Скажите товарищу сталину произошла чудовищная ошибка

— чудный документ эпохи русской весны принесла нам птичка-невеличка. Он настолько чудесен, что я не могу не познакомить его с вами.

Итак, лето 2016 г., Игорь Венедиктович раздает детишкам награды на стадионе.

Журналист газеты «Красный Луч» (а на деле, часть организованной русскими кураторами пресс-группы) Юрий Барбашов приходит, чтобы зафотографировать мероприятие, в [Видео] луганских СМИ.
Казалось бы — что может произойти? Дети, лето, солнце и Игорь Венедиктович! Но тут… впрочем, пусть Барбашов сам расскажет.

…26-го июня я прибыл на стадион «Авангард», где проходил Финал Чемпионата по дворовому футболу, на котором присутствовал «Глава ЛНР» Игорь Плотницкий. Предъявив редакционное удостоверение сотруднику полиции при входе на игровое поле, я прошел на поле и фотографировал матч.
…
Во время вручения участникам Чемпионата наград «Главой Республики» я стоял в группе коллег-журналистов и фотографировал награждение.
В какой-то момент я увидел, что между сотрудниками охраны «Главы» и журналистом в красной майке, стоявшим чуть в стороне от основной группы, возник конфликт. Журналист пытался что-то доказывать сотрудникам охраны, а они начали наносить ему удары по телу. Затем его начали выводить со стадиона. В это время один из сотрудников охраны «Главы» в военной форме показал другим сотрудникам на меня. Сотрудники охраны в жесткой форме приказали мне покинуть территорию стадиона. Я молча подчинился, приготовив на всякий случай документы. Один из сотрудников охраны «Главы Республики» сопроводил меня со стадиона, взяв за локоть, подвел к микроавтобусу и передал находящимся в нем сотрудникам в военной форме со словами: «этих на подвал и там отпи*дить». Меня усадили в микроавтобус. В руках у меня были документы – редакционное удостоверение и пропуск в «МВД». Сотрудники охраны сначала забрали их, но, так и не посмотрев, затем вернули.

…

Поняли? С тревогой я вслушиваюсь в уже трехлетнее молчание блогирского центра ЛНР, с помпой открытого в 2014 г. Ау! блогиры! хотя бы постучите ложками, оттуда где сидите.

Когда говорят о репрессиях в Красной армии, первым делом вспоминают Тухачевского. О заговоре и странном признании маршала — в материале WARCATS.RU.

Новый Наполеон?

В конце мая 1937 года в Куйбышеве (ныне Самара) Тухачевского арестовали. Его обвинили в участии в заговоре с целью государственного переворота и в работе на немецкую разведку.

Нет, не так. В начале мая 1937 года в Красной армии произошли невиданные доселе перестановки. В течение нескольких дней были сняты и назначены на новые должности многие командующие округами, в том числе и ведущими. Ещё ранее, в марте 1937 года, арестовали командующего Уральским военным округом Илью Гарькавого и его заместителя Матвея Василенко… А ещё раньше, в январе 1937 года, на так называемом Московском процессе над Бухариным и Ко прозвучали слова о связи Тухачевского и некоторых других военных с заговорщиками…

В сущности, историю антисоветских заговоров или подозрений в них можно начать даже до установления Советской власти — с Корниловского мятежа. В годы Гражданской войны предательств, переходов на сторону противника и прочих событий, по фантастичности дающих фору любому шпионскому роману, было более чем достаточно. Призрак армейского мятежа, который вознесёт нового Бонапарта на вершину, бродил по Евро….в смысле, Москве.

А тут и Михаил Николаевич с прозвищем «Наполеон» ещё со времён службы в Семёновском полку.

Да и биография у него какая-то подозрительная. Из дворян, царский офицер, гвардеец — да ещё известного контрреволюционными традициями полка. Ведь кто утопил Красную Пресню в крови в 1905-м? Семёновцы! И с 20-х годов Тухачевский был под пристальным вниманием госбезопасности.

