Ошибка швейцарского авиадиспетчера

Большой красивый дом из красного кирпича стоит посередине двора — ухоженного, увитого зеленью. Хозяин — худой, белоголовый от седины, с влажными глазами.

Этот разговор был трудным. Виталий Калоев несколько раз каменел лицом, замолкал, уходил в себя, а когда возвращался, то говорил: «Пойдем покурим…»

Книги, клюшки и улица

Отца моего 1941 году призвали на фронт, а домой он вернулся в ноябре 1945 года.

Он раньше срока ушел из жизни, у него в легких было примерно сорок осколков. Помню руки отца, сильные и надежные. Еще из детства вспоминается наша деревенская улица и хоккей, помню, как воровал у отца доски и делал из них клюшки. В хоккей с пацанами играли просто самозабвенно.

В первый класс я пошел в трусах и в майке. Семья большая у нас, шестеро детей, я самый младший. Тогда все бедно жили… Мать сшила мне что-то похожее на тапочки. Вот во всем этом и пришел в школу. Я любил улицу, и книги любил читать. У нас вообще в семье за книгу дрались всегда — кто первым будет читать.

В школе хорошо учился, с учебой у меня все нормально было. С поведением не всегда, но ничего из рук вон выходящего не было. Так, мальчишеские шалости. После восьмого класса поступил в строительный техникум, а по окончанию учебы меня забрали в армию. Служил в седьмом полку КГБ СССР в Донбассе. Очень сердечный народ там. В увольнение пойдешь, со всех сторон слышишь: «Солдатик, заходи, покушай…»

Армия меня научила ответственности. В 18 лет я чувствовал себя уже ответственным за государство, если так можно сказать. После службы устроился на работу. Отец мне сказал, что хотел бы, чтобы я закончил институт. Я ничего ему не ответил, но отцовские слова запали в душу. На следующий год подал документы и поступил в институт. Я уже вовсю учился, когда в семье об этом узнали. Из института пришло письмо на мое имя, а меня дома не было. Сестра прочитала, и все поняли, что учусь на втором курсе.

Перелом, дефолт, Европа

Я женился, когда мне было почти тридцать пять лет. Почему поздно? Я работал мастером, оклад у меня был сто двадцать рублей, из которых рублей тридцать высчитывали: подоходный налог, за бездетность, комсомольские и профсоюзные взносы. Денег хватало только на сигареты и дорогу. Думал, вот я женюсь, и каждый день тебя будут пилить: то надо, это надо, третье надо…

Со своей первой женой Светланой я познакомился на работе. Вернее, она работала в банке, а я там открывал счет, хотел организовать свое предприятие. Месяцев через восемь после знакомства сыграли свадьбу. Тогда я во Владикавказе неплохо зарабатывал, у меня уже было имя в строительной отрасли. Я такой человек, что в процессе работы все должен проверить, каждую расщелину, каждый шов.

Мы строили какое-то хранилище, я сорвался с шаткого мостика и упал с семиметровой высоты. Тяжелый перелом бедра, почти год не работал. Потом дефолт случился. Непросто все было. Мне предложили поработать в Испании, я поехал…

Европа? Я не сказал бы, что они лучше нас работают, или умнее нас. Я к ним приглядывался, оценивал. Что мне там нравилось, так это комфорт. Все для человека сделано. Строительный инструмент очень хороший. И народ там хороший, я с людьми находил общий язык. Но американские и английские туристы уже тогда себя там вели по-хамски.

Напьются, ночью идут с палками, с битами, стучат по воротам. Жену с детьми к себе позвал, хотел, чтобы они отдохнули. Диана с Костей никогда моря не видели. В Барселоне океанариум хороший был. Хотелось детям праздник подарить.

От моих воплей машины останавливались

Я поехал в аэропорт встречать их 1 июля 2002 года, часа за два до прибытия самолета. На табло светилась информация, что рейс из Москвы задерживается… Потом вообще информация про этот рейс пропала. Вышла какая-то женщина и говорит, кто встречает рейс из Москвы, пройдите туда-то… Я не могу про это вспоминать.

