Типичные ошибки при назначении спэ

Типичные ошибки в практике назначения комплексных судебных психолого-психиатрических экспертиз в уголовном процессе

В реальной практике при
назначении КСППЭ чаще всего встречаются
ошибки двух видов. Во-первых, это ошибочная
формулировка вопросов, обращенных к
судебному эксперту-психологу. Во-вторых,
неправильное определение рода экспертизы
– однородной или комплексной.

Рассмотрим типичные ошибки
(в дополнение к
указанным выше) при формулировке вопросов
в практике назначения КСППЭ.

1. Недостаточно полно с
   психологической точки зрения формулируется
   вопрос об индивидуально-психологических
   особенностях обвиняемого. Часто вместо
   обобщенного термина «индивидуально-психологические
   особенности» следователи используют
   более узкие понятия, отражающие лишь
   отдельные стороны личности человека
   – например, такие как «черты
   личности», «особенности характера»,
   «особенности темперамента», «тип высшей
   нервной деятельности»
   и т.п.
   При экспертном исследовании
   индивидуально-психологических
   особенностей обвиняемого предмет и
   объем психодиагностической деятельности
   психолог определяет, исходя из анализа
   фабулы каждого конкретного уголовного
   дела и представления о возможных
   механизмах и мотивации правонарушения.
   Очевидно, что на стадии назначения
   КСППЭ следователь, не обладая специальными
   знаниями в области психологии, не в
   состоянии точно указывать психологу
   предмет или объем предстоящего
   исследования личности.

2. Нередко ошибочно формулируется
   вопрос: «Какие
   индивидуально-психологические
   особенности обвиняемого способствовали
   совершению преступления?»
   Ответ на данный вопрос не входит в
   компетенцию эксперта-психолога,
   поскольку он касается причин и условий,
   способствовавших совершению преступления.
   Согласно УПК РБ установление
   обстоятельств, способствовавших
   совершению преступления, в том числе
   обстоятельств, характеризующих личность
   обвиняемого, находится всецело в
   компетенции суда. Заключение же
   психолога-эксперта о наличии у
   подэкспертного определенных
   индивидуально-психологических
   особенностей может служить только
   необходимой предпосылкой для такого
   установления.

3. Неверным является и вопрос:
   «Каковы мотивы
   инкриминируемого обвиняемому деяния?»
   Ответ на данный вопрос также не входит
   в компетенцию судебного эксперта-психолога,
   поскольку понятие «мотива» в уголовном
   праве наполнено несколько иным
   содержанием, нежели в научной психологии.
   Мотив в юридическом (а не психологическом)
   смысле этого слова является компонентом
   состава ряда преступлений – очевидно,
   что в таком случае квалификация мотивов
   преступления находится всецело в
   компетенции следствия и суда. Кроме
   того, в большинстве случаев перечень
   юридически устанавливаемых криминальных
   мотивов («из хулиганских побуждений»,
   «корыстные» и т.п.) отражает их оценочную,
   а не психологическую сторону.
   Следовательно, экспертное установление
   мотивов преступления ничего не говорит
   о психологических предпосылках вины
   и ответственности в том смысле, который
   принято вкладывать в названные понятия
   в уголовном праве.

4. Основной ошибкой следователей
   при назначении КСППЭ несовершеннолетнего
   обвиняемого является формулировка
   вопроса: «Соответствует
   ли уровень умственного (психического)
   развития несовершеннолетнего обвиняемого
   его паспортному (календарному) возрасту?»
   (варианты:
   «Достиг ли несовершеннолетний
   по своему умственному (психическому)
   развитию 14 (16-летнего) возраста?»;
   «Если умственное (психическое) развитие
   несовершеннолетнего не соответствует
   его календарному возрасту, то какому
   возрасту оно соответствует?»). Ответ
   на приведенные вопросы не может быть
   дан в силу некоторых причин.

В научной психологии
психологический возраст рассматривается
как качественно определенный возрастной
период психического развития, охватывающий
обычно несколько лет (так, подростковый
период охватывает промежуток от 11-12 до
14-15 лет), и не сводится к конкретному
календарному возрасту. Возрастные нормы
существуют именно для периодов, имеют
преимущественно не количественный, а
качественный характер и не остаются
неизменными в процессе развития общества.
Расчет каких-либо точных количественно
определяемых возрастных нормативов
невозможен также и вследствие высокой
межиндивидуальной вариативности
проявлений психического развития в
связи с культуральными, межполовыми и
другими различиями. Если же умственное
(психическое) развитие несовершеннолетнего
существенно отклоняется от обобщенных
норм возрастного периода, то подобные
аномалии, как правило, имеют клинический
характер (определяемый экспертом-психиатром),
качественно отличаются от любых
возрастных нормативов и не могут быть
к ним приравнены. Главный же недостаток
подобных вопросов заключается в том,
что они не основаны на законе и не
вытекают из формулировки ч.3 ст.27 УК РБ,
в соответствии с которой необходимо
выявить у подростка «отставание в
умственном развитии, не связанное с
психическим расстройством» и, в
зависимости от наличия такого «отставания»,
ограничение способности несовершеннолетнего
«осознавать фактический характер и
общественную опасность своего деяния».
Установление этих обстоятельств
позволяет решить вопрос о возможности
привлечения подростка к уголовной
ответственности.

5. Часто встречается
следующий ошибочный вопрос при назначении
КСППЭ лиц, покончивших с собой: «Мог
ли потерпевший в момент совершения
самоубийства осознавать значение своих
действий либо руководить ими?»
Этот вопрос представляет собой
механический перенос модифицированной
формулы невменяемости в экспертизу
суицидентов. Ответ на данный вопрос
никаким образом не раскрывает причинной
связи психического состояния лица,
покончившего жизнь самоубийством, с
действиями обвиняемого. Насилие, жестокое
обращение, систематическое унижение
личного достоинства могут обусловить
развитие психогенного психического
расстройства, которое, достигая
психотического уровня, будет препятствовать
суициденту осознавать значение своих
действий и осуществлять их регуляцию;
в то же время нарушения осознания своих
действий могут зависеть и от хронического
психического расстройства, никак не
связанного с какими-либо действиями
обвиняемого. Более того, в ряде случаев
утвердительный ответ на данный вопрос
может «затушевывать» искомую причинную
связь, давая защите обвиняемого
возможность отрицать и сам факт
противоправного поведения, аргументируя
это тем, что эти факты существовали
только в воображении душевнобольного,
не понимающего, что происходит вокруг.

