тысячную долю того сострадания, какое я питаю к вам».
В беседе с Холлуордом Дориан восклицает: «Каждый из нас носит в себе ад и небо, Бэзил!» На мой взгляд, это ключевая фраза всего романа.
А вот что пишет Уайльд о сексуальных отношениях: «Культ жизни чувственной часто и вполне справедливо осуждался, ибо люди инстинктивно боятся страстей и ощущений, которые могут оказаться сильнее их, и, как мы знаем, свойственен существам низшим. Но Дориану Грею казалось, что истинная природа этих чувств еще до сих пор не понята и они остаются животными и необузданными лишь потому, что люди все старались их усмирить, не давая им пищи, или убить страданием, вместо того чтобы видеть в них элементы новой духовной жизни, в которой преобладающей чертой должно быть высокоразвитое стремление к Красоте». Порочный в глазах современников Дориан Грей явно опередил свое время!
И далее – вновь слова Грея, которые определенно разделяет свободолюбивый Оскар Уайльд: «Да, прав был лорд Генри, предсказывая рождение нового гедонизма, который должен перестроить жизнь, освободив ее от сурового и нелепого пуританства, неизвестно почему возродившегося в наши дни. Конечно, гедонизм этот будет прибегать к услугам интеллекта, но никакими теориями или учениями не станет подменять многообразный опыт страстей. Цель гедонизма – именно этот опыт сам по себе, а не плоды его, горькие или сладкие. В нашей жизни не должно быть места аскетизму, умерщвляющему чувства, так же как и грубому распутству, притупляющему их. Гедонизм научит людей во всей полноте переживать каждое мгновение жизни, ибо и сама жизнь – лишь преходящее мгновение».
Кто скажет, что это не часть программного манифеста автора, а осуждаемые им ядовитые слова порочного героя, пусть первым бросит в меня камень!

Что касается «дьявола» лорда Генри, который якобы совратил и сбил с истинного пути Дориана, то о его реальных ужасных преступлениях вообще нет ни слова. Он невероятный позер, он циник до мозга костей, он светский болтун – вот, собственно, и все его прегрешения. О гибели возлюбленной он сообщает Грею с явной тревогой. Когда Дориан полусерьезно признается лорду Генри, что это он убил Холлуорда, тот возражает: «…вы, мой друг, пытаетесь выступить не в своей роли. Всякое преступление вульгарно, точно так же, как всякая вульгарность преступление».
Меня пытаются убедить, что этот господин – дьявол? Для дьявола он определенно не слишком порочен.
Лорд Генри, вопреки комментаторам, выглядит наиболее здравомысленным персонажем книги; автор определенно упивается его остроумием и подробно конспектирует все высказываемые им максимы, так что едва ли возможно сомневаться: это мысли самого Уайльда. Как известно, сам автор был завсегдатаем лондонских салонов, так что совсем неудивительно, что основную и главную значимую часть книги занимают именно светские сплетни и пикировки.
И именно лорд Генри произносит слова, которые, судя по «Примечанию», разделяет сам Уайльд и которые определенно обеляют Грея, коий по мнению толпы совершил множество преступлений: «Душа есть только у искусства, у человека ее нет». Собственно, это одна из тех немногочисленных фраз, ради которых написана данная книга.

