Типичные процессуальные ошибки

ТИПИЧНЫЕ
УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ  ОШИБКИ ,  ДОПУСКАЕМЫЕ  ПРИ  РАССМОТРЕНИИ  И
РАЗРЕШЕНИИ ИНФОРМАЦИИ  О   ПРЕСТУПЛЕНИЯХ 

Автор: Марфицин
П.Г. Баранов А.М.

Проблемы
укрепления законности в уголовном
судопроизводстве сегодня как никогда
имеют актуальное звучание. Это обусловлено
и ростом преступности, и снижением
профессионального уровня работников
следствия, дознания, прокуратуры, суда,
и с частыми не всегда последовательными
изменениями законодательства,
осуществляемыми в свете судебно-правовой
реформы.

Один
из вопросов реформирования в области
уголовно-процессуального законодательства,
горячо обсуждаемый как практиками, так
и теоретиками — необходима ли стадия
возбуждения уголовного дела, если да,
то в каком виде.

Поляризация
мнений в этом вопросе широка: от позиции
расширения сроков, субъектов и средств
стадии, до ее упразднения.

В
проектах УПК содержание этой стадии,
средства и сроки значительно ограничены
по сравнению с действующим законодательством.
В тоже время Указ Президента России от
14 июня 1994 г. «О неотложных мерах по
защите населения от бандитизма и иных
проявлений организованной преступности»
расширяет круг средств, используемых
в этой стадии.

Не
ставя перед собой задачу принять участие
в дискуссии по вопросу реформирования
первоначального этапа уголовного
судопроизводства, считаем необходимым,
отметить типичные уголовно-процессуальные
ошибки, совершаемые правоприменителями
на данной стадии. Отчасти такие ошибки
обусловлены несовершенством действующего
законодательства. Причем эти вопросы
не нашли полного разрешения и в проектах
уголовно-процессуального кодекса
России.

При
осуществлении судопроизводства большое
значение имеет правильное определение
момента начала уголовно-процессуальной
деятельности. В большинстве случаев
определение этого момента затруднений
не вызывает, поскольку эта деятельность
начинается после поступления законного
повода к возбуждению уголовного дела.
Однако, наряду с четко сформулированными
в законе поводами, законодатель в п.6
ч.1 ст.108 УПК РСФСР предусмотрел
непосредственное обнаружение органом
дознания, следователем, прокурором или
судом признаков преступления. При такой
довольно расплывчатой формулировке
повода определить момент начала
уголовно-процессуальной деятельности
сложно. Деятельность по обнаружению
признаков преступления может быть
весьма длительной, между тем повод
должен представлять собой единовременный
акт, порождающий обязанность решить
вопрос о возбуждении уголовного дела.
Только при этом условии повод выступает
в качестве начального момента
уголовно-процессуальной деятельности
и это в свою очередь позволяет правильно
исчислять сроки проверки информации о
преступлении.

Законодательство
не содержит требования к форме фиксации
непосредственного обнаружения органом
дознания, следователем, прокурором или
судом признаков преступления.

На
практике это приводит к тому, что граждане
вовлекаются в сферу уголовного
судопроизводства без достаточных к
тому оснований, в результате такой
деятельности существенно затрагиваются
их права и законные интересы, порождается
недоверие к работникам милиции. Отсутствие
законодательной регламентации в данном
случае очевидно объясняется тем, что
установить единую форму фиксации вывода
о выявлении признаков преступления
довольно сложно из-за многообразия
приемов непосредственного обнаружения
признаков преступления и широкого круга
государственных органов, наделенных
таким полномочием. Так, информацию о
признаках преступления, выявленных в
ходе оперативно-розыскной или
административной деятельности работникам
органов внутренних дел, удобнее
фиксировать в справках или рапортах.
Сведения о преступлении, выявленном в
ходе проведения предварительного
расследования, целесообразнее отразить
в постановлении и т.п. То есть в данном
случае форма не имеет первостепенного
значения, важно, чтобы такой вывод был
зафиксирован.