Можно выделить следующие
основные варианты ошибочного назначения
КСППЭ.

1. Следователем или судом
   назначается КСППЭ, когда достаточно
   назначить однородную судебно-психиатрическую
   экспертизу. В результате в заключении
   экспертизы даются ответы только на
   вопросы, входящие в компетенцию
   психиатра, и утрачивают свое значение
   вопросы, требующие специальных познаний
   в психологии. Например, обвиняемый
   совершил преступление под влиянием
   галлюцинаторных переживаний или
   бредовых мотивов и по результатам КСППЭ
   признан невменяемым. Конечно, далеко
   не всегда можно при назначении экспертизы
   предугадать, какие решения примут
   эксперты, но ряд таких случаев достаточно
   очевиден – например, обвиняемый в
   убийстве нескольких человек давно
   болен шизофренией, неоднократно перенес
   бредовые приступы (что подтверждается
   медицинской документацией), а следователь
   необоснованно назначает КСППЭ.

2. Следователем или судом
   назначается КСППЭ, но в постановлении
   (определении) отсутствуют вопросы,
   относящиеся к компетенции эксперта-психолога.

3. Следователем или судом
   назначается судебно-психиатрическая
   экспертиза, но в постановлении
   (определении) содержатся вопросы,
   которые не входят в компетенцию
   эксперта-психиатра, но относятся к
   компетенции эксперта-психолога. В
   подобной ситуации очевидна ошибка при
   выборе экспертизы — следователя
   интересуют обстоятельства, входящие
   в компетенцию экспертов-психологов, а
   не психиатров и он неверно полагает,
   что психиатр может решить вопросы об
   аффекте, индивидуально-психологических
   особенностях и т.п.

4. Ряд комплексных
   психолого-психиатрических экспертиз
   назначается в тех случаях, когда можно
   было ограничиться однородной
   судебно-психологической экспертизой.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

Оглавление

1. Общие положения

2. Экспертные ошибки судебного исследования документов

3. Ошибки назначения и производства судебной лингвистической экспертизы

4. Ошибки назначения и производства судебных фоноскопических экспертиз

5. Экспертные ошибки при производстве судебной психологической экспертизы

6. Ошибки при производстве судебных психофизиологических экспертиз с применением полиграфа

7. Ошибки в судебно-психиатрической экспертизе

8. Ошибки судебно-медицинских экспертиз

9. Ошибки при исследовании объектов биологического происхождения

10. Ошибки при производстве трасологических экспертиз

11. Ошибки дактилоскопической экспертизы

12. Экспертные ошибки при производстве криминалистических исследований сигнальных устройств

13. Ошибки судебной портретной экспертизы

14. Ошибки судебно-баллистической экспертизы

15. Ошибки при производстве искусствоведческих и судебно-искусствоведческих экспертиз

16. Ошибки в судебной экспертизе следов пахнущих веществ пота и крови человека

17. Экспертные ошибки при исследовании наркотических средств, психотропных или сильнодействующих веществ

18. Экспертные ошибки при производстве судебно-почвоведческой экспертизы

19. Экспертные ошибки при производстве судебно-экологической экспертизы

20. Ошибки инженерно-технических экспертиз

21. Ошибки, допускаемые при производстве судебных компьютерно-технических экспертиз

22. Ошибки судебных экономических экспертиз

Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу

7. ОШИБКИ В СУДЕБНО-ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЕ

Т. В. Клименко

В практике судопроизводства, несмотря на то что заключение судебно-психиатрической экспертизы должно исследоваться наряду с другими доказательствами по делу, оно нередко без должной оценки берется судами за основу принимаемого ими решения. Судебная практика вынесения решения о вменяемости/невменяемости исключительно на основании заключения судебно-психиатрического эксперта (комиссии экспертов), возможно, послужила основанием для того, чтобы Пленум Верховного Суда в п. 6 постановления от 29 апреля 1996 г. № 1 «О судебном приговоре» указал: «…Суд в приговоре или ином решении должен привести мотивы, по которым он согласился с одним из заключений и отверг другие». Но суд не должен ни с кем соглашаться или не соглашаться, он не должен следовать ничьим рекомендациям и мнениям, в том числе и заключениям экспертов, которые являются для суда предметом для анализа, и не более того. Суд выносит все свои решения и решение о вменяемости/невменяемости, недееспособности и сделкоспособности в том числе, исключительно на основании собственного анализа всех имеющихся по данному делу доказательств. При этом судебное решение может совпасть с мнением эксперта, а может не совпасть, что не является обязательным. Более того, при наличии нескольких экспертных решений, например о невменяемости обвиняемого, суд вправе считать его вменяемым, но это решение суда, как и любое другое, должно быть мотивированным.

Заключение судебно-психиатрической экспертизы включает следующие разделы: 1) введение; 2) сведения о прошлой жизни; 3) описание физического, неврологического и психического состояния; 4) мотивировочную часть; 5) заключительную часть.

Во введении приводятся формальные данные об экспертах, месте, времени и виде экспертизы; об органе, назначившем экспертизу, и вопросах, поставленных на ее разрешение; о существе уголовного или гражданского дела и личности испытуемого (подэкспертного).

Во втором разделе акта излагается анамнез жизни и психического расстройства (если оно имеется) с приведением в основном данных, имеющих значение для формулирования выводов. Здесь приводится также описание поведения испытуемого, в период совершения инкриминируемого ему деяния со ссылками на источники информации (листы дела, фамилии свидетелей и т. д.). Последнее имеет особое значение, когда речь идет о возможности временного расстройства психической деятельности в период, относящийся к совершенному деянию.