Далеко не факт, конечно, что простецкая прислуга и дуболомы из Скотланд-ярда, которых в то время не пнул только ленивый литератор, смогли бы достроить и вычислить из произошедшего в финале книги тот романтико-мистический факт, что Дориан Грей, зарезав собственный портрет, в результате мгновенно обрел его старческую внешность и испустил дух. Однако публику было кому ласково подтолкнуть в правильную сторону.
Светский остроумец и болтун лорд Генри, который совершенно внезапно покинул пространство романа без какого-либо воздаяния за растление Грея и даже просто без прощания, ближайший друг Дориана – он ведь охотно согласился бы участвовать в авантюре его исчезновения, замаскированного под гибель. Полагаю, такой трюк был полностью во вкусе остроумца Генри.
Стараниями лорда Генри в свете мог быть запущен зловещий слух о портрете Дориана Грея. О Дориане и так ходили самые зловещие слухи, так что люди поверили бы даже в то, что его лично забрал дьявол.
Лорд Генри как-то замечает Дориану Грею: «В ваших глазах я – воплощение всех грехов, которые у вас не хватает смелости совершить». Таким образом, я особо не удивлюсь, если узнаю, что дерзкий план по исчезновению Дориана принадлежит именно этому господину.
Лорд Генри, отказывающий Дориану в возможности быть причастным к настоящему преступлению, вполне мог принимать участие в разработке его бесследного исчезновения – из нигилистического озорства, но главным образом – из дружеского расположения и сострадания. В частности, он мог принять на себя неприятную необходимость пустить слух о том, что Дориан убил сам себя, повредив портрет. И, судя по книге, эта его деятельность увенчалась полным успехом, превратив реалистическое уголовное дело об исчезновении Грея в нравоучительную мистерию о дьяволе и проданной душе.
Более того: поскольку мы установили, что все, сказанное лордом Генри, горячо поддерживается автором, едва ли станет шокирующим откровением то обстоятельство, что лорд Генри, судя по всему, как раз и является автором этой книги. В таком случае все становится более или менее понятно: и основное место, отведенное живописанию светских сплетен и коллекций Дориана Грея (по велению души автора), и скрытно оправдывающие Дориана пассажи, и мистические элементы, призванные выстроить новую реальность, в которой Грей якобы погиб (по дружеской необходимости). Однако при этом, даже сократив финал до минимума, автор оставил возможность пытливому читателю докопаться до сути, поскольку не считал, что Грей-де наказан за дело.
Куда мог податься инсценировавший свою смерть беглец? Для Англии и даже Британии он являлся слишком заметной фигурой; в газетах должны были неоднократно появляться его портреты – как богатого родовитого наследника, как заметного коллекционера диковин, наконец, как человека, надолго сохранившего физическую молодость. К тому времени уже появилась цинкография, да и штриховая иллюстрация была весьма развита, позволяя создавать портреты, пейзажи и технические рисунки фотографического качества.
Дориана Грея ждал Новый свет, благо во многих его частях говорили по-английски.
Грей вполне мог уехать в американские Штаты, ибо те довольно прохладно относились к новостям, поступающим из Империи. Да и доходили те до Америки медленно и неохотно – в те времена для того, чтобы пересечь океан на пароходе, требовалась неделя. К моменту выхода «Портрета Дориана Грея» по дну мировых океанов уже были протянуты кабели в крупнейшие города Америки, Австралии и Африки, но по ним с Европой можно было лишь обмениваться телеграммами – для передачи изображения по-прежнему необходимо было везти его через океан на пароходе.
Оскар Уайльд, кстати, в молодости провел год, путешествуя по Штатам, так что они были знакомы ему не понаслышке.
В общем, для того, чтобы бесследно исчезнуть из Лондона, Америка была идеальна. А если бы кто-нибудь каким-то чудом узнал Дориана в Штатах, у того всегда была возможность выдать себя за отдаленного американского родственника богатого английского дядюшки, который давно отдал богу душу в Лондоне, продырявив собственный портрет.
Золотая лихорадка в Калифорнии к тому времени уже закончилась, однако совсем скоро Дориана ждала золотая лихорадка на Аляске, в процессе которой благородный и не лишенный определенной деловой хватки Грей мог не только поправить свое состояние, но и приумножить его. Не удивлюсь, если он после эмиграции сменил фамилию в целях конспирации, и его стали звать, не знаю там, Джон Пирпонт-Морган какой-нибудь.
Вообще в то время деньги в Америке реально валялись под ногами, как чуть раньше золото; американская мечта, состоящая в том, что любой нищий способен добиться богатства – она ведь активно формировалась примерно в этот период, когда большинство индейцев уже были загнаны в резервации, и в Штаты, исхоженные вдоль и поперек, хлынули за лучшей жизнью эмигранты из Европы и Азии.
В Австралии тоже очень скоро случились мощные золотые лихорадки. Была там и своя лихорадка – угольная, на которой предприимчивому английскому дворянину тоже можно было поднять неплохие деньги. В одном из современных австралийских фильмов мужчина бежит от маньяка, который держал его в брошенном шахтерском лагере. Но в лапах монстра еще осталась девушка. На что встреченный шериф флегматично отвечает: «Да где же мы ее найдем-то? Только на моем участке сорок таких лагерей, а у других шерифов еще больше. А вы, похоже, пришли с какого-то соседнего участка».
Таким образом, здесь Дориан Грей тоже мог бы укрыться после своего исчезновения и попытать счастья. Хотя климат и фауна были здесь гораздо более бесчеловечными, да и проживало в то время во всей Австралии меньше народу, чем в одном Лондоне, то есть затеряться в толпе едва ли вышло бы. Впрочем, бескрайние просторы неизведанного континента, конечно, были адекватной заменой толпе. В другом современном австралийском триллере девушка задумчиво говорит парню за рулем: «Мы едем почти целый день, а навстречу попалась только одна машина…»
Либо Грей мог уехать в Африку и стать там, в соответствии со своей порочной душевной организацией, охотником на диких животных и инструктором соответствующего профиля для приезжающих любопытствующих европейцев и американцев. Отправляться в ЮАР смысла не было – там в общем-то было цивильно, но как раз начиналась заваруха между британской армией и местными голландцами-африканерами, которая подарила западному обществу колючую проволоку и концлагерь.
Короче говоря, Дориан Грей явно растворился на необъятных просторах Нового света, предварительно инсценировав свою гибель в Лондоне. Мы наверняка знаем его как одного из скоробогатых американских или австралийских миллионеров начала ХХ века, но поскольку после «гибели» он определенно сменил фамилию, трудно судить, кто именно это был. В любом случае имеет смысл подробнее изучить биографии тех, кто обрел свой капитал на грани новой эпохи.

