Сколько мало пройдено дорог как много сделано ошибок

Сергей Есенин — Мне грустно на тебя смотреть

Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.

Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.

Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.

Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.

Анализ стихотворения Сергей Есенин — Мне грустно на тебя смотреть

С. А. Есенин родился в 1895 году в селе Константинове. Живописные пейзажи его малой Родины с самого детства вдохновляли поэта. Земскую школу мальчик окончил с отличием, потом продолжил обучение в Спас-Клепиковской учительской школе. Родители видели своего сына сельским учителям, но, вопреки их ожиданиям, Сергей Александрович устроился в книгоиздательство «Культура». Юный поэт отправлял собственные стихи в различные московские издания, но так и не видел их напечатанными. Он тяжело переживал финансовые трудности, но твердо решил вести самостоятельную жизнь.

Творческий путь С. А. Есенина был разнообразным и ярким. Он не боялся чередовать стили, смешивать их, искать что-то новое. Сначала поэт предпочитал новокрестьянскую литературу, затем окунулся в имажинизм. Стихотворение «Мне грустно на тебя смотреть»  было написано в 1923 году. В тот год молодой мужчина познакомился с актрисой Августой Леонидовной Миклашевской. Красивая девушка очаровала Сергея Александровича, пробудив в нем желание светлых перемен. Поэт посвятил этой женщине самые нежные стихотворения, основным смыслом которых был отказ от разгульной жизни ради чистой любви. Одним из таких произведений стало «Мне грустно на тебя смотреть». Автор анализирует моменты прошлого и их влияние на настоящее. Сквозь строки проскальзывает тема увядающей жизни.

В данном стихотворении С. А. Есенин использует яркие средства выразительности:  метафоры («души немного омертвелой», «берёз изглоданные кости») , эпитеты («смешная жизнь», «Смешной разлад»)  и сравнения («отшумим, как гости сада»). Поэт пишет о любви, которая приносит ему страдания. Он сравнивает свои чувства с тоскливой осенью, забравшей все краски лета. Молодому человеку не нравится прошлое его возлюбленной, что слышится в словах «Чужие губы разнесли

Твое тепло и трепет тела», при этом признает и собственную греховность «Ведь и себя я не сберег Для тихой жизни, для улыбок». Сергей Александрович не видит в будущего в данных отношениях, но хочет сохранить их в памяти светлым воспоминанием «Коль нет цветов среди зимы, Так и грустить о них не надо».

Сергей Александрович Есенин стал одним из самых выдающихся поэтов двадцатого века. Его умение видеть красоту в простых вещах рождало невероятно красивые произведения. Простой слог и открытость души Есенина позволили обрести мужчине широкую популярность. Его стихотворения год за годом восхищают читателей, не теряя своего шарма с течением времени.

Вариант №2

Стихотворение «Мне грустно на тебя смотреть», было написано в 1923 году и вошло в цикл «Любовь хулигана». В эти годы Есенин познакомился с актрисой и был ей очарован. Августа Миклашевская — возлюбленная молодого поэта работала в театре, где они часто виделись и общались. Но их любовь носила платонический характер, так хотела сама девушка. Поэт же был влюблен безответно, поэтому посвятил Августе несколько стихотворений, где говорил о своих чувствах.

В произведении говорится об упущенной возможности и сожалении. Лирический герой хотел бы исправить то, что сделал когда-то. Но время нельзя повернуть вспять, поэтому он вынужден принять жестокую реальность. О неправильном решении автор говорит в предложении «так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок». Поэт не отрицает своих неверных действий, а признает их и говорит об ошибках. Возможно, что Есенин бы изменился и эта влюбленность ему помогла бы, но, к сожалению, эта любовь стала для него последней. Спустя 2 года поэт умер. Многие считают, что отношения с Миклашевской могли спасти Есенина, но чудо не случилось.

В произведении используется метафора «берез изглоданные кости», «души омертвелой» или «радость открылась». Также присутствуют эпитеты — «смешная жизнь», «тихая жизнь» или «смешной разлад». Стихотворение состоит из шести строф, имеет перекрестную рифмовку, а размер — четырехстопный ямб.

В стихотворении поэт размышляет о жизни и ее быстротечности. Людей он сравнивает с цветами, чье время быстро заканчивается и подходит к концу. Они растут, расцветают и вянут. В период цветения они предстают перед миром во всей своей красе, показывая насколько они прекрасны и неповторимы, словно люди. Сергей Александрович Есенин понимал, что многое в жизни упущено, поэтому не пытался жить в иллюзиях и самообмане. Он прекрасно осознавал, что Августа не примет его любовь, но все равно хранил надежду. Они были друзьями, но не более. Поэт посвятил 7 стихотворений девушке в цикле «Любовь хулигана», но не получил ответа, девушка была непреклонна. После смерти поэта актриса рассказывала о Есенине и об их отношениях, где упомянула, что они были хорошими знакомыми. Также она говорила, что между ними не было романа, как считали многие. Кто знает, может этот роман дал бы толчок к изменениям, а может стал бы мимолетным развлечением? Этого не знает никто.