Третий раздел посвящается результатам исследований, полученным при проведении экспертизы. Здесь также излагаются в основном данные, имеющие значение для экспертных выводов, но особое внимание уделяется, естественно, описанию психического состояния лица. В этом разделе приводятся не оценочные понятия, а фактические данные, на основании которых можно сделать определенные выводы о состоянии испытуемого.

Мотивировочная и заключительная части во многих современных руководствах рассматриваются как единое целое. В самом деле, речь идет о выводах или ответах на поставленные вопросы (заключительная часть) и их обосновании со ссылкой на фактические данные, приведенные в предшествующих частях акта (мотивировочная часть). Обычно делается вывод о наличии или отсутствии у испытуемого психического расстройства, квалификации последнего; затем дается заключение о выраженности этого расстройства и его влиянии на способность лица выполнять ту или иную социальную юридически значимую функцию (быть вменяемым, дееспособным свидетелем и т. п.). Эти выводы обосновываются данными анамнеза и собственных обследований. В дальнейшем следуют ответы на другие, более частные вопросы, поставленные перед экспертами, а также их обоснование. Выводы должны быть максимально четкими и определенными. Допускаются предположительные ответы лишь на некоторые специальные вопросы, не имеющие определяющего значения для оценки способности к выполнению юридически значимой функции, по поводу которой назначена экспертиза. Документ составляется в двух экземплярах, один из которых остается в архиве, другой – направляется в учреждение, назначившее экспертизу. Документы заверяются печатью экспертного учреждения.

Суд оценивает заключение экспертов в совокупности с другими доказательствами и на основании этого анализа выносит заключение о вменяемости/невменяемости обвиняемого. При анализе судебнопсихиатрического заключения суд не вправе оценивать правильность установленного экспертами психиатрического диагноза (медицинский критерий формулы невменяемости), поскольку медицинские познания находятся вне юридической компетенции. При установлении психиатрами-экспертами психиатрического диагноза суд принимает данное экспертное решение без каких-либо дополнительных разъяснений. Но констатация медицинского критерия формулы невменяемости или недееспособности в виде психиатрического диагноза является обязательным, но не единственным условием для вынесения решения о невменяемости обвиняемого или о недееспособности гражданина. Согласно ст. 21 УК не все лица с психическими расстройствами являются невменяемыми, а только те, которые в результате этого психического расстройства не могли в период инкриминируемого им деяния осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Такой же подход применяется в гражданском законодательстве, которое утверждает, что для признания лица недееспособным необходимо доказать, что имеющееся у лица психическое расстройство лишает его способности понимать значение своих действий и руководить ими (ст. 29 ГК). Критерий, указывающий на отсутствие у обвиняемого способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (у обвиняемого) обозначается как юридический, и его определение входит в компетенцию суда. В гражданском судопроизводстве неспособность лица с психическими расстройствами понимать значение своих действий и руководить ими также обозначается как юридический критерий формулы невменяемости и также относится к компетенции суда. Именно юридический критерий, а не медицинский является определяющим при вынесении судом решения о невменяемости или о недееспособности. Поэтому суд, не подвергая сомнению сформулированный психиатрами-экспертами медицинский критерий формулы невменяемости (или недееспособности), на основе комплексного анализа материалов уголовного дела, среди которых заключение экспертов является одним из доказательств по данному делу, формулирует юридический критерий невменяемости (или недееспособности). Констатация юридического критерия только в совокупности с медицинским критерием является достаточной для вынесения решения о невменяемости (или недееспособности).

В судебной практике суды обычно не используют предоставленное им законом право самостоятельного вынесения решения о невменяемости и недееспособности и принимают данное решение на основании заключения эксперта (комиссии экспертов). Оценив экспертное заключение, суд либо признает его выводы полными и достоверными, а установленные экспертами доказательства кладет в основу принимаемых решений, либо назначает повторную экспертизу. В случаях, когда в материалах дела имеется несколько экспертных заключений, содержащих различные выводы по одним и тем же вопросам, суд «выбирает» с его точки зрения наиболее обоснованное и достоверное и берет его за основу при вынесении решения о вменяемости/невменяемости.

Такой алгоритм вынесения судами решения о вменяемости/невменяемости, о недееспособности и сделкоспособности противоречит логике уголовного и гражданского законодательства, согласно которой суд должен самостоятельно на основании внутреннего убеждения принимать свои решения, в том числе и решение о вменяемости/невменяемости, недееспособности и сделкоспособности. Заключение экспертов для суда является доказательством по делу, которое оценивается наравне с другими доказательствами, и только на основании такого совокупного анализа суд самостоятельно выносит соответствующее решение.

7.1. Экспертные ошибки при производстве судебно-психиатрической экспертизы по уголовным делам

7.1.1. Формулирование в экспертном заключении отсутствующего в законе определения вменяемости и подмена понятия вменяемости категорией вины

При проведении судебно-психиатрической экспертизы в уголовном процессе одной из наиболее типичных процессуальных ошибок является формулирование в заключении экспертов понятия вменяемости как способности подозреваемого или обвиняемого осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в период инкриминируемого данному лицу противоправного деяния. Данная формула вменяемости, которой в законе нет, экспертами-психиатрами выводится по простой логике альтернативы. В соответствии с данной логикой, если вменяемость является альтернативой невменяемости, следовательно, если невменяемое лицо в период инкриминируемого ему деяния не осознавало фактический характер и общественную опасность своих действий и не могло ими руководить, лицо вменяемое, наоборот, сохраняло способность к осознанию и руководству своими противоправными действиями.

Ошибочность или даже неправомерность формулирования понятия вменяемости связана с тем, что юридическая практика имеет отсылочный характер и в практической юриспруденции недопустимо формулировать утверждение, которого в законе нет. Кроме того, сама формула вменяемости является абсолютно неверной, что связано со следующими обстоятельствами. В современном УК определение вменяемости отсутствует. Вменяемость российским уголовным законодательством презюмируется, что означает, что под вменяемостью понимается отсутствие невменяемости. Наличие двойного отрицания в этом определении («отсутствие отсутствия вменяемости») заставляет некоторых ученых относиться к нему критически.