Из этого выпуска вы узнаете, что общего у советской живописи и фильма в жанре спагетти-сэксплуатэшн, почему без портретиста Шилова в истории искусства 20 века уже не обойтись, как были законсервированы руки ван Дейка, почему англичане молодцы, а французы халявщики, а также о том, как Сара Бернар исполнила мечту Мейерхольда и Греты Гарбо.

Портрет Дориана Грея в кинематографе: ошибки (часть 5).

Выяснив в прошлый раз, к какому британскому стилистическому направлению принадлежал Бэзил, вернемся к рассмотрению реквизита в кинематографе.

Следующий доступный —
итало-немецкий фильм 1970 года (imdb)
(есть в сети на русском, осторожно, некоторые версии короче из-за цензуры)

В нашем марафоне, задачей которого на самом деле явлется увеличение познаний в портретном жанре 19 века, а не просто так поразвлекаться, этот фильм не очень пригодится, т.к. действие в нем перенесено «в наше время», то бишь в 1970-е, и сценарий, конечно, переделан.

Однако внимания он стоит, так как дух дендизма в экранизации постарались сохранить.

В полосатом пальто — Дориан, его играет знаменитый висконтиевский блондин Хельмут Бергер.

В фильме много его полуобнаженных крупных планов (фильм вообще сочли полупорно, судя по рецензии, это такой спагетти-сэксплуатейшн, с геями и rape женщин), но давайте взглянем на портрет.

Очень хороший портрет, настоящим художником написанный, и абсолютно соответствующий духу времени (а в СССР Жилинский или Салахов как раз подобное мог бы написать).