…Утром был уже на месте катастрофы. Долетел самолетом до Цюриха, оттуда на такси примерно сто километров до места трагедии. И то, что я там увидел, это вообще… Эти разбросанные тела детей… В поле и по дороге, и на перекрестках… Километров на десять все раскидано. Видимо, как самолет падал…

Там практически еще никого не было, полиция только разворачивала оцепление. В ближайшей школе стали создавать какой-то штаб, подъехали туда. Там тела детей, они даже не были прикрыты. Страшная картина была. Когда я увидел, я вообще застыл. Не знаю, сколько времени прошло, я даже двигаться не мог. Я должен был увидеть своих детей, настоял, чтобы мне их показали.

Они узнаваемые были. У меня и сейчас эти их фотографии есть. Я орал, кричал, плакал. Рядом трасса проходила, от моих воплей машины останавливались. Люди не могли понять, что случилось, что мужик кричит раненым зверем. Насильно меня увели. Там был как ритуальный зал, они их там оставили, фактически целую неделю вечером заезжал туда и рядом с ними сидел.

Свету, жену мою, нашли самой последней. Мне ее не показали. Потому что там смотреть не на что было… Детей одели, обмыли, все как положено. Там женщина была, она сказала: «Ты не трогай, я все сама сделаю..». Я их ощупал, посмотрел, где, какая кость поломана.

Дочкины бусы

Мне показали место, где мой мальчик упал, я оттуда набрал землю. Где девочка упала, тоже табличка стояла, я подошел и руки на то место положил, какие-то бугорки под пальцами почувствовал. Начал ощупывать, думаю, что же это такое? Трава высокая была, раздвинул и бусинку достал. Потом вторую, потом третью. Это дочкины бусы были… Вот как она упала, они разорвались на шее, и рассыпались там. Волосы на дереве остались. Она по веткам соскользнула, ветки смягчили ее падение…

В Германии, на месте катастрофы поставили памятник. Разорванные бусинки Дианы.

Когда я вернулся в свой дом после похорон, то было чувство, что пришел в пустой дом. Хотя он и был полон людей, но для меня он стал пустым. Жизнь потеряла смысл. Меня одного не оставляли ни на минуту. Рядом постоянно были соседи, братья, сестры, родственники. Отвлекали. Я каждый день ходил на кладбище…

Роковая встреча с Нильсеном

Как только случилась эта трагедия, мою душу терзали вопросы: почему случилась эта авиакатастрофа, кто в ней виноват? Я всегда понимал, что за эту трагедию виновные должны ответить. Затем в этом деле появились какие-то немецкие адвокаты. Я думал, они будут заниматься делом, а им главное было ограбить несчастных родителей погибших детей. Они просили тридцать процентов от суммы денежной компенсации. Что это за адвокаты? Это же грабеж! Вот в этом и заключалась вся их сущность.

Я им сказал, что меня не интересует компенсация. Меня интересуют результаты расследования. Имя диспетчера Петера Нильсена, который был виноват в этой трагедии, я узнал, когда в Германию приехали представители авиакомпании «Башкирские авиалинии». Кто-то из них мне сказал его имя.

Где-то через год после беды, когда мы там были, я случайно услышал, что рядом директор авиадиспетчерской организации, по вине которой два самолета в небе столкнулись. Я сразу говорю: «Где он, покажите мне его?..». Мне показали на какого-то мужчину, я подошел. Он стоял спиной ко мне. Я его так за плечо взял, развернул к себе, спрашиваю: «Ты такой-то?» Он перепугался, говорит: «Я приглашаю вас завтра в офис, приезжайте». Мы приехали втроем: я, адвокат и журналист. А до этого они целый год с нами и разговаривать не хотели. Год прошел, они вообще ни с адвокатом, ни с кем говорить не хотели!

Приехали мы в офис, а он начал рассказывать, сколько тысяч самолетов в небе, две тысячи, три тысячи… Я ему говорю: «Послушай, я что, на экскурсию пришел сюда? Твои сказки буду слушать. Ты мне расскажи, как и что было. Почему вы допустили это?» Он как-то замялся, потом все-таки начал. Комментирует, комментирует, команда диспетчера, разговоры пилотов, все это… Я его спрашиваю: «Пилот дал неправильные команды?» Молчит, голову опустил. «Я тебя спрашиваю…» Опять молчит. Третий раз заорал на него: «Я тебя спрашиваю!…» Он даже голову не поднял. Вот так машет головой, типа да, диспетчер виноват. Не повезло, что не было с нами оператора, не было видеодоказательств разговора. Был только фотограф.