Вот только заговор — такая штука, где одного происхождения мало. Нужны верные войска. Наполеон имел колоссальный авторитет в армии, за ним хоть в ад пошли бы и солдаты, и офицеры. А за Тухачевским не пошли бы. Во-первых, у него не было таких ярких побед, как у Бонапарта. Во-вторых, — и это, пожалуй, важнее — Тухачевский не был «своим» для крестьян, составлявших большинство армии. Его не случайно сравнивали со Ставрогиным. Может, аристократ, идущий в революцию, и выглядит интересно, но в первую очередь для интеллигенции. Такой популярности, как, например, у Будённого, у Тухачевского не было и близко.

Если уж и затевать переворот, то нужен некий лидер, за которым пойдут. Так что на главу заговора Тухачевский годился с трудом.

Среди обвинённых в 1937 году на эту роль куда больше подходил весьма авторитетный в те годы глава Политуправления РККА Ян Гамарник, успевший до ареста застрелиться.

Вызывает много вопросов и сам список «заговорщиков». Он состоит из людей, которые в 30-е годы друг с другом конфликтовали.

А был ли заговор?

Главная проблема «заговора» в том, что почти нет никаких доказательств его существования, кроме слухов и показаний арестованных.

Хотя, казалось бы, пережившие репрессии после освобождения могли говорить, что, мол, вот мы хотели бороться с тираном, но он успел раньше.

Собственно, о других провалившихся путчах мы имеем множество источников. Эмигрировавшие белые офицеры писали в мемуарах о своей подпольной деятельности. Франц Гальдер в своём дневнике умудрился даже отметить встречи с опальными политиками. Ничего применительно к 1937 году нет.

Есть версия, что существовали некие документы, подброшенные немцами Сталину, но ничего об их обнаружении не известно — ни в отечественных, ни в зарубежных архивах. Хотя, казалось бы, такая операция должна была оставить свидетельства у немцев, бывшие разведчики должны были бы хвалиться выдающимся успехом. Ноги у этой истории растут из более чем сомнительных мемуаров бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга, не более. Если бы переворот действительно планировался, о той истории упоминали бы многие.

Даже сам план захвата власти, изложенный арестованными, вызывает недоумение. Они должны были собраться в Москве по какому-то поводу и арестовать руководителей СССР.

Что будет в это время делать охрана Кремля, не сообщалось. Как отреагируют войска Московского военного округа — тоже. А ведь им командовал Иван Белов, который в 1937-м ещё не был обвинён ни в каких прегрешениях и уж точно люто ненавидел и Тухачевского, и Уборевича.

Для справедливости стоит упомянуть, что его заместителя, комкора Бориса Горбачёва, обвинили в связи с заговорщиком и представили чуть ли не главкомом при перевороте.

Фактически единственное свидетельство об участии Тухачевского в этой истории происходит от работницы госпиталя, где весной 1937-го лежал маршал. Утверждалось, что военачальник бросил фразу: мол, раньше надо было организовывать переворот, а теперь уже поздно. Но даже эти показания очень сомнительны. Во-первых, они были даны не против Михаила Николаевича, а против его брата. Приписывание фразы маршалу — это догадка известного исследователя Минакова, выяснившего, что в этот момент в госпитале лежал именно он, а не его брат.

Да и могут ли брошенные в сердцах слова быть твёрдым доказательством готовившегося переворота?

Итак, Тухачевский плохо подходил на роль главы заговорщиков. Многие детали дела заставляют усомниться в реальности самого заговора. И это притом, что, судя по масштабу репрессий в среде высшего армейского руководства, подполье должно было иметь чрезвычайно разветвлённую структуру.

План поражения

После ареста Тухачевский довольно быстро признал вину и написал документ, который известен как «план поражения». В нём маршал говорит следующее: «Я уже показывал, что, изучив условия возможного развёртывания операций немцев и поляков против БВО (Белорусского военного округа) и КВО (Киевского военного округа) во время апрельской военно-стратегической игры 1936 г. и получив незадолго до этого установку от германского генерального штаба через генерала Рундштедта на подготовку поражения на украинском театре военных действий, я обсудил все эти вопросы сейчас же после игры с Якиром и Уборевичем, а в общих чертах и с прочими членами центра. Было решено оставить в силе действующий оперативный план, который заведомо не был обеспечен необходимыми силами. Наступление Белорусского фронта с приближением, а тем более с переходом этнографической границы Польши должно было стать критическим и с большой долей вероятности опрокидывалось ударом немцев или из Восточной Пруссии в направлении Гродно или через Слоним на Минск».