И.А. Солдатенков. «Девушка с обручем». 1960
В. Л. Мозок. «Портрет шахматиста». 1980

И портрет в старости тоже не испортили глупыми спецэффектами.

руки, смотрите, этот человек умел рисовать руки! Невиданное дело для 2-й пол. 20 века!

Кто автор — я так, увы и не нашла.
В сети титры обрезаны, возможно, имя есть там.  Беглый поиск в итальянской и немецкой прессе семидесятых рекламных публикаций не дал. В описании перевыпуска DVD сказано, что там много справочных материалов, но где б их взять. Жалко, было бы интересно посмотреть на другие его работы.

Автор этого постера к фильму указан как Ted Coconis. Еще мне попалось указание, что постер делал легендарный дизайнер Билл Голд (видимо, на основе рисунка Кокониса). Хотя вот мне совершенно случайно попался другой мастер постера, Боб Пик (с рисунками которого тоже работал Голд) — по стилю больше похоже, и работал для спагетти-фильмов…

Марлон Брандо на рисунке Боба Пика (я думаю, старый Дориан должен выглядеть именно как старый-старый толстый Брандо, кстати)

Оценка европейскому фильму 1970-х: отлично, несмотря на другую эпоху — просто за качество и воображение. (Сам фильм явно на любителя, я вот испугалась смотреть).

Американский телефильм 1973 года (imdb)
(в сети есть, но кажется, только без перевода. Говорят разборчиво, притворяются англичанами, трогательно)

Наконец в экранизациях на постоянной основе начинают снимать блондинов, видимо, в семидесятые им стало можно давать главные роли. В этом телефильме мальчик достаточно низкобюджетный, похож на молодого Баскова, надменный, раздражает.

Зато очень хорош сэр Генри — актер Найджел Дэвенпорт (Nigel Davenport), мощный актер. Наконец сэра Генри сыграли как сексуального хищника, актива, плейбоя, богача (я как-то работала в одной фирме, там было несколько таких, возрастом 45+, очень сильное впечатление произвели своей аурой). Дэвенпорт — классный актер, он мне еще по эпизоду в роли Норфолка в «Человеке на все времена» запомнился. А данный фильмец, собственно, ради него и посмотреть стоит — прочее паршивенько: Сибилла переделана в барменшу, постоянный закадровый текст от первого лица (Дориана! «Я страдал, мне было стыдно», и т.п.) раздражает.

Что тут с портретом?
Формальным требованиям он отвечает: формат большой, фон есть, и с натяжкой даже костюм нормальный, хотя и шея голая (спишем на низкие бюджеты отсутствие нормального кроя, главное, что не пиджак). Колонна, правда, уродливая, качественные портретисты такую глупую подпорку для рук не использовали.

Что со стилистикой? Хороших скриншотов мне сделать не удалось, однако стилистика вполне опознаваемая. Увы.

Это она, она, родная — стилистика, хорошо известная читателям моего текста «Почему Шилов – плохой художник, а Брюллов – хороший? Они ведь похожи!» Манера класть блики, неумение писать воздух и свет, шарнирность позы, проблемы с драпировками, общая пошловатость…

Автопортрет Шилова

На imdb указан автор портрета — John Solie (не факт, что верно, и он не просто — автор плаката).
Вот его рисунок для постера фильма «Класс» (1983). Посмотрите, вроде бы и реализм, и анатомия, и сходство — а все равно манекены. Это стилистика эпохи такая, вернее, уровень школы.

Шилов, практически в ту же эпоху (немного попозже). Очень похоже. (О! значит, оказывается, из Шилова бы вышел неплохой дизайнер голливудских плакатов?)

В общем, со стилистикой живописи портрета молодого, увы, неудача. Хотя они честно старались.
В кадре потом показывается еще три стадии старения портрета. Они молодцы — кажется, первые, кто догадался, что Дориан будет мордеть и расплываться. Второй кадр тоже убедительный. А вот третьим все испортили! Там морда из фильма ужасов с выпавшими зубками и протекшим глазом, та самая, которую мы видели в хорроре 1961 года!