Я говорю: «Приведи этого Нильсена сюда, я хочу посмотреть на него». Отказали. Я честно их предупреждал: «Я к вам приеду. Я так это не оставлю…»

Адрес этого диспетчера узнал через детективное агентство, нанял детектива. Я ему говорил, что хочу поехать и все зафотографировать, как он там живет. Видите, он гуляет на свободе, а детей нет. Но я у детектива не просил его адрес, если бы сказал, что мне нужен его домашний адрес, он бы испугался и отказал. Я просто просил найти его фотографию. Но я точно знал, что мне фотографию дадут и адрес назовут. Так и получилось, они сказали его адрес, где он живет. Клопен, … штрассе, не помню уже. Я поехал поговорить с ним. Он моментально все понял. Там дом на два хозяина был. Я откуда знал, два хозяина или один? Лишних вопросов не задавал, просто на бумажке написал имя, фамилию его. Петер Нильсен. Постучался. Выглянула женщина, я назвал его имя. Она мне говорит: «Там живет…» Я пошел туда. И он сразу все понял.

Я заставил себя уважать…

Когда мне назначили эксперта, который должен был проводить психиатрическую экспертизу, адвокат мой схватился за голову и сказал, что все, мы пропали. У меня была статья серьезная. От 18 лет и до 22 или 24 лет лишения свободы. Эксперта мне назначил жесткого, у него одних титулов было на два тетрадных листа. Мы с ним два дня беседовали через переводчика. Обо всем говорили, и про архитектуру, и про жизнь. И в конце он меня спрашивает: «Что ты ждешь от меня?». Я на него смотрю. Улыбнулся. «Я ничего не жду. Вам дали задание, наверное, обозначили, что вы должны написать. Вы пишите. Я от вас ничего не жду. Мне просто приятно было с вами время провести, поговорить. Какое вам задание поставили, то и выполняйте. Не подводите своих хозяев. Они же вам деньги платят».

Он был обескуражен, он всего от меня ожидал, но только не этого. Он написал заключение, которое повлияло на то, что мне дали восемь лет.

Я никогда не выбирал ни выражения, ничего, все, что думал, так и говорил. Если помните, из «Комсомольской правды» мне позвонил журналист и спросил, знаю ли я немецкий язык. «Нет», — ответил я. «А как вы общаетесь, как вы понимаете?»,- спрашивает меня журналист. Я сказал, зачем мне их собачий язык понимать. И вот это все он продал туда. Знаете, какой там был скандал! На всю Европу, на всю Германию, на всю Швейцарию такой шум был. Прокурор приехал: «Ты сказал так?» Да, я сказал. А что я неправильно сказал? Я так считаю.

Понимаете, я их по-другому приводил в себя. Вот стоит надзиратель. Они же должны показать свою воспитанность, свою культурность, он со мной здоровается. Я на него так смотрю, как будто вообще не заметил, отвернулся, и пошел дальше. Ничего ему не ответил. И он бесился после этого. Или я на работу захожу. Меня там ждут мастер и надзиратель. Когда я подходил к воротам, они отворачивались, чтобы не встретиться со мной взглядом. Но я специально останавливался и смотрел на них. В какой-то момент они поворачивались. И, делать нечего, здоровались. А мне больше ничего не надо. И это было каждый день. Я был доволен, что заставил их поздороваться со мной. Они бесились от этого. Я к чему говорю. Я их заставлял уважать себя. И они это чувствовали.

Ничего не почувствовал

Первые два года я сидел в одиночной камере. На 30 минут в день выпускали на прогулку и все. Покушать принесли, открыли форточку и закрыли. Бронированная дверь. Ни с кем не общаешься. Камера где-то два с половиной метра на три метра. Кровать, унитаз… Когда просился в душ, то в этот день не было прогулки. Как кормили? С голоду не умрешь… Самое страшное, когда не с кем поговорить. И когда человек начинает слушать себя, он может сломаться. Я постоянно себя поддерживал. Внушал себе, чтобы не упасть духом, что я сижу здесь ради своих детей. И я должен выдержать.

В любой момент, когда бы они ни зашли, я должен был выглядеть достойно. Через четыре года меня отпустили, пишут, что «за примерное поведение». А с кем мне там отношения выяснять? С кем мне надо было — я выяснил отношения. А тот же надзиратель — это его работа. Мне ничего плохого не сделали. С теми, кто там сидит? У каждого своя история.