Б. Спасенников считает, что включение в уголовный закон определения вменяемости, ее признаков и критериев «выступило бы гарантом законности при решении вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности, логически и юридически завершило бы законодательную формулировку важнейшего принципа уголовного права – принципа вины», и определяет вменяемость как «способность лица к осознанному волевому поведению».

Аналогичной позиции придерживается и Н. С. Таганцев, который отмечает, что «физическое лицо только тогда, в смысле юридическом, может быть виновником преступления, когда оно совмещает в себе известную сумму биологических условий, обладает, употребляя техническое выражение доктрины, способностью к вменению». Он же предлагает следующую формулировку вменяемости: «способность лица сознавать во время совершения преступления фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими, обусловливающая возможность лица признаваться виновным и нести уголовную ответственность за содеянное, т. е. юридическая предпосылка вины и уголовной ответственности». Однако в этом определении авторы путают два различных понятия — понятие вменяемости и понятие виновности.

Термин «вменяемость» происходит от слова «вменять», в смысле «вменять в вину». Это означает, что субъект уголовного преследования не освобождается от вменения ему вины в связи с совершенным правонарушением и может нести ответственность перед законом за свои противоправные действия. Однако то, что он может нести ответственность перед законом, еще не означает, что он обязательно эту ответственность понесет. Для этого необходимо доказать его вину как субъективную сторону состава преступления.

В УК не сформулировано общей формулы вины, но уголовноправовой доктриной выработана психологическая теория вины, рассматривающая ее как субъективное (внутреннее, психическое) отношение лица к своим общественно опасным и противоправным действиям и их общественно опасным последствиям. Согласно данной концепции каждое противоправное действие вменяемого человека считается волевым и сознательным, а значит, оно мотивировано и целенаправленно.

Сопоставление изложенной в УК формулы вины с предлагаемой

Н. С. Таганцевым формулы вменяемости показывает их практически полную идентичность, и смысловую, и семантическую. Таким образом, автор подменяет понятие вменяемости понятием вины, что ни в коем случае недопустимо. Содержание понятия вменяемости более широкое, чем содержание понятия вины или виновности. Вменяемость действующим УК рассматривается как презюмирующая категория, которая не требует, в отличие от категории невменяемости, доказывания. Согласно такому презюмирующему принципу вменяемыми являются все субъекты уголовного преследования до тех пор, пока их невменяемость не будет доказана в соответствии с критериями ст. 21 УК.

Не давая общего понятия вины, УК ограничивает субъективное отношение лица к совершаемому им уголовно-противоправному деянию двумя формами – в виде умысла и в виде неосторожности, для которых вина является родовым понятием. Путая или даже уравнивая два разнородных понятия вменяемости и вины, некоторые авторы рассматривают в качестве признака невменяемости отсутствие в действиях психически больного лица признаков умысла или неосторожности.

В связи с этим принципиальной оказывается расшифровка понятия умысла, тем более что именно в этой категории задан оптимальный объем законодательных требований к виновному лицу, определяющих его способность нести ответственность (уровень свободы воли преступника).

Первым общим признаком обоих видов умысла (прямого и косвенного) согласно ч. 2 и 3 ст. 25 УК является осознание лицом общественной опасности своих действий (бездействия). Применительно к умышленной вине понятие общественной опасности употребляется в номинальном значении, когда лицу достаточно лишь в общих чертах осознавать, что совершаемое им действие причиняет вред личности, собственности, общественному порядку и другим общественным отношениям, охраняемым уголовным законом. УК прямо не включает в формулу умысла осознание уголовной противоправности, которая является юридическим выражением общественной опасности. Поэтому само незнание уголовного запрета не освобождает правонарушителя от уголовной ответственности, так как, с одной стороны, осознание противоправности не является юридически значимым элементом вины, а с другой – уголовное право исходит из старой презумпции римского права ignorantia legis neminem excusat (незнание закона никого не извиняет).

Второй признак вины – предвидение (ч. 2 и 3 ст. 25 УК) – означает мысленное представление лицом последствий, которые могут наступить в результате его действий или бездействия. При этом имеется в виду цель, с которой соотносится действие как одна из структурных составляющих деятельности. Поскольку цель как осознанный образ предвосхищаемого результата только косвенно связана с мотивом деятельности, человек несет ответственность только за конкретные поступки, а не за желания, мотивы, мысли и т. д. Для констатация наличия данного элемента вины достаточно, чтобы лицо в общих чертах предвидело наступление юридически значимых последствий как результата своих действий, осознание всех деталей не является обязательным.

Различия предвидения в прямом (ч. 2 ст. 25 УК) и косвенном (ч. 3 ст. 25 УК) умысле заключаются в степени вероятности прогнозирования наступивших последствий: прямой умысел предполагает предвидение неизбежных и возможных общественно опасных последствий, а косвенный — только возможность наступления этих последствий. Таким образом, вероятность предвидения при прямом умысле существенно выше, чем при косвенном.

Третьим признаком умышленной вины является желание (при прямом умысле) или нежелание (при косвенном умысле) наступления общественно опасных последствий. Именно по этому признаку отличается прямой умысел (желал) от косвенного (не желал). Желание и нежелание наступления общественно опасных последствий своих действий относят к волевому либо к мотивационноволевому моменту, поскольку «воля без мотивов и целей не реализуема» и волевые действия виновного лица всегда мотивированы и целенаправленны.

Теория и судебная практика различают также умысел определенный (конкретизированный) и неопределенный (неконкретизированный), а также заранее обдуманный (при предумышленных преступлениях) и внезапно возникший (в ситуативных или случайных деяниях).

Таким образом, общественно опасное деяние является виновным и квалифицируется как преступление, если совершившее его лицо осознавало общественную опасность и предвидело конечный результат своих противоправных действий, независимо от того, желало или не желало их наступления.