[Три стадии под катом, гифка]

Оценка американскому телефильму: тройка (снижена за стиль Шилова и морду из фильмов в жанре хоррор).

Английский телефильм 1976 года
из цикла «BBC Play of the Month» (imdb)
в сети есть, но русский перевод очень неприятным голосом сделан, я смотрела в оригинале

Наконец, британцы сняли вторую экранизацию (и опять в ней играет Джереми Бретт, только на сей раз художника). И наконец главную роль дали актеру, которому не под сорок, а слегка за двадцать.
Этому мальчику 23, и впервые исполнитель визуально убедительно передает именно юношескую прелесть.

А вот сэра Генри играет Джон Гилгуд, и это провал. Гилгуд, конечно, великий шекспировский актер и всякое такое, но ему уже 72. Психологического коннекта с Дорианом в возрасте внука ему достичь не удается, а там же должна быть химия!  А в последних сценах, где ему +20 лет, гримеры уж и не знали, как его еще больше состарить, и сделали его как будтом маркизом 18 века, как будто он нарочно красится и румянится. Ужасное зрелище (хотя и логичное). В общем, фильм из-за сэра Генри не суперкласс, хотя все по тексту снято, и явно команда старается.

Теперь о портрете. Он хороший. Он самый тактичный из всего реквизита, который мы уже видели.
Он соблюдает все очевидные зявленные требования.

Он похож на мальчика-исполнителя.

По поводу качества самого письма, техничности мазка и проч.: если честно, мне кажется, что это не картина, а фотография, которую распечатали и лачком покрыли для правдоподобности.
Но сделано очень хорошо — мальчика поставили в идеальную «портретную» позу 19 века, зафиксировали ему наклон головы и угол подъема подбородка именно такой, какой надо.  И рука на бедре правильно лежит, у кавалера нашего. Все как старые мастера завещали.

Антонис ван Дейк. Автопортрет. 1620-е
Каспар Нетшер. Maurits Le Leu de Wilhem. 1677

Посмотрите, как важен язык тела: это в первый раз нам попадается в данном цикле (хотя уже была попытка в советской экранизации, но там все заслоняли блуза и бант, а тут сплошь черное, поэтому заметнее). Поставили актера в позу, которую в 20 веке уже «не носят», и все, фоточка сразу похожа на настоящий портрет (и подробно мы говорили о том, что это очень трудно сделать, тут).

А использование фотографии в качестве основы (если оно тут мне не померещилось), вполне уместно, поскольку в 19 веке портретисты некоторых школ достигли именно такого «фотореализма».

Но давайте в рамках нашего логического и эрудитского упражнения, которым является этот цикл, все-таки узнаем, какой школе соответствует портрет из данной экранизации? (И это отнюдь не прерафаэлитизм/эстетизм, который был бы идеален, как мы вычислили в прошлом выпуске).
И это, господа, французский салонный портрет 2-й половины 19 века, канон которого несколько раньше сформулировал долгожитель Энгр. Такой, глянцевый, с оттенком романтизма.

Каролюс-Дюран. Портрет Гюстава Доре. 1877
Кабанель. Автопортрет. 1852

Каролюс-Дюран. Портрет мадам Каролюс-Дюран, 1869.
Портрет Хелены Моджеевской, 1878

Подходит ли такой вариант? Да, если не быть искусствоведом-сыщиком-перфекционистом, это очень хороший вариант, совпадают десятилетия и близка география. В конце-концов, Бэзил мог бы учиться в Париже.

Тему со старением они сделали без дешевых спецэффектов:

Оценка английскому фильму: пятерка с минусом (минус за «неанглийскость» портрета).

Французский фильм 1977 года (imdb)
Есть в сети с приличным дубляжом.