Изучение
уголовных дел и материалов об отказе в
возбуждении уголовного дела показало,
что в них не всегда имеется документ,
содержащий вывод о непосредственном
обнаружении признаков преступления.

Работники
следствия и органов дознания в этих
случаях начинают уголовно-процессуальную
деятельность без наличия к тому законного
повода, так как к этому моменту не имеют
документа, содержащего вывод о
непосредственном обнаружении признаков
преступления.

Нередко
практические работники игнорируют
требования закона к форме сообщения о
преступлении, исходящим от предприятия,
организации или должностного лица.
Согласно требованиям ч.3 ст. 110 УПК РСФСР
это сообщение должно быть сделано в
письменной форме. Информация же сделанная
устно, либо по телефону поводом к
возбуждению уголовного дела не является.
Такие нарушения характерны в первую
очередь для сельских ОВД при решении
вопросов о возбуждении уголовных дел
по фактам краж из магазинов, клубов,
других учреждений, а также пожарам и
поджогам.

Но
наиболее часто эта ошибка встречается
при разрешении информации из медицинских
учреждений о поступлении лиц с травмами
криминального характера. Такая информация
оформляется: справками, телефонограммами,
сообщениями, отпечатанными на телетайпе
и др., но в любом случае это оформление
не соответствует требованиям ст.110 УПК
РСФСР. После проверки этой информации
от работников органа дознания или
следователей не поступают в материалы
проверки рапорта (справки) о непосредственном
обнаружении признаков преступления,
что явилось бы в данной ситуации поводом
к возбуждению уголовного дела.

Следующая
группа  ошибок  связана
с  решением  вопросов
о необходимости производства проверки
информации  о   преступлении  и
определением ее границ.

Следственная
практика показывает, что от правильного
определения направления и объема
проверочных действий во многом зависит
обоснованность и законность возбуждения
уголовного дела. Согласно пунктов 2.2;
4.5 Инструкции о порядке приема, регистрации
и разрешения заявлений и сообщений о
преступлениях, начальник органа
внутренних дел или лицо, его замещающее,
в зависимости от содержания поступившей
информации о преступлении дает письменное
указание о порядке ее проверки. Такая
процедура должна заключаться в следующем.
В случаях, когда проведение предварительной
проверки не требуется, начальником
органа внутренних дел должен быть
незамедлительно решен вопрос о возбуждении
уголовного дела. Если же имеется
необходимость в уточнении оснований к
возбуждению уголовного дела, начальник
органа дознания, отдавая поручение о
производстве предварительной проверки,
должен определить ее границы, т.е. указать
какие обстоятельства необходимо уточнить
либо какие действия следует выполнить.
Это позволит воздержаться от неоправданного
расширения границ предварительной
проверки заявления ( сообщения )  о   преступлении ,
необоснованного или несвоевременного
вовлечения граждан в сферу уголовного
судопроизводства и в какой-то мере
повлияет на оперативность  принятия   решения  в
стадии возбуждения уголовного дела.

Большая
часть процессуальных  ошибок  в
стадии возбуждения уголовного дела
связана как с необоснованным расширением
границ предварительной проверки, так
и отсутствием надлежащей проверки
поступившей информации о
совершенном  преступлении ,
а также несоответствием выводов,
изложенных в итоговых процессуальных
документах фактическим обстоятельствам,
изложенным в материалах, т.е. неправильной
их оценке.

Это
довольно часто приводит
к  принятию  несвоевременного
или необоснованного  решения  о
возбуждении уголовного дела, об отказе
в возбуждении уголовного дела, направлении
материалов по подследственности,
неправильной квалификации содеянного
и, в конечном итоге, существенному
нарушению прав и интересов граждан.

Такие
нарушения уголовно-процессуального
закона образуют еще одну группу ошибок,
связанных с несоответствием выводов,
изложенных в итоговом процессуальном
документе данной стадии (постановлении
о возбуждении либо об отказе в возбуждении
уголовного дела) или промежуточном
решении, фактическим обстоятельствам.