Когда Верховный суд Швейцарии рассматривал мое дело о досрочном освобождении, в составе суда было пять равнозначных судей. Председатель, заместитель и еще три судьи. Председатель и заместитель были немцы. Два француза и один итальянец. Скорее всего, такие понятия, как семья, дети, у французов, у итальянцев, они, наверное, глубокие. И каждый из них выступил, сказал свою точку зрения. Я думаю, именно поэтому меня выпустили. Они понимали, что такое семья и дети.

Что я почувствовал, когда вышел на свободу? Я ничего не почувствовал. Честно говорю. Я себя заставил вообще не думать об этом. Потому что, если бы я думал, на что-то надеялся, а потом — раз, и не сложилось… Тогда бы мне было намного тяжелее перестроиться обратно. Когда меня освобождали, я запомнил, один из надзирателей мне сказал: «Быстро тебя освободили». Я на него так посмотрел… Отвернулся, и пошел.

Если бы Нильсен попросил у меня прощения? Не знаю. Не могу сказать. Скорее всего, удовлетворило бы, если бы он вовремя произнес эти слова. Не через 1,5 года, когда я к нему приехал, а раньше. Повел бы себя как человек. Но он не повел…

Когда меня спрашивают про Европу: как они, что они? Я всегда говорю, что вся их воспитанность, вся эта культура, она как бы такая лицемерная. Ненастоящая. Это оболочка, и она в любой момент может прорваться. И вот сейчас прорвалась. И на Россию обрушилась лавина ненависти. Я это не из-за того говорю, что они мне плохо сделали. Я-то пожил среди них, хоть и в стесненных условиях, но пожил. Я их видел, что они за люди. И понимаю.

Душа, которую оживили

На родине, в Осетии меня встретили очень тепло. Честно скажу, я даже не ожидал, что такая встреча будет. Когда уезжал туда, я знал, что вернусь домой рано или поздно. Но как вернусь, я этого не мог сказать. На своих двоих или ногами вперед, я этого не знал. Когда ехал, то ни на кого не надеялся. Только на себя.

В Ессентуках на кинофестивале «Хрустальный источник» показывали фильм «Непрощенный», который сняли по моей истории с Дмитрием Нагиевым в главной роли. Меня пригласили на этот фестиваль, я приехал. Но кино смотреть не мог, все время смотрел ниже экрана. Честно, я не мог смотреть… Но слышал звук, понимал о чем там речь. В моем понимании в основе этого фильма лежит любовь к семье, любовь к детям. Они это показали.

Я женился, Бог мне дал двоих детей, сына и дочку. Они еще маленькие, им в декабре будет по четыре годика. Сегодня чувства к детям те же самые. Но, если я их старшего брата и сестру мог по заднице шлепнуть, то сейчас это отпадает. Конечно, дети оживили этот дом. И душу. И плач их, и смех их, и их беготня по всему дому. Они могут поехать к бабушке, но только стемнело, они говорят: мы хотим в свой дом. Здесь хорошо, но мы хотим домой. Им нравится дом. Им нравится двор. Им нравится улица. Они идут на улицу, пройдут, со всеми поздороваются за руку. Замечательные дети.

«Знаешь, не провоцируй меня…»

— Виталий Константинович, задавали ли вы себе вопрос, за что мне все это?

— Постоянно задавал этот вопрос. Прокручивал свою жизнь. Не нашел ответа.

— А Бог есть на свете?

— Знаешь, не провоцируй меня…

— Вы ответили. И еще, если бы можно было жизнь отмотать назад до Нильсена, вы бы все так же сделали, зная все?

— Абсолютно.

— Если бы вы это не сделали, вам бы тяжелее жилось?

— Я бы вообще не считал себя человеком. Я бы даже сказал, что когда меня не станет, чтобы меня не хоронили рядом, потому что я их недостоин. Чтобы меня в другом месте закопали, и все.

— Чего еще хочется от жизни?

— Я не знаю, чего бы я хотел. Хотя бы лет на 5-7 быть моложе, чтобы здоровье было более-менее. И для детей какое-то будущее более радужное сделать. Хотел бы быть чуть моложе, чтобы было больше сил, больше здоровья. Дети же пока мелкие, хотя бы до совершеннолетия с ними побыть, чтобы они ни в чем не нуждались, обеспечить их. Больше ничего.

— Дети знают о вашей трагедии?

— Я их водил на кладбище, показывал, что это старший брат, а это старшая сестра. Они видели. Но, конечно, они еще не понимают.

— Характеры у детей разные?