Посмотрела с удовольствием, гораздо лучше предыдущего, английского. Очень сильный актерский состав, даже в массовке все, как на подбор, фактурны. Сэр Генри — сильный мужчина с прекрасными манерами, видно, что жуткая паскуда. Дориана играет смазливый француз, похожий на Каэла Макклохлана еще до Линча. Все — с великолепной осанкой, прекрасный язык тела, прямо веришь, что аристократы. Правда, из-за всего антуража не оставляло ощущение, что это все-таки экранизация Бальзака, а не английского писателя, но так даже забавней, а то мне надоело уже немного смотреть одну и ту же книгу. Сюжет слегка видоизменен, но допустимо. Начиная с голливудской экранизации 1945 года это самый высокобюджетный фильм (гейпорно с Хельмутом Бергером не считаем), что и видно по костюмам и уровню съемок; ленту показывали даже в Каннах, правда, вне конкурса.

А вот с портретом беда.

Это переделанный автопортрет Энгра 1804 года. Причем откровенно переделанный, с первого взгляда узнается.

То есть это наполеоновские времена и откровенно французский стиль. (Правда, непонятно, в какое десятилетие стартует действие, судя по чрезмерно пышным галстукам, может, и в 1800-1810-е, причем это явно нарочно — «спустя двадцать лет» персонажи носят совсем другие воротники).

Стареет портрет карикатурно, но без перегибов.

Мне понравилось, что догадались добавить лысину и зачесанные волосики.

Еще одна странная вещь: этот портрет — гигантский, с рост человека (на кадре выше это видно). Но для поясного портрета это ненормально, они обычно такого же размера, как модель или меньше. Думаю, тут в этом артхаусный элемент, потому что в первой трети фильма портрет вообще не показывают, вместо него натянута типа марли, сквозь которую видно работающего Базиля и любующегося сэра Генри.

Оценка французскому фильму: двойка (за перелицовку знаменитой — и неподходящей! — вещи), даже приглашение художника, который умел рисовать, их не спасло.

Испанский фильм того же 1977 года (imdb)
из цикла «Los Libros»
В сети есть, но только на испанском (разборчивом и понятном).

Телефильм, но бюджет был большой. Мне понравилось, потому что сценарист и режиссер молодцы.
Начинается с того, что Оскар Уайльд (его играет неприятный непохожий актер) приходит к Саре Бернар и рассказывает ей сюжет «Портрета Дориана Грея». Они с друг другом на «ты», это так трогательно (в испанском оно сохранилось, в отличие от английского).

Сара хорошая и накрашена по моде того времени, смешно.

В итоге, когда-таки начинается действие самого романа, мы на экране видим, что Дориана играет вот эта самая актриса (наконец сбылись мечты Мейерхольда и Греты Гарбо). Эстетика все-таки конца века — начала ХХ тут.

А вот сэра Генри, увы, играет тот же актер, что и Уайльда, только с приклеенными усами (вот гример в этом фильме очень плохой, самое плохое, что есть).
Сюжет там хорошо перемешан с событиями из жизни самого Уайльда. Есть и Бози, и даже есть «последний друг» Роберт Росс!

Во второй половине фильма Дориана внезапно начинает играть мужчина (который играл до этого Бози, логично).
Оператор хороший. И костюмер.

А что же в таком умном и продуманном по-театральному фильме с нашим реквизитом — портретом, спросите вы?
Тоже все очень умно: его ни разу не показывают спереди, только сзади — и как люди любуются им, и как ужасаются…

Оценка испанскому фильму: пять баллов за понимание того, что невозможно показать невыразимо чудесное.

***

На этом мы обзор 1970-х, с их относительно классическими экранизациями, заканчиваем. Впереди у нас достаточно безумные экранизации 1980-х и двадцать первого века. А еще я расскажу, о том как все-таки  в фантазии Оскара Уайльда выглядел идеальный Дориан, и существуют ли в музеях мира настоящие картины, на которых можно увидеть его лицо.

