Плешаков ошибка сталина скачать

Глава 2. О трагической ошибке Сталина

В печати отмечали, что «одна из причин трагического исхода начального периода войны — это грубейший просчет политического и военного руководства Советского Союза в отношении сроков агрессии, которая оказалась для Красной Армии внезапной». А. Мерцалов посчитал ее «той неожиданностью, которую ожидали…. Внезапность — это и шок, поразивший руководство» (КмЛ990.№ 6. С.60). Главную опасность вероломного нападения немцев Жуков увидел в том, что «для нас оказалось внезапностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях, для нас оказались внезапностью и масштабы сосредоточения их войск, и сила их удара» (Маршал Жуков. Каким мы его помним. С.104), Стаднюк опубликовал в «Правде» (22.06.1993) письмо доктора технических наук А. Хрулева, опровергавшего тезис, согласно которому «Сталин старался оттянуть начало войны, принимал меры к пресечению действий, провоцирующих конфликт»: «Сталин сделал все возможное (может, больше, чем допустимо), чтобы Гитлер мог напасть на СССР в момент, наиболее благоприятный для Германии, то есть тогда, когда Красная Армия и советская экономика не были достаточно подготовлены к войне. Сталин прекрасно понимал ситуацию: если в 1941 году Гитлер пойдет на Англию, он ее, без всяких сомнений, покорит. Затем Германия захватит Ближний Восток… К Германии и ее европейским сателлитам присоединятся Турция, Иран, Египет… Сомкнётся Германия и с Японией… Итог мог быть тяжелейшим: в 1942 году СССР оказался бы один на один со всем капиталистическим миром, что означало его безусловную гибель. Взвесив все, Сталин… пришел к выводу, война СССР с Германией должна начаться в 1941 году, /^ разгрома Англии, пусть и в невыгодных для нас условиях. Они, эти условия, должны будут улучшаться в ходе войны с учетом многих факторов, что, в общем-то, оправдалось». Молотов, познакомившись с письмом, сказал: «Война с Германией уже не зависела от нашего желания или нежелания. А мы к ней не были готовы. А стремиться к тому, чтобы она вспыхнула скорее… Зачем?! Хотя действительно понимали: если Англия будет разгромлена, нас ждут тяжкие испытания: военные нападения уже в сорок втором-третьем годах с Запада, Юга, Дальнего Востока…Гитлер не хотел упустить для начала агрессии против нас момент нашей неподготовленности к серьезному сопротивлению. Но война на два фронта все-таки остерегала его. Он тоже понимал, что с Советским Союзом можно будет разделаться и позже, однако не ведал, как поведет себя Красная Армия, когда его войска начнут вторжение в Англию». Несмотря на договор с Германией о ненападении, советское правительство не делало никаких заверений о своем «желании соблюдать нейтралитет, если она начнет агрессию против Англии». Лишь непониманием тогдашней военно-политической обстановки можно объяснить придумки А. Козловича «Гитлер и Сталин тайно поделили мир» (Лг.№ 18,2000) и В. Белоконя о том, что в 1941 г. Сталин хотел «рука об руку с Гитлером сокрушить Британскую империю и поделить с ним ее колониальные владения» (Ог.1998.№ 25).

Быстрый разгром Франции стал неприятным сюрпризом для советских руководителей. К. Ворошилов признал после войны: «Мы все-таки думали, что если Германия нападет на Англию к Францию, то она там завязнет надолго» (Кп.24.08.1988). События пошли по-иному пути, стратегическое положение СССР ухудшилось. Наше политическое и военное руководство после советско-финской войны понимало, что общая боеготовность Красной Армии была не на должном уровне, она нуждалась в боевой технике новейших образцов, надо было серьезно повысить оперативно-тактическую и техническую подготовка командиров.