Сущность категории вменяемости, в отличие от категории вины, заключается в потенциальной способности лица в период совершения общественно опасного деяния осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими. Эта потенциальная способность определяется возрастом лица, обеспечивающим достаточный уровень личностного и когнитивноинтеллектуального развития, а также отсутствием психических расстройств в той степени выраженности, которая позволяет освобождать их от уголовной ответственности в связи с неменяемостью. В связи с потенциальной, а не реальной возможностью лица в период совершения общественно опасного деяния осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими вменяемость презюмируется и никогда не доказывается. Для того чтобы быть вменяемым, для правонарушителя достаточно быть определенного возраста (возраста уголовной ответственности по данному виду правонарушения) и не иметь признаков, сформулированных в ч. 1 ст. 21 УК и необходимых для признания лица невменяемым. Именно поэтому суд не выносит решения о вменяемости лица, поскольку все субъекты уголовного преследования является вменяемыми до тех пор, пока не доказана их невменяемость.

Среди вменяемых лиц есть такие, психическое состояние которых во время совершения правонарушения позволяло им избрать линию своего поведения, сообразовывать свои действия (бездействие) с нормами права и правилами общественного поведения и действовать вопреки им, причиняя вред охраняемым законом интересам. Это состояние психики подпадает под критерии уголовной категории вменяемости и является основанием для возникновения уголовной ответственности.

Внимание! Авторские права на книгу «Судебная экспертиза: типичные ошибки» (Под ред. Россинской Е.Р.) охраняются законодательством!

С типовыми вопросами психологической экспертизы можно ознакомиться в статье «Шпаргалка для адвоката: типовые вопросы психологической экспертизы»

Здесь же давайте рассмотрим «типовые» ошибки при использовании этих вопросов.

1.Внесение правовых терминов

Одна из самых частых ошибок — когда типовой вопрос перестраивается с учетом специфики текущего дела за счет использования правовых терминов. Это неизбежно означает два следствия: либо эксперт вообще откажется отвечать на такой вопрос (грамотный эксперт), либо ответит и этим выйдет за границы своей компетенции (неграмотный эксперт, еще и поставит этим под сомнение правильность прочих выводов).

Оба варианта так себе, поэтому важно помнить: эксперт-психолог не решает правовые вопросы. Он не оценивает достоверность показаний, не квалифицирует состояние потерпевшей как беспомощное, не решает, с кем должен остаться жить ребенок при разводе родителей и т.д.

НЕПРАВИЛЬНО
Находилась ли потерпевшая в момент совершения над ней криминальных действий в беспомощном состоянии?ПРАВИЛЬНО
Могла ли потерпевшая понимать характер и значение совершаемых в отношении нее действий и оказывать сопротивление в криминальной ситуации?
На основании экспертного ответа на Правильный вопрос суд сам вынесет решение, было ли это беспомощным состоянием.

2. Брать вопросы, предназначенные для других категорий дел

В статье «Шпаргалка для адвоката: типовые вопросы психологической экспертизы»  вопросы не зря разбиты на группам по видам процессов и дел. Есть такое понятие как «предмет экспертизы». Это тот конкретный феномен, который будет изучаться. И предмет экспертизы в разных видах дел отличается.

Например, в деле об изнасиловании:

НЕПРАВИЛЬНО
Могла ли потерпевшая, с учетом ее эмоционального состояния, в период криминальной ситуации адекватно соотносить свои действия с объективными требованиями ситуации?ПРАВИЛЬНО
Могла ли потерпевшая понимать характер и значение совершаемых в отношении нее действий и оказывать сопротивление в криминальной ситуации?Первый вопрос является неправильным, поскольку относится к ситуациям самообороны. И если на потерпевшую насильник не заявил в полицию, как на превысившую меры допустимой самообороны, то этот вопрос абсолютно не нужен.

3. Путать вопросы к психиатру и психологу

Это две категорически разные специальности. Психиатр — врач, психолог — нет. Психиатр изучает болезни психики, психолог — здоровую психику, а клинический психолог — здоровую психику и проявления психики при соматических и психических заболеваниях (нет, это не одно и то же с психиатром).

Врач ставит диагноз и назначает лечение. Психолог квалифицирует состояния, описывает изученные им феномены психики (например, эмоционально-личностные особенности, нарушения памяти или внимания и т.д.), но не соотносит их с какой-либо болезнью и не выставляет диагноз.

НЕПРАВИЛЬНО
любые вопросы психологу с терминами «психическое расстройство», «психическое здоровье», «наркомания», «лечение», «медицинская и социальная реабилитация», «принудительные меры медицинского характера»

4. Большое количество вопросов с небольшими изменениями в формулировке

Однажды писала рецензию на Заключение комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы, в которой на разрешение экспертов поставили 26 вопросов. Двадцать шесть! Хотя можно было запросто сократить их количество до 2 вопросов психиатрам и 5 вопросов психологу.

Неудивительно, что эксперты отвечали не на каждый вопрос, а оптом. Потому что множество вопросов были либо вообще об одном и том же, только разными словами, либо несколько вопросов можно было объединить в один, охватывающий их.

Если вам кажется, что куча вопросов с мелкими уточнениями лучше, чем несколько, но весомых, вам это правда только кажется (конечно, если у вас нет цели вызвать в эксперте раздражение). Грамотно сформулированный вопрос сам по себе способен охватить тот предмет экспертизы, который вам нужен. 

Разумеется, адвокат и может, и должен более «мелким» вопросом обратить внимание эксперта на важный для него (адвоката) феномен. Но такие вопросы и должны быть точечным воздействием, а не попыткой «расстрелять» эксперта картечью.

НЕПРАВИЛЬНО
1. Имеется ли у обвиняемого такая индивиудально-психологическая особенность как враждебность?
2. Имеется ли у обвиняемого такая индивиудально-психологическая особенность как агрессивность?
3. Имеется ли у обвиняемого склонность к повышенной возбудимости?

ПРАВИЛЬНО
1. Имеются ли у обвиняемого такие индивидуально-психологические особенности, как враждебность, агрессивность, повышенная возбудимость?И еще: не стоит слепо доверять формулировкам вопросов из судебной практики. Там очень часто допускаются самые разные ошибки. Лучше самостоятельно поразбираться с типовыми вопросами или запросить консультацию специалиста для точной формулировки вопросов.Макарова Инна Юрьевна
Клинический психолог 1 категории, судебный эксперт-психолог
http://expert.innamakarova.com

(Сафуанов Ф. С.)