Часто «план поражения» приводят как доказательство того, что заговор был. Ведь не мог какой-то следователь НКВД выдумать такой объёмный документ, да ещё и требовавший неплохого знания Красной армии. Но если вчитаться внимательнее, признание кажется каким-то уж очень странным.

Во-первых, с немецкой стороны о планах совместной войны с Польшей против Советского Союза ничего не известно. Попытки политического руководства Германии зондировать Польшу насчёт дружбы против СССР имели место в 30-е годы. Но как раз поляки прекрасно понимали, что в случае такого союза они рискуют стать протекторатом своих «друзей». Так что все предложения они отклонили. О военном же планировании совместной войны и речи не шло. Так что не мог Рундштедт таких указаний выдавать.

Во-вторых, за оперативный план отвечали в первую очередь не Тухачевский и не Якир с Уборевичем, а Генеральный штаб, возглавлявшийся на тот момент маршалом Егоровым. В 30-е годы у очень многих высших командиров Красной армии было немало вопросов к его деятельности. «Заговорщики» много критиковали Егорова. И практически весь «план поражения» посвящён именно критике планов Генштаба. Мол, план не обеспечен должным числом стрелковых дивизий (а кто выступал за увеличение их числа в последние годы? Тухачевский!), и нейтралитет Литвы немцы нарушать не будут, вопреки прогнозам Генштаба, и вообще, исполнение плана грозит разгромом.

Кстати, за многие вещи, почитаемые Михаилом Николаевичем неправильными, досталось и другому «вредителю» — Уборевичу. Получается абсурд. Тухачевский признался во вредительстве как раз в тех аспектах, против которых выступал. Более того, по вопросу нейтралитета Литвы его мнение расходилось с мнением Уборевича. То есть получается, один «вредитель» пытался проводить грозящую катастрофой для Красной армии линию в планировании, а другой мешал этому.

Всё это ясно только в том случае, если тот, кто читает документ, знаком не только с оперативным планированием, но и дискуссиями в среде высшего комсостава. Обычный (да и необычный — тоже) следователь НКВД ничего про это знать не мог, и для него, возможно, признание выглядело вполне весомым результатом работы с арестованным. Но высшее военное и партийное руководство могло увидеть эти несоответствия.

Возможно, на это и был расчёт маршала: документ пройдёт через систему НКВД, о нём доложат Ворошилову или Сталину, а уж там увидят, что Тухачевский признаётся в том, к чему явно непричастен, и постараются разобраться.

Так сказать, замаскированное «скажите товарищу Сталину, что произошла чудовищная ошибка!»

Впрочем, это лишь предположение, которое затруднительно проверить.

Так или иначе, но расчёт на спасение Сталиным даже если и был, провалился. Маршал Тухачевский был расстрелян в ночь на 12 июня. Его имя было предано забвению на многие годы и обросло мифами.

Кем же он был? Довольно трудно представить его настоящим революционером. Впрочем, один ли он такой был? Вихрь событий бросал офицеров старой армии к красным, к белым, в национальные армии, а то и к зелёным. Тот же Шапошников почитался многими, да и самим Тухачевским, как человек, которому всё равно, кому служить.

Мечтал ли на самом деле Тухачевский стать Наполеоном? Возможно. Свидетельств об этом немало, хотя по понятным причинам все они исходят либо от недружественной ему эмиграции, либо от ещё более враждебных критиков внутри страны после ареста. Был ли Тухачевский гением? Конечно, он не превосходил на голову в военном искусстве современников, как в своё время Наполеон, но у него были победы — и громкие. Именно благодаря им «социально чуждый» и не имевший высшего образования командир достиг должности командующего фронтом. Нельзя не отметить и его интерес к перспективной технике, увы, иногда переходивший в прожектёрство. Так или иначе, армия с потерей Тухачевского лишилась многого.