В последние месяцы перед Великой Отечественной войной немецкие самолеты нагло залетали на советскую территорию, засекая расположение наших аэродромов, войск и боевой техники. Только за май и 10 дней июня они 91 раз нарушили советскую границу. С 1 января по 10 июня 1941 г. на ней задержали 2080 человек, из них было разоблачено 183 германских агента, заброшенных на нашу территорию с целью разведки. Фельдмаршал Кейтель после поражения Германии сказал на допросе, что самое положительное в работе немецкой разведки перед войной было то, что она «дала полную и точную картину расположения всех советских войск перед началом военных действий во всех военных округах» (Пр.8.05.1989), Из разных источников в Москве скапливалось все больше сведений о концентрации германских войск на нашей границе. Но Сталину хотелось верить заверению Гитлера, «что сосредоточение в Польше войск ничего общего не имеет с подготовкой нападения на Советский Союз, что эти войска готовятся совершенно для другой цели, для более крупной операции на Западе. Авиация, сосредоточиваемая в Польше, на польских аэродромах, также выведена из-под ударов английской авиации». В «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945» (1961) сказано, что Нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков «плохо разбирались в создавшейся военно-стратегической обстановке и не сумели сделать из нее правильные выводы о необходимости осуществления неотложных мер по приведению Вооруженных сил в боевую готовность» (Т.2. С.10). (В третьем томе этого труда «член Военного Совета одного из фронтов Н. С. Хрущев упоминался 41 раз, а Верховный главнокомандующий И. В. Сталин 27 раз… в первом томе Жуков, который тогда был начальником Генерального штаба, не упомянут ни разу, но зато начальник немецкого генерального штаба Ф. Гальдер фигурирует 12 раз. Более чем сдержанное отношение к Жукову наблюдается и в материалах других томов». И. Павленко. Км.1989.№ 6. С.116). Тимошенко и Жуков 13.06.1941 г. предложили привести наши западные военные округа в полную боевую готовность, но Сталин категорически воспротивился. Когда Киевский округ начал развертывание по звонку Тимошенко, Сталин, узнав об этом, дал ему и Жукову «как следует нахлобучку». Над ним довлел «страх перед Германией», «он боялся германских вооруженных сил», перед которыми «все становились на колени». Он не сумел уловить переломного момента, упустил время, когда надо было провести форсированную мобилизацию и приграничным войскам занять заранее намеченные оборонительные позиции, что стало «его серьезнейшим политическим просчетом» (А, Василевский). Если бы 13.06 он принял предложение Тимошенко и Жукова, то появились бы некоторые сложности международного характера, «фашистское руководство в связи с этим, конечно, подняло бы шум. Да и реакция во всем мире была бы не однозначной» (М. Гареев). Но тогда бы советская армия встретила вторгшиеся немецкие войска более подготовленной, им не удалось бы уже в первые дни войны нанести ей столь огромные потери в людях и технике, какие имели место, и затем далеко вторгнуться в нашу страну, быстро захватить Минск, Киев, подойти к Ленинграду и Москве. Неудачи у нас все равно были бы, пришлось бы и отступать, но, по словам Жукова, нашей армии летом 41-го, возможно, удалось бы не допустить врага дальше Днепра и «Смоленских ворот».

Адмирал Н. Кузнецов отметил, что у нас было сосредоточено немало войск и авиации в приграничных округах «Эта сила не была способна проводить наступательные операции, но она была в состоянии отражать нападение врага с 2-или 3-кратным превосходством в воздухе и на земле. Войска, уже находившиеся на передовой линии, были по своей численности в состоянии задерживать противника и медленно отступать, нанося ему большие потери, как бывает при организованном отступлении». Для этого требовалось «держать в полной готовности войска и авиацию, уже сосредоточенные на границе. У нас было достаточно самолетов и танков Т-34, и они могли не допустить господства в воздухе авиации противника и вражеских танков и мотомехколонн на земле…те летчики и танкисты, которые у нас были, могли выполнить эту задачу. Беда заключается в том, что… они даже не получили извещения хотя бы за 10–12 часов до начала наступления врага, для чего были все возможности и указания свыше…После того, как Тимошенко и Жуков посетили Сталина, требовался необычный способ указаний по радио и по телефону хотя бы в два-три адреса Павлову, Кирпоносу, Попову и др.» (Пр.20.07.1991). После утверждения директивы о приведении наших войск в боевую готовность нарком обороны и начальник Генштаба выехали из Кремля и прибыли в Наркомат обороны в 23 часа 21 июня, передача директивы в округа закончилась в 0.30 22 июня, до начала войны она не успела дойти даже до всех командиров дивизий. Наверное, можно было быстрее отправить ее, использовать и телефонные аппараты ВЧ. Тимошенко и Жуков связывались по телефону с командующими округами, но беда заключалась в том, что уже не было этих «10–12 часов до наступления врага».