(«Юридическая психология», 2007, N 2)

ОШИБКИ ПРИ НАЗНАЧЕНИИ КОМПЛЕКСНОЙ

СУДЕБНОЙ ПСИХОЛОГО-ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ

И СУДЕБНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ

Ф. С. САФУАНОВ

Сафуанов Ф. С., профессор, руководитель лаборатории судебной психологии Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, руководитель рубрики «Проблемы судебно-психологической экспертизы», доктор психологических наук.

Производство судебной экспертизы — это не только профессиональная деятельность лица, обладающего специальными знаниями, а прежде всего процесс взаимодействия судебного эксперта с органом или лицом, назначающим данную экспертизу. Полноценное, качественное и обоснованное заключение экспертов-психологов невозможно без корректной постановки экспертного задания. Однако в практике при назначении судебной экспертизы, к сожалению, достаточно часто встречаются ошибки, которые в целом можно разделить на две категории: во-первых, это неправильная формулировка вопросов к судебному эксперту-психологу, во-вторых, неверное определение рода экспертизы — однородной судебно-психологической (СПЭ) или комплексной судебной психолого-психиатрической (КСППЭ). Рассмотрим эти ошибки подробнее.

1. Ошибки, связанные с неправильной формулировкой вопросов к экспертам (экспертного задания)

1.1. Наиболее часто такие ошибки связаны с выходом сформулированных в постановлении или определении вопросов за пределы компетенции эксперта-психолога. В уголовном процессе в отношении совершеннолетних обвиняемых это обычно вопросы о мотивах преступления, о том, какие индивидуально-психологические особенности подэкспертного способствовали совершению преступления. В отношении несовершеннолетних обвиняемых наиболее типичной ошибкой является вопрос о соответствии уровня психического развития подэкспертного его паспортному (календарному) возрасту. При экспертизе свидетелей самой распространенной ошибкой является формулировка вопроса о достоверности показаний. В гражданском процессе до сих пор можно увидеть ситуации, когда суд просит эксперта-психолога ответить на вопрос, с кем из раздельно проживающих родителей должен проживать ребенок, или определить порядок встреч ребенка с отдельно проживающим родителем.

Как видно из приведенных примеров, их отличает одна особенность: эксперту-психологу поручают ответить на вопросы, решение которых находится всецело в компетенции судебно-следственных органов (Ф. С. Сафуанов, 1998; Т. Б. Дмитриева, Ф. С. Сафуанов, 2005; Т. Б. Дмитриева и др., 2006; И. А. Кудрявцев и др., 2006).

1.2. Другим видом ошибок при назначении экспертизы является формулировка вопросов, в принципе входящих в компетенцию судебного эксперта-психолога, но не имеющих никакого юридического значения при проведении определенного предметного вида СПЭ или КСППЭ. Так, неверно спрашивать о наличии состояния аффекта у подэкспертного, если он обвиняется не в убийстве (что имеет значение для квалификации ст. 107 УК РФ) или не в причинении тяжкого или средней тяжести вреда здоровью (ст. 113 УК РФ), а, например, в изнасиловании, в краже и т. п. Неправильно задавать вопрос об отставании в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, у совершеннолетнего обвиняемого, поскольку такая формулировка вопроса имеет значение только для возможного применения ч. 3 ст. 20 УК РФ в отношении несовершеннолетнего обвиняемого. Недопустимо в отношении суицидента (чаще всего его процессуальный статус — это потерпевший по ст. 110 УК РФ) задавать вопрос о его способности осознавать фактический характер или общественную опасность своих действий либо руководить ими, так как ответ на этот вопрос имеет правовые последствия только в отношении обвиняемого (ст. 21 УК РФ).

1.3. Еще одним недостатком вопросов к судебному эксперту-психологу является их формулировка в виде суждения о возможности того или иного психологического явления при необходимости ретроспективной оценки психического (эмоционального) состояния подэкспертного лица. Например, встречаются вопросы типа: «Могли ли действия потерпевшего вызвать у обвиняемого состояние аффекта?». Как указывают Е. Я. Щукина и С. Н. Шишков (2007), такие вопросы не имеют отношения к предмету проводимой экспертизы. Действительно, если состояния аффекта у подэкспертного не выявлено, но с точки зрения научной психологии гипотетическое возникновение данного эмоционального состояния в описанных условиях вероятно и это будет отражено в заключении экспертов, то подобные ответы могут приводить к необоснованному назначению новой экспертизы.

1.4. Встречается немало случаев, когда вопросы к экспертам, содержащиеся в постановлении (определении) о назначении экспертизы, «перекрывают» друг друга. Так, при назначении КСППЭ по делам о недействительности совершения сделки с «пороком воли» (ст. 177 ГК РФ) наряду с правильным вопросом: «Мог ли подэкспертный в момент совершения сделки понимать значение своих действий или руководить ими?» часто задают ряд вопросов, фактически дублирующих его: «Мог ли подэкспертный во время совершения сделки правильно оценивать свои действия?», «Могли ли его индивидуально-психологические особенности оказать существенное влияние на осознание своих действий при совершении следки?» и т. п. По существу, при производстве КСППЭ эксперты-психологи и эксперты-психиатры при экспертной оценке неспособности лица, совершившего сделку, к пониманию значения своих действий и их руководству обязательно конкретизируют его состояние в юридически значимый период («такое состояние», согласно ст. 177 ГК РФ), поэтому названные и им подобные вопросы являются избыточными и вынуждают экспертов давать один ответ сразу на несколько вопросов.