«Теперь любовь моя не та…»

Клюеву

 
Теперь любовь моя не та.
Ах, знаю я, ты тужишь, тужишь
О том, что лунная метла
Стихов не расплескала лужи.

 
 Грустя и радуясь звезде,
Спадающей тебе на брови,
Ты сердце выпеснил избе,
Но в сердце дома не построил.

 
 И тот, кого ты ждал в ночи,
Прошел, как прежде, мимо крова
О друг, кому ж твои ключи
Ты золотил поющим словом?

 
 Тебе о солнце не пропеть,
В окошко не увидеть рая.
Так мельница, крылом махая,
С земли не может улететь.

1918

«Душа грустит о небесах…»

 
Душа грустит о небесах,
Она нездешних нив жилица.
Люблю, когда на деревах
Огонь зеленый шевелится.

 
 То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной.

 
 Понятен мне земли глагол,
Но не стряхну я муку эту,
Как отразивший в водах дол
Вдруг в небе ставшую комету.

 
 Так кони не стряхнут хвостами
В хребты их пьющую луну…
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину.

1919

«Бродит черная жуть по холмам…»

 
Бродит черная жуть по холмам,
Злобу вора струит в наш сад.
Только сам я разбойник и хам
И по крови степной конокрад.

 
 Кто видал, как в ночи кипит
Кипяченых черемух рать?
Мне бы в ночь в голубой степи
Где-нибудь с кистенем стоять.

 
 Ах, увял головы моей куст,
Засосал меня песенный плен.
Осужден я на каторге чувств
Вертеть жернова поэм.

 
 Но не бойся, безумный ветер,
Плюй спокойно листвой по лугам.
Не сотрет меня кличка «поэт»,
Я и в песнях, как ты, хулиган.

1919

Исповедь хулигана

 
Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.

 
 Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.

 
 Я нарочно иду нечесаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потемках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы.
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.

 
 Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.

 
 Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь Бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!

 
 Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.

 
 Но живет в нем задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на площади,
Вспоминая запах навоза с родных полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.

 
 Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клен перед костром зари.
О, сколько я на нем яиц из гнезд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зеленой?
По-прежнему ль крепка его кора?

 
 А ты, любимый,
Верный пегий пес?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача обвисший хвост,
Забыв чутьем, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху хлеба,
Кусали мы с тобой ее по разу,
Ни капельки друг другом не погребав.

 
 Я все такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злаченые рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.

 
 Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерок зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну обоссать.

 
 Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришел, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льется бурливых волос вином.

 
 Я хочу быть желтым парусом
В ту страну, куда мы плывем.

Ноябрь 1920

«Не жалею, не зову, не плачу…»

 
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

 
 Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

 
 Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст.
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.

 
 Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя! иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

 
 Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

1921

«Я обманывать себя не стану…»

 
Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном?
Отчего прослыл я скандалистом?

 
 Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.

 
 Я московский озорной гуляка.
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.

 
 Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для зверей приятель я хороший,
Каждый стих мой душу зверя лечит.

 
 Я хожу в цилиндре не для женщин—
В глупой страсти сердце жить не в силе,—
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.

 
 Средь людей я дружбы не имею,
Я иному покорился царству.
Каждому здесь кобелю на шею
Я готов отдать мой лучший галстук.

 
 И теперь уж я болеть не стану.
Прояснилась омуть в сердце мглистом.
Оттого прослыл я шарлатаном,
Оттого прослыл я скандалистом.

1922

«Не ругайтесь. Такое дело!..»

 
Не ругайтесь. Такое дело!
Не торговец я на слова.
Запрокинулась и отяжелела
Золотая моя голова.

 
 Нет любви ни к деревне, ни к городу,
Как же смог я ее донести?
Брошу всё. Отпущу себе бороду
И бродягой пойду по Руси.

 
 Позабуду поэмы и книги,
Перекину за плечи суму,
Оттого что в полях забулдыге
Ветер больше поет, чем кому.

 
 Провоняю я редькой и луком
И, тревожа вечернюю гладь,
Буду громко сморкаться в руку
И во всем дурака валять.

 
 И не нужно мне лучшей удачи,
Лишь забыться и слушать пургу,
Оттого что без этих чудачеств
Я прожить на земле не могу.

1922

«Да! Теперь решено. Без возврата…»

 
Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.

 
 Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.

 
 Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.

 
 А когда ночью светит месяц,
Когда светит… черт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.