К
конкретным ошибкам можно отнести
следующие: неправильная уголовно-правовая
квалификация, совершенного деяния,
которая имеет место как в сторону
криминализации административных или
общественно-противоправных деяний, так
и в сторону декриминализации
уголовно-наказуемых.

Об
этом наглядно, например, свидетельствуют
отдельные показатели работы органов
предварительного следствия Омской
области в 1 полугодии 1994 г. Следователями
прекращено 1822 уголовных дела (26,4 %) от
числа оконченных. Прокурорами за этот
период отменено свыше 200 решений об
отказе в возбуждении уголовного дела
с последующим возбуждением уголовного
дела.

Одним
из требований закона в стадии возбуждения
уголовного дела является соблюдение
сроков  рассмотрения  заявлений
и  сообщений   о  преступлениях .
Законодатель, определив трехдневный
срок для  принятия   решения ,
в исключительных случаях позволяет
увеличить его до десяти суток. Однако
в ст.109 УПК РСФСР не оговорено какие
обстоятельства в данном случае надо
считать исключительными. На практике
это приводит к волоките. По материалам
нашего исследования 76,8% заявлений
и  сообщений   о   преступлениях  рассматриваются
в срок свыше трех суток, хотя по большинству
изученных материалов,  решение  могло
бы быть принято своевременно.

Изучение
практики показало, что во всех без
исключения ОВД, где исследовался этот
вопрос, начальник либо лицо, его
заменяющее, следит лишь за тем, чтобы
срок  рассмотрения  заявлений
и  сообщений   о   преступлениях  не
выходил за пределы десяти суток.
Аналогичным образом ориентированы и
работники дежурных частей, осуществляющие
контроль за своевременность разрешения
информации о преступлениях и представляющие
начальнику ОВД сведения об этом. Почему
решение не принято в течение трех суток
и какие обстоятельства повлекли
увеличение срока производства
предварительной проверки при таком
подходе никем не выясняется. Очевидно
это явилось одним из условий того, что
десятидневный срок разрешения заявления
(сообщения) о преступлении из исключительного
фактически превратился в обычный.

Кроме
того, продолжают иметь место нарушения
даже исключительного срока разрешения
информации о преступлениях. Уже в первом
полугодии 1994 г. по Омской области с
нарушением этого срока было рассмотрено
2785 заявлений и сообщений.

Однако,
кроме субъективных причин (волокита,
недобросовестность и т.п.) существуют
иные обстоятельства, не позволяющие
принять правильное и обоснованное
решение не нарушая сроков предварительной
проверки (временные медицинские критерии
при определении тяжести телесных
повреждений, сроки производства ревизий
и инвентаризаций и т.п.)

С
учетом этих обстоятельств, практикой
были выработаны неофициальные меры,
позволяющие в определенной степени
фиксировать такие причины нарушения
сроков  рассмотрения  заявлений
и  сообщений   о   преступлениях  и
не подвергать наказанию лиц,
занимающихся  рассмотрением перечисленных
выше материалов. В таких случаях лицо,
производящее дознание, в рапорте на имя
начальника органа внутренних дел
излагает причины, не позволяющие
своевременно принять  решение ,
и просит продлить
срок  рассмотрения  информации  о   преступлении .
Начальник органа внутренних дел, как
правило, продляет своей резолюцией срок
на 5-10 дней. В дальнейшем эта процедура
может повторяться. Так, по данным ИЦ УВД
Омской области отдельные материалы
проверялись в срок до 50 суток.

Подобное
встречается довольно часто. Практика
продления сроков  рассмотрения  заявлений
и  сообщений   о   преступлениях  не
имеет под собой ни правовой ни ведомственной
регламентации и основана на нарушении
закона. Тем не менее, она настолько
укрепилась в органах дознания, что 87,3%
опрошенных нами работников дознания
считают ее законной.