Вечером 21 июня 1941 г. я ехал домой в плохо освещенном плацкартном вагоне из Кимр, где учился в педучилище, и услышал, как о чем-то задумавшийся дед вдруг, словно спохватившись, бросил тревожную фразу: «Гарью пахнет. Как бы война не началась». Советские торговые суда в это время разгружались в немецких портах, железнодорожные составы шли на запад — в последние месяцы перед войной СССР увеличил поставки стратегического сырья и продовольствия в Германию. Из наших портов немецкие корабли заблаговременно ушли. Работники советского посольства в Берлине, неверно оценив обстановку, не почувствовав, что вот-вот вспыхнет война, решили в воскресенье 22.06.1941 г, выехать на пикник. Вечером 21 июня немецкий фельдфебель-перебежчик сообщил, что завтра утром германские войска начнут наступление. В Москве в ночь на 22 июня все работники Генерального штаба Красной Армии были на своих служебных местах, они были озабочены передачей в округа директивы о приведении войск в боевую готовность. Рано утром стало известно, что немецкая авиация бомбит наши города и аэродромы, вермахт вторгся на советскую территорию.

Г. Чухрай писал: «Сегодня, глядя на фильмы о начале войны, я вижу: узнают о нападении немцев — и сразу горькие слезы, В жизни было не так. И на гражданке, и в армии никакого уныния. У всех приподнятое настроение, все были возбуждены, всем хотелось скорее наказать немцев за вероломство, все были уверены, что от немцев «через две недели ничего не останется» (ЛР. 15, 12.2000). Не могу с этим согласиться, хотя допускаю, что у части населения могло быть такое настроение. После полудня в жаркое воскресение моя деревня узнала от нарочного (радио в ней не было) о разбойничьем нападении Германии. Вскоре все — стар и млад — собрались под окнами правления колхоза. Страшное известие отразилось на их посуровевших лицах — не слышно ни веселого голоса, ни обычных подковырок, шуток, даже и дети притихли, стояли неподвижно в толпе, испуганно хлопая глазенками. Председатель колхоза плотнее прижал к боку перебитую на недавней финской войне руку, а правую со сжатым кулаком поднял кверху и с нервной горячностью выкрикнул: «Что вы, бабы, плачете? Может, наши войска уже на Берлин идут!» Худой, маленький дед Самсон, побывавший в прошлую мировую войну в немецком плену, немедленно охладил его пыл: «Он, германец, покажет нам Берлин! Не раз мы своей кровью умоемся!» Никто ему не возразил. Наша деревня восприняла войну как огромнейшее бедствие. Но не думал я тогда в свои 16 лет, что война будет столь кровавой, разрушительной и длительной, что через пять месяцев мой отец погибнет в боях в районе Ржева и что мне лично принесет она много лиха» а закончу ее в Австрии.

22.06 в 7 часов 15 минут нашим войскам была послана директива № 2, в которой приказывалось им «всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить». Штабы округов и армий не смогли быстро передать свои распоряжения корпусам и дивизиям Вражеские диверсанты рвали телефонные провода, убивали командиров и связистов, связь между войсками и штабами округов и армий была нарушена. Не сумев выяснить, в какой обстановке оказались наши войска, нарком обороны в конце первого дня войны отдал одобренную Сталиным директиву № 3, в которой потребовал от наших войск перейти в наступление на главных направлениях, разгромить ударные группировки врага и перенести действия на его территорию. Эта директива не учитывала создавшейся обстановки, она свидетельствовала о растерянности высшего советского командования.

В ряде публикаций это неправомерно утрируется. В романе А. Ржешевского «Тайна расстрелянного генерала» (2000) генерал Павлов рано утром 22.06 позвонил наркому и сообщил, что германская армия начала наступление, а тот приказал: «Никаких действий против немцев не предпринимать». Несколько позже, когда наши аэродромы и города подвергались бомбежке, маршал Тимошенко то же самое сказал и заместителю командующего Западного округа генералу Болдину, добавив: «Товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам». На самом деле такие неразумные приказы из Москвы тогда не поступали. Сталин разрешил адмиралу Кузнецову за двое суток до войны привести военно-морской флот в боевую готовность. Адмирал сообщил, что в ночь на 22-е июня он прочитал телеграмму, заготовленную Жуковым для приграничных округов, и спросил: «Разрешено ли в случае нападения применять оружие?» Ответ был однозначным: «Разрешено» (Пр.2002.№ 73). В «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков пишет. «В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил», что со стороны моря летят неизвестные самолеты, он решил встретить их огнем противовоздушной обороны флота Жуков, переговорив с Тимошенко, одобрил это решение.