1.5. При проведении КСППЭ часто работу судебных экспертов затрудняют вопросы, содержащие одновременно необходимость квалификации психических явлений, относящихся к компетенции экспертов разной специальности. Например, довольно часто можно в постановлениях или определениях встретить вопросы типа: «Находился ли обвиняемый во время совершения инкриминируемого ему деяния в состоянии физиологического или патологического аффекта?». Во-первых, вопрос о наличии состояния патологического аффекта, как правило, является избыточным, поскольку практически в каждом определении (постановлении) о назначении КСППЭ содержится вопрос о наличии психического расстройства у обвиняемого во время совершения правонарушения. Согласно ст. 21 УК РФ к медицинскому критерию невменяемости относится и временное психическое расстройство, в число которых входит и патологический аффект. Во-вторых, ст. 201 УПК РФ предусматривает, что «каждый эксперт, участвующий в производстве комплексной судебной экспертизы, подписывает ту часть исследования, которая содержит описание проведенных им исследований и несет за нее ответственность». Таким образом, заданный экспертам (психологам и психиатрам) один подобный вопрос требует двух ответов, подписываемых экспертами разных специальностей.

Указание в одном вопросе одновременно факторов, относящихся к компетенции психиатров и психологов, возможно лишь в тех случаях, когда квалификация юридического критерия является совместной компетенцией этих специалистов. Так, допустимо задавать такие вопросы в отношении свидетелей («С учетом психического состояния, уровня психического развития, индивидуально-психологических особенностей и (или) эмоционального состояния подэкспертного, а также конкретных условий ситуации мог ли подэкспертный правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и может ли давать о них показания?») и потерпевших по половым преступлениям («С учетом психического состояния, уровня психического развития, индивидуально-психологических особенностей и (или) эмоционального состояния подэкспертного мог ли подэкспертный понимать характер и значение совершаемых с ним преступных действий или оказывать сопротивление виновному?») (Т. Б. Дмитриева и др., 2006).

Можно полностью согласиться с мнением Е. Я. Щукиной и С. Н. Шишкова (2007), что одной из наиболее существенных причин появления в документах о назначении судебной экспертизы ненужных и неправильных вопросов является некритичное удовлетворение ходатайств защитников и иных участников процесса о постановке перед экспертами дополнительных вопросов. Не давая должной оценки этим вопросам, не определяя в полной мере их юридическую значимость, следователь или суд включают в свое постановление (определение) все вопросы сторон в их неизменном виде. Если учесть, что они присоединяются к основным вопросам, сформулированным самим следователем (судом), это в конечном итоге делает экспертное задание путаным и хаотичным.

Что же делать экспертам-психологам, когда они сталкиваются с такими постановлениями (определениями) о назначении КСППЭ или СПЭ? На наш взгляд, они должны придерживаться следующей стратегии. На первом этапе исключаются вопросы, решение которых не входит в их компетенцию. На втором этапе вопросы группируются и сводятся в тот минимальный типичный экспертный стандарт, который обусловлен характером судебного дела (уголовного, гражданского), процессуальным положением подэкспертного (обвиняемый, свидетель, потерпевший, истец, ответчик и пр.), конкретной статьей уголовного, гражданского, семейного или др. законодательства, что в совокупности и определяет предмет экспертного исследования психолога (СПЭ). На третьем этапе выделяются вопросы, которые могут быть и нетипичными, но обусловлены особенностями конкретного дела и отвечают двум критериям: их решение, во-первых, имеет значение для дела, а во-вторых, входит в компетенцию эксперта-психолога. В соответствии с выполнением задач каждого из очерченных этапов выстраивается и структура экспертного заключения.

2. Ошибки, связанные с неправильным определением рода экспертизы — однородной или комплексной

2.1. Следователем или судом назначается КСППЭ, когда достаточно назначить однородную судебно-психиатрическую экспертизу. В результате в заключении экспертизы даются ответы только на вопросы, входящие в компетенцию психиатра, и утрачивают свое значение вопросы, требующие специальных познаний в психологии. Например, обвиняемый совершил преступление под влиянием галлюцинаторных переживаний или бредовых мотивов и по результатам КСППЭ признан невменяемым. Такого рода экспертные решения встречаются примерно в 20% случаев. Конечно, далеко не всегда можно при назначении экспертизы предугадать, какие решения примут эксперты, но ряд таких случаев достаточно очевиден, например, обвиняемый в убийстве нескольких человек давно болен шизофренией, неоднократно перенес бредовые приступы (что подтверждается медицинской документацией), а следователь необоснованно назначает КСППЭ.

В этих случаях типичный ответ эксперта-психолога должен формулироваться следующим образом: «Поскольку судебно-психиатрические эксперты определили неспособность обвиняемого осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими во время совершения инкриминируемого ему деяния вследствие психического расстройства, ответить на вопрос о том, находился ли обвиняемый в состоянии аффекта (или о существенном влиянии его индивидуально-психологических особенностей на поведение) не представляется возможным: действия подэкспертного определялись не психологическими, а психопатологическими механизмами».

2.2. Следователем или судом назначается КСППЭ, но в постановлении (определении) отсутствуют вопросы, относящиеся к компетенции эксперта-психолога. В каждом десятом документе о назначении КСППЭ не содержится вопросов к психологам. С какой же целью в таком случае назначается не судебно-психиатрическая, а комплексная экспертиза? Скорее всего, во многих случаях происходит элементарная путаница из-за незнания следователем специфики КСППЭ по сравнению с судебно-психиатрической.

В таких ситуациях задачей эксперта-психолога на этапе ознакомления с уголовным или гражданским делом и очного обследования подэкспертного является поиск обстоятельств, которые имеют значение для дела и установление которых входит в его компетенцию. Если он искомые обстоятельства находит, то вправе ответить на недостающие вопросы самостоятельно, используя предоставленное законом право экспертной инициативы (п. 4 ч. 3 ст. 57 УПК РФ, ч. 2 ст. 86 ГПК РФ). Если таких обстоятельств не обнаруживается, то эксперт-психолог должен отметить за своей подписью в заключении комиссии экспертов: «Вопросов, решение которых входит в компетенцию судебного эксперта-психолога, в постановлении (определении) не содержится».