Согласно
ст.ст.109, 113 УПК РСФСР о принятом в стадии
возбуждения уголовного дела решении
сообщается заявителю, а при отказе в
возбуждении уголовного дела дополнительно
ему разъясняется право на обжалование
данного решения.

Проведенный
нами анализ показывает, что по 19,0%
отказных материалов заявителю не было
сообщено о принятом решении и не
разъяснены его права. В
случае  принятия   решения  о
возбуждении уголовного дела
инициатор  сообщения   о   преступлении  практически
не уведомлялся об этом.

Закон
не разъясняет в какой форме принятое
решение должно быть доведено до заявителя.
Представляется, что это надо делать
путем направления заявителю письменного
уведомления, а в отдельных случаях не
лишне направить заявителю и копию
постановления об отказе в возбуждении
уголовного дела.

К
числу нарушений уголовно-процессуального
законодательства при осуществлении
проверочных действий могут быть отнесены
действия (бездействия) должностных лиц
по разъяснению прав участникам
предварительной проверки заявлений и
сообщений о преступлениях. Хотя в УПК
РСФСР весьма лаконично упоминается о
субъективных правах лиц, участвующих
в стадии возбуждения уголовного дела,
тем не менее практические работники не
доводят до сведения граждан этот
малочисленный по объему круг прав,
которыми они могут воспользоваться
при  рассмотрении  и
разрешении информации  о  преступлении .
Например, ст.10 УПК РСФСР предусматривает,
что направление материалов без возбуждения
уголовного дела для применения мер
общественного воздействия может иметь
место только в тех случаях, когда лицо,
совершившее деяние, не возражает против
этого. Анализ материалов, по которым
решение было принято в соответствии со
ст.10 УПК РСФСР, показал, что мнение таких
лиц выяснялось и отражалось в процессуальных
документах лишь в 16,4% случаев. Следовательно,
в значительной части случаев лицо, в
отношении которого материалы направлялись
для принятия мер общественного
воздействия, не только не имело возможности
высказывать свои возражения, но даже
не было ознакомлено с этим правом,
предоставленным ему законом.

Еще
одна наиболее распространенная
уголовно-процессуальная  ошибка ,  допускаемая  большинством
практических работников — не предупреждение
заявителя об уголовной ответственности
за заведомо ложный донос. Причинами
этого могут выступать различные факторы.

Согласно
ч.2 ст. 110 УПК РСФСР отметка о предупреждении
об уголовной ответственности за заведомо
ложный донос при составлении протокола
устного заявления делается должностным
лицом. При подаче письменного заявления
целесообразно такую запись целесообразно
сделать под текстом заявления, разъяснив
заявителю сущность данного предупреждения.

Значительное
количество уголовно-процессуальных
нарушений допускается при проведении
такого процессуального действия, как
истребование необходимых материалов.
Это, на наш взгляд, связано с тем, что
законодатель не предусмотрел порядок
и форму проведения данного действия.
Многие рассматривают его как универсальное
средство в которое можно вместить все
многообразие встречающихся в практике
и неурегулированных законом методов
предварительной проверки заявлений и
сообщений о преступлениях. Часто
истребованием материалов «маскируются»
фактически проведенные обыски,
принудительное получение до возбуждения
уголовного дела продуктов жизнедеятельности
человека — образцов крови, мочи, слюны
и др. В большинстве случаев такие действия
оформляются документами, не предусмотренными
уголовно-процессуальным законодательством
(протоколами изъятий, различными актами
и т.п.).

Не
смотря на запрет, содержащийся в законе,
нередко до возбуждения уголовного дела
производятся отдельные следственные
действия. Среди них в изученных материалах
наиболее часто встречались: назначение
экспертизы (20,4%), производство обыска
или выемки (0,8%), допрос (5,4%).

Эти
нарушения характерны прежде всего по
делам о преступлениях, связанных с
незаконным оборотом наркотических
средств. Следственные действия, проводимые
до возбуждения уголовного дела, такие
как, производство обыска, выемки,
получение образцов для сравнительного
исследования, назначение экспертиз,
освидетельствование и др. здесь наиболее
распространены.