Внезапно обрушившись на нашу страну, немцы 22 июня подвергли бомбежке 66 аэродромов, уничтожили 1136 советских самолетов, в том числе 800 на земле, через неделю взяли Минск, разгромили 28 наших дивизий, а у 72 не стало половины личного состава Самый мощный удар был нанесен в Западном округе, где в первый день мы потеряли 738 самолетов, из них на земле — 528. Уничтожены были почти все современные истребители. По словам Е. Калашникова, с 22 июня по 30-е июня наши потери составили 2548 самолетов (Нво.22.06.2001). Советская армия терпела жестокие поражения. А. Василевский писал, что перед нападением Германии на СССР «общий разрыв в военной силе был не столь велик, он намного возрос в пользу врага из-за нашего опоздания с приведением советских войск пограничной зоны в полную боевую готовность» (СР.9.05.1995).

Почему случилось это злополучное опоздание? Зная, что для большой войны СССР не готов, Сталин полагал, что для нас наилучший вариант — тянуть время, укреплять обороноспособность государства Он не переоценивал силу договора с Германией. Риббентроп сообщил в письме Гитлеру, что во время обсуждения условий этого пакта «Сталин, отвечая на его вопрос, заявил: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР». Затем уточнил: «Мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас» (СР.24.08.1988). Жуков писал: «ЦК ВКП /б/ и Советское правительство исходили из того, что пакт не избавлял СССР от угрозы фашистской агрессии, но давал возможность использовать время в интересах укрепления нашей обороны, препятствовал созданию единого антисоветского фронта». А. Солженицын утверждал, что Сталин никому не доверял, а поверил только одному человеку — Гитлеру. А Терёхин повторил эту мысль: «как загипнотизированный, Сталин до последнего дня верил в миролюбие Гитлера». На самом деле Сталин знал о его циничном отношении к договорам и его агрессивных намерениях, а выводы делал на основе своих опенок сложившейся обстановки. Он переоценил меру занятости Германии в войне с Англией и дальновидность Гитлера. Ему казалось, что фюрер должен понимать авантюристичность плана нападения на СССР» ведь «для ведения большой войны с нами немцам… необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англию или заключить с ней мир» (Нг. 26.05.2000). Наличие двух фронтов, рассуждал он, Гитлер еще в «Майн кампф» считал главной причиной поражения Германии в первой мировой войне, и потому он не нападет на СССР, не победив Англию. Но Гитлер решил, что она, хотя и была в состоянии войны с Германией, не сможет и по-настоящему не захочет существенно помочь СССР, а после его быстрого разгрома потеряет всякую надежду добиться победы над ней. И тогда возможны два варианта: первый — немецкие войска переправятся через Ла-Манш и разобьют англичан. Но наиболее вероятным германское руководство считало иной разворот событий: Англия после разгрома СССР заключит мир на выгодных Берлину условиях Гальдер записал в дневнике: «Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду» (Т.2. С.80). Гитлер считал, что «разгром России заставит Англию прекратить борьбу», а если она на это не пойдет — тогда «Германия будет продолжать борьбу против Англии при самых благоприятных условиях».