 
 Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролет, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.

 
 Сердце бьется все чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
«Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад».

 
 Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.

1922

«Сыпь, гармоника! Скука… Скука…»

 
Сыпь, гармоника! Скука… Скука…
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука,
Пей со мной.

 
 Излюбили тебя, измызгали —
Невтерпеж!
Что ж ты смотришь так синими брызгами?
Иль в морду хошь? —

 
 В огород бы тебя, на чучело,
Пугать ворон.
До печенок меня замучила
Со всех сторон.

 
 Сыпь, гармоника! Сыпь, моя частая!
Пей, выдра! Пей!
Мне бы лучше вон ту, сисястую,—
Она глупей.

 
 Я средь женщин тебя не первую…
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.

 
 Чем больнее, тем звонче
То здесь, то там.
Я с собой не покончу,
Иди к чертям.

 
 К вашей своре собачьей
Пора простыть.
Дорогая, я плачу,
Прости… прости…

<1922>

«Эта улица мне знакома…»

 
Эта улица мне знакома,
И знаком этот низенький дом.
Проводов голубая солома
Опрокинулась над окном.

 
 Были годы тяжелых бедствий,
Годы буйных, безумных сил.
Вспомнил я деревенское детство,
Вспомнил я деревенскую синь.

 
 Не искал я ни славы, ни покоя,
Я с тщетой этой славы знаком.
А сейчас, как глаза закрою,
Вижу только родительский дом.

 
 Вижу сад в голубых накрапах,
Тихо август прилег ко плетню.
Держат липы в зеленых лапах
Птичий гомон и щебетню.

 
 Я любил этот дом деревянный,
В бревнах теплилась грозная морщь,
Наша печь как-то дико и странно
Завывала в дождливую ночь.

 
 Голос громкий и всхлипень зычный,
Как о ком-то погибшем, живом.
Что он видел, верблюд кирпичный,
В завывании дождевом?

 
 Видно, видел он дальние страны,
Сон другой и цветущей поры,
Золотые пески Афганистана
И стеклянную хмарь Бухары.

 
 Ах, и я эти страны знаю.
Сам немалый прошел там путь.
Только ближе к родимому краю
Мне б хотелось теперь повернуть.

 
 Но угасла та нежная дрема,
Все истлело в дыму голубом.
Мир тебе – полевая солома,
Мир тебе – деревянный дом!

<1923>

«Мне осталась одна забава…»

 
Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот – и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

 
 Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.

 
 Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.

 
 Дар поэта – ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.

 
 Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились —
Значит, ангелы жили в ней.

 
 Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,—

 
 Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

1923

«Ты такая ж простая, как все…»

 
Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.
Знаешь ты одинокий рассвет,
Знаешь холод осени синий.

 
 По-смешному я сердцем влип,
Я по-глупому мысли занял.
Твой иконный и строгий лик
По часовням висел в рязанях.

 
 Я на эти иконы плевал,
Чтил я грубость и крик в повесе,
А теперь вдруг растут слова
Самых нежных и кротких песен.

 
 Не хочу я лететь в зенит,
Слишком многое телу надо.
Что ж так имя твое звенит,
Словно августовская прохлада?

 
 Я не нищий, ни жалок, ни мал
И умею расслышать за пылом:
С детства нравиться я понимал
Кобелям да степным кобылам.

 
 Потому и себя не сберег
Для тебя, для нее и для этой.
Невеселого счастья залог —
Сумасшедшее сердце поэта.

 
 Потому и грущу, осев,
Словно в листья, в глаза косые,
Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.

1923

«Заметался пожар голубой…»

 
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

 
 Был я весь – как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.

 
 Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому

 
 Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.

 
 Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.

 
 Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

<1923>

«Дорогая, сядем рядом…»

 
Дорогая, сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.

 
 Это золото осеннее,
Эта прядь волос белесых —
Все явилось, как спасенье
Беспокойного повесы.

 
 Я давно мой край оставил,
Где цветут луга и чащи.
В городской и горькой славе
Я хотел прожить пропащим.

 
 Я хотел, чтоб сердце глуше
Вспоминало сад и лето,
Где под музыку лягушек
Я растил себя поэтом.

 
 Там теперь такая ж осень…
Клен и липы, в окна комнат
Ветки лапами забросив,
Ищут тех, которых помнят.

 
 Их давно уж нет на свете.
Месяц на простом погосте
На крестах лучами метит,
Что и мы придем к ним в гости,

 
 Что и мы, отжив тревоги,
Перейдем под эти кущи.
Все волнистые дороги
Только радость льют живущим.

 
 Дорогая, сядь же рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.

9 октября 1923

«Мне грустно на тебя смотреть…»

 
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

 
 Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.

 
 Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.

 
 Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

 
 Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.

 
 Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.

1923