Производство
таких действий является существенным
нарушением УПК РСФСР.

Необходимо
оговориться, что об указанных выше
нарушениях уголовно-процессуального
закона как о процессуальных ошибках
можно вести речь только в случае
непреднамеренного или неосторожного
их совершения. Во всех иных случаях, а
именно при небрежности, при преднамеренном
нарушении закона следует говорить о
правонарушении с последующим применением
мер дисциплинарной или уголовной
ответственности.

Безусловно,
что основной резерв в устранении
процессуальных ошибок в стадии возбуждения
уголовного дела необходимо искать в
повышении уровня профессионализма,
юридической грамотности и более
добросовестном отношении следователей
и лиц, производящих дознание к своей
работе, а так же более качественном
контроле за их деятельностью.

Основная
часть.Типичные нарушения требований,
предъявляемых к заявлениям и сообщениям
о преступлении. 

Основная
часть Типичные нарушения установленного
порядка разрешения заявлений и сообщений
о совершенных и готовящихся преступлениях.

Ежегодно
органами прокуратуры в ходе проверок
деятельности органов внутренних дел
выявляются нарушения в сфере
учетно-регистрационной дисциплины,
которые связаны с регистрацией, приемом
и рассмотрением сообщений о совершенных
и готовящихся преступлениях.

Такие
нарушения по причинам их возникновения
можно разделить условно на две основные
группы. 

1.
Нарушения, связанные с неполнотой и
несвоевременностью регистрации сообщений
о совершенных и готовящихся преступлениях.

2.
Нарушения, связанные с незаконностью
и необоснованностью решений, принятых
по зарегистрированным сообщениям о
совершенных и готовящихся преступлениях.

Рассмотрим
по отдельности каждое нарушение.

Такие
нарушения, как правило, допускаются
оперативными дежурными дежурных частей
соответствующих правоохранительных
органов. Например, дежурный по органу
внутренних дел не вправе отказать в
приеме заявления (сообщения) о преступлении
по мотивам его совершения на территории,
обслуживаемой другим органом внутренних
дел. Органы внутренних дел обязаны
безотлагательно реагировать на любую
информацию, содержащую данные о подготовке
или совершении преступления.

Наглядным
примером существующих в этой области
нарушений могут являться примеры с
принятием сообщений о безвестном
исчезновении граждан. Нередко при
обращении родственников, знакомых или
других лиц с сообщением о безвестном
исчезновении граждан в органы полиции
письменные заявления от них не принимаются,
им предлагается выждать время либо
самим вести поиск.

Анализ
результатов проверок (как ведомственных,
так и проведенных прокурорами) законности
деятельности работников органов
внутренних дел показывает, что при
обращениях граждан в связи с безвестным
исчезновением лиц часто допускаются
следующие нарушения:

—
дежурные по органу внутренних дел
предлагают заявителям обратиться в
другие ОВД (например, по месту последнего
жительства исчезнувшего);

—
работники дежурных частей, не принимая
заявлений, уведомляют в устной форме
обратившихся граждан о том, что такие
заявления принимаются спустя трое суток
после исчезновения гражданина. Это
объясняется ненужностью «лишних бумаг»;

—
оперативные дежурные или участковые
уполномоченные инспекторы предлагают
заявителям список телефонов, больниц,
моргов и бюро несчастных случаев для
самостоятельной проверки (также без
оформления письменного заявления);

заявление
принимается, однако не регистрируется
в книге регистрации заявлений и сообщений
о преступлениях, данные о безвестном
исчезновении не включаются в ежедневную
информацию о происшествиях, а на заявлении
не ставятся соответствующие штампы;

—
заявителям предлагается переписать (а
иногда и по нескольку раз) ранее принятое
заявление с указанием более поздней
даты обращения;

—
не осуществляются проверки по
соответствующим учетам (об ушедших при
неизвестных обстоятельствах из
медицинских и детских учреждений и т.
д.) для выявления случаев безвестного
исчезновения;

—
материалы о гражданах, без вести пропавших
списываются в номенклатурное дело
канцелярии без принятия соответствующих
решений;

—
не выполняется требование о незамедлительном
направлении сообщений прокурору о
безвестном исчезновении граждан.