В июле 1940 г. Гитлер говорил, что «все, чего он хочет от Англии — это признания германских позиций на континенте». Его «целью является заключить с Англией мир на основе переговоров…Наши народы по расе и традициям едины» (Проэктор Д Фашизм: путь агрессии и гибели.1985. С214). В июне 1940 г. он сознательно позволил 300 тыс английских войск эвакуироваться через Ла-Манш из Франции, отдав по радио приказ — без шифровки — остановить их окружение. Манштейн в «Утерянных победах» посчитал это «решающей ошибкой»: «она помешала ему позже решиться на вторжение в Англию и дала затем возможность англичанам продолжать войну в Африке и Италии» (134). Генерал-фельдмаршал Рундштедт говорил, что после дюнкерского «чуда» Гитлер «надеялся заключить с Англией мир». Французский историк А. Гутар писал: «Гитлер был убежден, что Англия… будет вынуждена заключить мир. Он имел твердое намерение облегчить англичанам это дело и предложить им чрезвычайно великодушные условия. Было ли удобно при этих условиях начать с того, чтобы захватить у них их единственную армию?» (Розанов Г. Л. Сталин. Гитлер. Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений 1939–1941.1991. С204). Черчилль в воспоминаниях о второй мировой войне (Т.2. С. 100) предположил, что Гитлер, остановив наступление танковых частей на Дюнкерк, хотел дать возможность заключить мир или улучшить перспективы для Германии на заключение выгодного мира с Англией. Гудериан высказал иную — сомнительную — мысль: «Правильным является предположение, что Гитлер и прежде всего Геринг считали, что превосходство немецкой авиации вполне достаточно для воспрещения эвакуации английских войск морем» (163). Манштейн счел ошибкой фюрера то, что он, желая «избежать войны с Англией», отказался от решающего сражения с нею «летом 1940 г. и упустил единственный для него шанс», но признал, что вторжение в Англию тогда было связано «с чрезвычайным риском»: немцы не смогли завоевать господство в воздухе, им недоставало военно-морских сил. Английский историк Л. Гарт писал: «…как это ни странно, но ни Гитлер, ни немецкое верховное командование не разработали планов борьбы против Англии… Таким образом, очевидно, что Гитлер рассчитывал добиться согласия английского правительства на компромиссный мир на благоприятных для Англии условиях… немецкая армия совершенно не была готова к вторжению в Англию. В штабе сухопутных войск не только не планировали эту операцию, но даже не рассматривали подобную возможность» (Вторая мировая война.1976. С. 94, 95).

Сталина порицают за то, что он, «осторожный и все просчитывающий политик», не доверял «не только своим Штирлицам, сообщавшим с точностью до одного-двух дней о дате нападения, но и высоким государственным европейским деятелям, подозревая их в провокации» (ЛР.16.06.2000). В. Сафрончук справедливо назвал ложной версию о том, «что западные державы неоднократно предупреждали Москву о готовящемся нападении Германии на Советский Союз» (СР. 10.06.2000). Весной 1941 г. наша разведка доложила в Кремль, что британские агенты в США распускают провокационные слухи о подготовке СССР к нападению на Германию. Это стало одной из причин того, что Сталин не стал доверять и шедшей из Англии информации о немецких намерениях. В апреле 1941 г. Черчилль сообщил ему о фактах, говорящих о подготовке Германии к нападению на СССР. Сталин расценил это как провокацию. В. Сиполс в книге «Великая победа и дипломатия» на основе анализа секретных документов дипломатической переписки между Москвой и Лондоном показал, что исходившая от Черчилля и Идена информация была искаженной, направленной только «на то, чтобы поскорее втянуть СССР в войну с Германией».