— Да, разные. Пацан благородный, более ответственный. Более домовитый. Ну, мне так кажется.

— Когда вы их забирали из роддома, что чувствовали?

— Тепло их почувствовал…

Из досье «РГ»

Цена ошибок диспетчера

Виталий Калоев, архитектор из Владикавказа, родился 15 января 1956 года. 1 июля 2002 года, на границе Германии и Швейцарии, в небе столкнулись два самолета. Пассажирский ТУ-154 «Башкирских авиалиний» и грузовой «Боинг-757-200» компании «ДNL», который летел из Италии в Барселону. Самолеты столкнулись в воздухе по вине авиадиспетчера Петера Нильсена, следствие установило, что именно он допустил несколько роковых ошибок. В той катастрофе погиб 71 человек, среди них было 52 ребенка. Среди пассажиров была семья Виталия Калоева: жена Светлана, одиннадцатилетний сын Константин и четырехлетняя дочь Диана. Похоронены во Владикавказе.

24 февраля 2004 года Виталий Калоев убил диспетчера Петера Нильсена на пороге его дома. Калоева задержала полиция Швейцарии, он был осужден на восемь лет тюрьмы, через четыре года Верховный суд Швейцарии его освободил.

Живет во Владикавказе, женат вторым браком, в декабре 2018 года у него родилась двойня. Софья и Максим.

Об этой трагедии были сняты художественные фильмы. Швейцарско-германский, где роль Калоева сыграл Арнольд Шварценеггер, и российский — «Непрощенный» с Дмитрием Нагиевым в главной роли.

( 6 оценок, среднее 3.33 из 5 )

Копаем глубже

Столкнулись Ту-154М авиакомпании ‘БАЛ’ и грузовой Боинг-757

Я когда-то уже интересовался этой катастрофой и вот какие причины к ней привели (ссылки внизу)

1. Диспетчер был один на рабочем месте, хотя по инструкции их должно было быть НЕ МЕНЕЕ ДВУХ. Это означает, что Нильсену приходилось регулярно прыгать между двумя рабочими местами и он упустил критическое сообщение от Боинга об их снижении.

2. Отключена автоматическая система предупреждения о сближении из-за технического обслуживания.

3. Отключён один из радаров, так-же из-за тех обслуживания

4. Получаемые данные с радара поступали с большой задержкой (тех. работы), в одном из источников говориться про 60 секунд, так что Нельсон мог просто не знать что самолёты уже настолько близко друг к другу.

5. Отключена основная телефонная линия диспетчерской. Нильсен хотел передать другой самолёт диспетчеру аэропорта для посадки, но не смог дозвониться и ему пришлось тратить драгоценное время за вторым монитором, в то время как на первом два самолёта сближались. Ему также не смогли дозвониться из другой диспетчерской, чтобы предупредить об опасном сближении.

6. Неисправная запасная телефонная линия диспетчерской.

7. Диспетчер сказал, что Боинг находится на 60 градусов справа, вместо 60 градусов слева, это была самая большая из ошибок диспетчера.

TCAS — это система автоматического предупреждения о сближении, она автоматически выдает инструкции пилотам обеих самолётов при опасном сближении.

8. И наверное самое роковое — это неразбериха в документах, из-за которой было непонятно кто имеет приоритет — диспетчер или система TCAS. В результате чего Российский самолёт стал снижаться следуя указаниям диспетчера. Боинг в свою очередь стал снижаться следуя указаниям TCAS.

Ещё до окончания расследования журналисты написали просто «Из-за ошибки диспетчера столкнулись два самолёта»

Мораль

К этой трагедии привела цепочка трагических случайностей и недочётов.

Безусловно, Нильсен несёт часть вины за случившееся, однако есть множество других более важных причин и виновников трагедии. Например менеджеры, которые поставили диспетчера в такое сложное положение. Почему Калоев не пошёл например к начальнику компании Skyguide?

Мне безумно жалко семью Калоева и я никому этого не пожелаю, но убийство диспетчера было роковой ошибкой.

Что же касается того, что Нильсен не захотел принять Калоева у себя дома, то я считаю, что Нильсен мог просто испугаться грозно выглядящего иностранца, который хотел попасть к нему домой, где были его семья и дети, да и только Калоев точно знает, что на самом деле тогда произошло. Ну и приходить в гости с ножом это явно не случайность, может он и не убил бы его, но явно предполагал такой исход.