К
таким видам нарушений также относятся
нарушения, связанные с оформлением и
ведением книги учета сообщений о
преступлениях (КУСП) и полнотой приема
сообщений о происшествиях (могут не
регистрироваться сообщения, сделанные
по телефону).

Кроме
того, нарушения порядка учета и регистрации
сообщений о преступлениях могут
выражаться в необоснованном списании
материалов в специальное номенклатурное
дело, без направления их в орган дознания
или предварительного следствия для
производства доследственной проверки.

3.
Нарушения, связанные с незаконностью
и необоснованностью решений, принятых
по зарегистрированным сообщениям о
совершенных и готовящихся преступлениях.

Данные
нарушения допускаются следователями
и дознавателями. К таким нарушениям,
как правило, относятся не полное и не
своевременное принятие процессуальных
решений в порядке ст.ст. 145, 146 УПК РФ: о
возбуждении уголовного дела, об отказе
в возбуждении уголовного дела и о
направлении материалов для рассмотрения
по подследственности. При этом неполнота
указанных решений может выражаться:

—
в не проведении всех возможных проверочных
мероприятий (особенно тех, которые
должны быть выполнены оперативно-следственной
группой в дежурные сутки), например
таких, как опрос всех возможных очевидцев
и свидетелей происшествия, проведение
осмотра места происшествия. Эти нарушения
могут выражаться в том, что не назначаются
необходимые специальные исследования
(например, судебно-медицинское исследование
трупа на предмет установления причин
смерти; криминалистическое исследование
вещества, на предмет отнесения его к
наркотическому средству; производство
инвентаризации или ревизии на предмет
установления недостачи материальных
средств и т. п.);

—
в отсутствии юридической оценки всех
фактов, о которых указано в сообщении
о преступлении, которая дается следователем
или дознавателем при вынесении
соответствующих постановлений об отказе
в возбуждении уголовного дела или о
возбуждении уголовного дела.

Причиной
указанных нарушений установленного
порядка разрешения заявлений и сообщений
о совершенных и готовящихся преступлениях
является неправильная организация
работы по заявлениям и жалобам граждан,
своевременности их учета, регистрации
и качества проведенных по ним проверок.

О
результатах своей деятельности на этом
участке надзора прокуроры районов
должны информировать прокуратуру
субъекта Российской Федерации, ежемесячно
направляя копии указанных актов, а также
сведения о количестве выявленных и
дополнительно поставленных на учет
преступлений.

Проведение
прокурорских проверок о соблюдении
установленного порядка разрешения
сообщений о преступлениях можно разделить
на два этапа:

1)
проверка полноты и своевременности
регистрации сообщений о совершенных и
готовящихся преступлениях;

2)
проверка законности и обоснованности
решений, принятых по зарегистрированным
сообщениям о совершенных и готовящихся
преступлениях.

При
проверке полноты и своевременности
регистрации сообщений о совершенных и
готовящихся преступлениях наиболее
часто выявляются такие нарушения, как:

—
отсутствие установленного учета
проверочных материалов;

—
направление дежурными частями заявителей
в оперативные и иные подразделения ОВД
без регистрации их заявлений в КУСП;

—
списание сообщений о преступлениях в
различные номенклатурные дела (наряды)
без их регистрации в КУСП;

—
передача исполнителям заявлений о
преступлениях без их регистрации в
дежурной части;

—
передача сотрудникам оперативно-розыскных
подразделений и участковым уполномоченным
материалов, содержащих информацию,
которая указывает на явные признаки
преступления и достаточную для принятия
решения о возбуждении уголовного дела,
когда такие материалы должны передаваться
следователям и дознавателям, уполномоченным
принимать решение о возбуждении
уголовного дела;