Доктор исторических наук М Вылцан писал: Сталин «не верил тому, чему нормальный человек сразу бы поверил (например, многочисленным донесениям и сообщениям о готовящемся Гитлером нападении на СССР в июне 1941 года» (ЛР.19.07. 2002). А. Райзфельд: «Абсолютно достоверные сведения о сроках нападения были проигнорированы…21 июня 1941 года наркомом государственной безопасности Л. П. Берия была подана на имя Сталина докладная записка, в которой нарком предлагал вызвать в СССР и «стереть в лагерную пыль» разведчиков с псевдонимами «Старшина» и «Корсиканец», якобы сеющих панику сообщениями о предстоящем в 4.00 утра 22, июня 1941 года нападении гитлеровской Германии на СССР» (СР.9.22. 2001). По словам Терёхина, «вероломное нападение…как потом оказалось, совсем не трудно было предугадать». Это «потом оказалось», а тогда точно определить дату нападения было трудно. Сталин получал противоречивую информацию, наша разведка не раз называла «точные даты» нападения, но они не подтверждались. Зорге сообщил, что оно было запланировано на 1 июня, наш резидент из Берлина назвал иную дату — 15 июня. 25.05 Геббельс записал в дневнике: «В отношении России нам удалось осуществить великолепный информационный обман» (Вж.1997.№ 4. С.34). Начальник штаба верховного главнокомандования Кейтель издал 15.02.1941 г. секретную «Директиву по дезинформации противника» (ее обновили 12 мая). Жуков писал в «Воспоминаниях…»: «Чтобы скрыть подготовку к операции «Барбаросса», отделом разведки и контрразведки главного штаба были разработаны и осуществлены многочисленные акции по распространению ложных слухов и сведений. Перемещение войск на восток подавалось «в «свете величайшего в истории дезинформационного маневра с целью отвлечения внимания от последних приготовлений к вторжению в Англию». Были напечатаны в массовом количестве топографические материалы по Англии. К войскам прикомандировывались переводчики английского языка. Подготавливалось «оцепление» некоторых районов на побережье проливов Ла-Манш и в Норвегии. Распространялись сведения о мнимом авиадесантном корпусе. На побережье устанавливались ложные ракетные батареи. В войсках распространялись сведения в одном варианте о том, что они идут на отдых перед вторжением в Англию, в другом — что войска будут пропущены через советскую территорию для выступления против Индии. Чтобы подкрепить версию о высадке десанта в Англию, были разработаны специальные операции под кодовым названием «Акула» и «Гарпун». Пропаганда целиком обрушилась на Англию и прекратила свои обычные выпады против Советского Союза» (ТЛ. С.288). Через дипломатов Москве подбрасывались подготовленные Риббентропом и санкционированные Гитлером сведения о том, что вермахт концентрируется вблизи советских границ для того, чтобы оказать политическое давление на СССР, принудить его удовлетворить немецкие требования. 9.06.1941 г. Сталин прочитал в агентурном источнике: «В последние дни в Берлине распространяются слухи о том, что отношения между Германией и Советским Союзом урегулированы Советский Союз сдаст Украину в аренду Германии. Сталин прибудет в Берлин на встречу с Гитлером.» (Пр.22.05.1989). 12 061 941 г. другой источник сообщил: «В руководящих кругах германского министерства авиации… утверждают, что вопрос о нападении Германии на Советский Союз окончательно решен. Будут ли предъявлены Советскому Союзу какие-либо требования, неизвестно, и поэтому следует считаться с возможностью неожиданного удара». Изучив многие документы, О. Вишлёв в статье «Почему же медлил Сталин в 1941 г.?» писал: «В мае-июне 1941 г. в Москве…сталкивались два потока информации: один — что Германия вот-вот начнет войну против СССР, и другой — что войны может и не быть. Берлин готовит себе лишь «позицию силы» к предстоящим советско-германским переговорам. В Кремле не игнорировали ни ту, ни другую информацию, однако, принимая меры для подготовки к войне, держали курс на то, чтобы урегулировать отношения с Германией мирным путем», (Нини.1992.№ 2. С.75).

Наша разведка не сумела объективно оценить поступавшую информацию о военных приготовлениях Германии и честно докладывать о них. Негативную роль сыграло то, что начальник Главного разведывательного управления Генштаба Ф. Голиков не подчинялся начальнику Генштаба Жукову, докладывал только Сталину и лишь иногда информировал Тимошенко. В записке Голикова Сталину от 20.03.1941 г. раскрывался замысел операции «Барбаросса», но был сделан вывод: «слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию». В записке говорилось, что «наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира». Наш посол в Берлине Деканозов писал об отсутствии угрозы немецкой агрессии. Сталин доверился ложным сведениям. Жуков, по его словам, «в основном верил поступавшей информации» об угрозе германского нападения, но «выводы сделал, учитывая точку зрения Сталина». Так поступали и другие наши военные деятели. Изложив сообщения об агрессивных немецких планах, адмирал Кузнецов посчитал ложными «сведения о подготовке германского вторжения». Генерал Павлов доложил Сталину за две недели за начала войны, что «сведения о сосредоточении немецких войск вдоль наших границ являются провокационными». Жуков впоследствии признал: «И мы, военные, вероятно, не все сделали, чтобы убедить Сталина в неизбежности близкого столкновения» (Кп.6.05.1970).