Какой из этих двух выпусков вы хотите прочитать сначала, про оставшиеся экранизации или про «настоящее лицо»?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

По просьбе Софьи К. публикуем варианты ответов на вопрос “чем поражает судьба Дориана Грея”.

Вариант 1

Судьба Дориана Грея, главного героя романа Оскара Уайльда “Портрет Дориана Грея”, поражает своей трагической и неминуемой неизбежностью.

Дориан, молодой и привлекательный аристократ, обладает необычайной красотой и магнетизмом, которые привлекают к нему внимание всех окружающих. Его портрет, написанный художником Бэзилом Холлуордом, становится объектом восхищения и обожания молодого человека.

Однако, волею судьбы, Дориан узнает о тайной магии, которая позволяет ему сохранить свою молодость и красоту, а портрет стареет и увядает вместо него. Это погружает героя в водоворот безумия и порока, и он начинает жить развратной и беспечной жизнью, не думая о последствиях своих поступков.

Каждый грех и порок, которые Дориан совершает, отражаются на портрете, который становится все страшнее и отвратительнее. В конце концов, Дориан осознает, что его жизнь полна грехов и ужасов, и просит о помощи, чтобы избавиться от тяжести своей жизни. Но, уже поздно, и Дориан погибает, а его портрет возвращается к первоначальному виду, став свидетелем его ужасных поступков и трагической судьбы.

Таким образом, судьба Дориана Грея поражает своей трагической неизбежностью и учебным посланием о том, что любое зло, которое мы совершаем, наказывается и оставляет след на нашей душе.

Вариант 2

Судьба Дориана Грея в романе О. Уайльда поражает своей трагической неизбежностью и неминуемым падением. Главный герой начинает свой путь как красивый и молодой человек, который желает сохранить свою молодость и красоту навсегда. Он заключает сделку с дьяволом, представленным в лице загадочного Лорда Генри, и становится объектом эксперимента, который превращает его жизнь в бесконечную вечность молодости.

Однако, с течением времени Дориан становится безжалостным и эгоистичным, погружаясь в мир разврата и порока. Он портит жизни своих друзей и любимых женщин, а его картина, на которой запечатлено его истинное лицо, становится ужасным изображением разложения и порчи.

В конце концов, Дориан осознает всю ужасность своих поступков и пытается избавиться от портрета, который стал символом его падения. Однако, при попытке уничтожить картина, он погибает, а единственное, что остается, это портрет, который вновь становится красивым, в то время как Дориан гибнет в своей непоправимой порочности.

Вариант 3

Судьба Дориана Грея в романе Оскара Уайльда поражает тем, что он продал свою душу за вечную молодость и красоту. Дориан, будучи красивым и богатым юношей, влюбляется в свой портрет, написанный талантливым художником Бэзилом Холлуордом. Он желает, чтобы портрет старел и терял свою красоту, в то время как он сам оставался молодым и прекрасным.

Однажды Дориан встречает загадочного Лорда Генри Уоттона, который учит его презирать моральные нормы и жить в поисках наслаждений и удовольствий. Под влиянием Лорда Генри Дориан начинает жить беспечной жизнью, не задумываясь о последствиях своих поступков.

Однако портрет Дориана начинает показывать настоящую его сущность и портрет становится все более уродливым, отражая все его пороки и злодеяния. Дориан осознает, что он продал свою душу и желает избавиться от портрета, который становится ему не только напоминанием о его пороках, но и причиной страха за свою жизнь.

В конце романа, когда Дориан понимает, что портрет несет ответственность за все его злодеяния, он уничтожает его, но сам погибает в результате этого акта. Судьба Дориана Грея поражает своей трагичностью и напоминает о том, что любые действия имеют свои последствия, а продажа души за молодость и красоту никогда не останется безнаказанной.