2.3. Следователем или судом назначается судебно-психиатрическая экспертиза, но в постановлении (определении) содержатся и вопросы, которые не входят в компетенцию эксперта-психиатра, но относятся к компетенции эксперта-психолога. Такие случаи более редки, чем вышеописанные, но они также встречаются. Здесь очевидна ошибка при выборе вида экспертизы — следователя интересуют обстоятельства, входящие в компетенцию эксперта-психолога, но он не различает его компетенцию и компетенцию психиатра и неверно полагает, что психиатр может решить вопросы об аффекте, индивидуально-психологических особенностях и т. п.

В таких случаях согласно п. 4 Инструкции об организации производства комплексных экспертиз в судебно-экспертных учреждениях СССР (1986 г.) и п. 7 Инструкции об организации производства судебно-психиатрических экспертиз в отделениях судебно-психиатрической экспертизы государственных психиатрических учреждений (2005 г.), проводится КСППЭ по распоряжению руководителя судебно-психиатрического экспертного учреждения.

2.4. Следователем или судом назначается судебно-психиатрическая экспертиза. В постановлении (определении) все вопросы сформулированы правильно, все они входят в компетенцию эксперта-психиатра. Но при первичном осмотре подэкспертного, при ознакомлении с материалами уголовного дела и медицинской документацией эксперты-психиатры сами приходят к выводу, часто после консультаций с психологом, что в данном случае существуют обстоятельства, имеющие значение для дела, установление которых входит в компетенцию эксперта-психолога, но по поводу которых вопросы поставлены не были. Здесь ошибка следователя совсем другого рода, чем в предыдущем случае: он не путает компетенцию психиатра и психолога, он неверно оценивает следственно-экспертную ситуацию и не видит обстоятельств, требующих либо комплексного экспертного исследования, либо последующего назначения судебно-психологической экспертизы. Наиболее часты ошибки, связанные с необходимостью квалификации ст. ст. 107, 113 УК РФ, т. е. отсутствует вопрос об аффекте.

2.5. Целый ряд комплексных психолого-психиатрических экспертиз назначается в тех случаях, когда можно было ограничиться однородной судебно-психологической экспертизой. Например, обвиняемой в убийстве своего мужа назначена третья повторная КСППЭ из-за сомнений суда в экспертном установлении состояния аффекта в момент убийства. Все три предыдущие КСППЭ, проведенные в разных экспертных учреждениях, пришли к однозначному мнению, что обвиняемая представляет собой психопатическую личность истеро-возбудимого круга, вменяема, но на двух экспертизах был диагностирован аффект, а на одной — сделан вывод о его отсутствии. В данном случае очевидна необходимость производства не КСППЭ, а только судебно-психологической экспертизы.

2.6. Наконец, примерно в 1 случае из 70 в судебно-психиатрическое экспертное учреждение поступают постановления (определения) о назначении КСППЭ, но в этих документах не содержится вопросов, входящих в компетенцию судебно-психиатрического эксперта: сформулированы только вопросы к эксперту-психологу. Чаще всего это экспертизы в отношении малолетних свидетелей и потерпевших.

В таких случаях судебно-психиатрический эксперт в порядке экспертной инициативы отвечает на вопросы, входящие в его компетенцию. Например, в отношении обвиняемого — о наличии у подэкспертного психического расстройства, о его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими во время совершения инкриминируемого ему деяния, о рекомендуемых принудительных мерах медицинского характера.

Подытоживая обзор типичных ошибок, которые допускают следственные и судебные органы при назначении КСППЭ и СПЭ, необходимо отметить следующее. Судебно-экспертная деятельность основывается, в частности, на принципах законности, а также объективности, всесторонности и полноты исследований (ст. ст. 4 — 8, 41 Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации»). Достижению этих принципов часто мешают некорректное формулирование экспертного задания, неправильный выбор рода необходимой экспертизы. Следует иметь в виду, что все перечисленные в постановлении или определении о назначении экспертизы вопросы должны быть воспроизведены в заключении экспертов, и ни один из поставленных перед экспертами вопросов не должен остаться без ответа на него или объяснения причин, почему на него нельзя ответить (ч. 1 ст. 80 УПК РФ, п. 6 ч. 1 ст. 204 УПК РФ, ч. 2 ст. 86 ГПК РФ, ст. 25 Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации»). Возможности же самого судебного эксперта-психолога по исправлению описанных в статье ошибок весьма ограничены.

Поэтому кроме постоянного ознакомления органа или лица, назначающего судебные экспертизы с участием эксперта-психолога, со специальной литературой судебно-следственным органам важно наладить и постоянное взаимодействие с судебно-психиатрическими и судебно-психологическими экспертными учреждениями. А формы такого взаимодействия могут быть разнообразными: это и чтение лекций по организации, теории и методологии КСППЭ и СПЭ юристам в системах дипломного и постдипломного образования; и участие следователей, судей и прокуроров в рабочих совещаниях и научно-практических конференциях судебных психологов и психиатров; и, напротив, обсуждение актуальных вопросов назначения, производства и оценки КСППЭ и СПЭ экспертами-психологами и психиатрами на совещаниях и конференциях, проводимых под эгидой прокуратуры и судебных органов.

Литература

1. Медицинская и судебная психология. Курс лекций: Учебное пособие / Под ред. Т. Б. Дмитриевой, Ф. С. Сафуанова. М.: Генезис, 2005.

2. Сафуанов Ф. С. Судебно-психологическая экспертиза в уголовном процессе. М.: Гардарика; Смысл, 1998.

3. Дмитриева Т. Б., Шишков С. Н., Щукина Е. Я., Макушкин Е. В., Ткаченко А. А., Сафуанов Ф. С., Дозорцева Е. Г. Подготовка следователем материалов для судебно-психиатрической экспертизы: Практическое пособие. М., 2006.

4. Кудрявцев И. А., Савина О. Ф., Морозова М. В. Определение целесообразности и необходимости назначения комплексных судебных психолого-психиатрических экспертиз: Информационное письмо. М., 2006.

5. Щукина Е. Я., Шишков С. Н. Вопросы, подлежащие разрешению с помощью судебно-психиатрической экспертизы // Российский психиатрический журнал. 2007. N 1.

——————————————————————