В. Юровицкий в статье «Готовился ли второй «Брестский мир» в 41-м году?» (Лг. № 24–252001) так представил «сталинское объяснение, как произошла война: Германия предъявила к СССР претензии территориального, экономического и политического характера». Сталин отверг их, после чего она напала на нас. Сообщение об этих претензиях — выдумка. 14 июня ТАСС опубликовало Заявление, цель его — выявить отношение Берлина к информации о подготовке Германии к нападению на СССР, втянуть ее в переговоры, их следовало бы вести месяц-другой и тем самым сорвать немецкую агрессию в 1941 г., ибо конец лета — не самое благоприятное время для начала войны с нашей страной. Тогда бы мы получили свыше полугода для подготовки к отражению нападения. По словам Василевского, Сталин «стремясь оттянуть сроки войны, переоценивал возможности дипломатии в решении этой задачи» (91). Считая, что Гитлер не принял окончательного решения напасть на СССР, он думал: «Если мы не будем провоцировать немцев на войну — войны не будет». Вишлёв писал: «В Москве располагали данными о том, что в нацистском руководстве, а также между политической и военной верхушкой «третьего рейха» существуют разногласия и опасались, что германская военщина захочет наперекор политическому руководству спровоцировать военный конфликт». Сталин ждал немецкого ультиматума и надеялся путем переговоров оттянуть войну. В Заявлении говорилось: «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». 15 июня Геббельс занес в дневник: «Опровержение ТАСС оказалось более сильное, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждения, что ничего не происходит, снять с себя все возможные поводы для обвинения в развязывании войны» (Вж.1997.№ 4. С.36). Берлин публично не реагировал на Заявление ТАСС А. Гинзбург оценил это Заявление как преступный акт «психологического разоружения армии и народа», потому что оно «сыграло не последнюю роль в том, что воинские части, дислоцированные на границе, и миллионы людей, поверившие лживым заверениям Кремля, сделанным всего за 8 дней до начала войны, были застигнуты врасплох» (Лг.№ 34.2001). Иное писал К. Симонов: «Сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года, которое, как потом много об этом говорили, кого-то демобилизовало, а чью-то бдительность усыпило, на меня, наоборот, произвело странное, тревожное впечатление — акции, имеющей сразу несколько смыслов, в том числе и весьма грозный смысл для нас» (Зн.1988№ 3. С. 40). Такое впечатление Сообщение произвело на многих-людей. Называть его преступным актом, если верно оценить военно-политическую обстановку того времени и не иметь задачи чернить советских руководителей, не имеет смысла: не оно привело к тому, что нападение Германии стало для наших войск внезапным. Не помешало же оно нашему командованию привести в нужную боеготовность военно-морские силы.

Дата нападения переносилась много раз, начало его реально планировалось на 15.05.1941 г., но, как многие отметили, его отложили из-за Балканской кампании, немцы потеряли целый месяц. Но Тейлор утверждал: «Это легенда, придуманная немецкими генералами для оправдания своего поражения в России и фактически ничем не основанная. Лишь 15 из 150 немецких дивизий, предназначенных для первого удара, были отвлечены на Балканах, вряд ли это серьезная потеря. Планы мобилизации в Германии для Восточного фронта не были выполнены к 15 мая по совершенно другой причине: вследствие недостатка снаряжения, особенно автотранспорта…Даже при месячной отсрочке 92 немецкие дивизии… пришлось снабжать целиком или частично из французских ресурсов» (453), Окончательное решение напасть на СССР 22.06 Гитлер принял 14.06, а приказ подписал 17.06. Желая избежать войны или оттянуть сроки ее начала и полагая, что ему это удастся, Сталин не соглашался на приведение войск приграничной зоны в полную боевую готовность потому, что не хотел давать даже самого малейшего повода правителям Германии обвинять СССР в агрессивности и предоставлять им предлог для нападения. «Опасаться разного рода провокаций были все основания. Но, конечно, осторожность оказалась чрезмерной» (Г. Жуков). Много тяжких бед принесла СССР ошибка Сталина в определении сроков германского нападения. Но насколько меньше она «ошибок» премьер-министра Франции Даладье и главы правительства Англии Чемберлена, которые всячески стремились ублажить ненасытные аппетиты Германии за счет европейских государств и СССР. А как можно оценить политику Гитлера? Каждому непредубежденному человеку ясно, что германское нападение на СССР было величайшей авантюрой.