—
присутствие формального подхода в
работе соответствующих комиссий ОВД
при проведении ими сверок полноты
регистрации сообщений о преступлениях
и иной информации;

—
отсутствие в дежурных частях и местах
приема граждан информационных стендов,
разъясняющих порядок приема, регистрации
и разрешения заявлений о преступлениях;

—
отсутствие вручения лицам, сделавшим
заявления о преступлении, соответствующего
талона-уведомления о принятии такого
заявления;

—
отсутствие такого вида работы по приему
сообщений о преступлениях, как «телефон
доверия».

При
проверке законности и обоснованности
решений, принятых по зарегистрированным
сообщениям о совершенных и готовящихся
преступлениях, наиболее часто выявляются
нарушения:

—
фальсификация материалов доследственной
проверки путем внесения в них ложных
сведений, например об отсутствии имевших
место преступных действиях либо об
отсутствии или незначительности
материального вреда, причиненного
потерпевшему, и т. п.;

—
нарушение порядка проведения осмотра
места происшествия и правил составления
соответствующего протокола (фактическое
отсутствие понятых, неверное указание
времени осмотра, нарушение правил
изъятия вещественных доказательств и
т. п.) и иных следственных действий,
проведение которых в соответствии с
УПК РФ допускается до возбуждения
уголовного дела;

—
отсутствие регистрационного штампа
КУСП на сообщении о преступлении;

—
отсутствие резолюции начальника ОВД,
посредством которой проведение
доследственной проверки сообщения о
преступлении и принятие по ней решения
в соответствии со ст. 144, ст. 145 УПК РФ
поручается уполномоченному на то
конкретному должностному лицу органов
предварительного следствия или дознания.
Отсутствие резолюции приводит к тому,
что решение по результатам доследственной
проверки будет считаться принятым не
уполномоченным на то лицом;

—
нарушение правил подследственности,
предусмотренной ст. 151 УПК РФ, при принятии
решения по результатам доследственной
проверки либо при принятии решения о
передаче сообщения по подследственности;

—
нарушение сроков принятия решения,
предусмотренных в порядке ст. 144 УПК РФ;

—
принятие по результатам доследственной
проверки решения, не основанного на
установленных фактических данных либо
без принятия их во внимание, а также с
нарушением формальных требований,
предъявляемых к такого рода решениям
УПК РФ;

—
не направление либо несвоевременное
направление копий постановлений: о
возбуждении уголовного дела прокурору,
в соответствии с ч. 4 ст. 146 УПК РФ, либо
об отказе в возбуждении уголовного дела
прокурору и заявителю, в соответствии
с ч. 4 ст. 148 УПК РФ.

В
заключении хотелось бы отметить, что
процесс принятия решения по сообщению
о преступлении – очень ответственный.
В данном процессе не могут быть допущены
ошибки как в ту, так и в другую сторону.
За каждым принятым решением стоят судьбы
людей, их конституционные права и
жизненно важные интересы. Именно в этой
стадии осуществляется политика
государства и создается авторитет
государственной власти. Ничто так не
подрывает авторитет власти, как
несправедливое, вопреки закону принятое
решение.

Основными
способами устранения процессуальных
ошибок в стадии возбуждения уголовного
дела являются необходимость повышения
уровня профессионализма, юридической
грамотности и более добросовестном
отношении следователей и лиц, производящих
дознание к своей работе, а так же более
качественный контроль за их деятельностью.

Не так давно меня пригласили выступить на Ковалевских чтениях в Екатеринбурге. Это мероприятие  в основном посвящено проблемам уголовного права, но была и общая панель, посвященная судебным ошибкам. Тема моего выступления была такая: почему судьи арбитражных судов допускают ошибки при разрешении дел.

Ниже — текст моего выступления, переданный очень близко к тому, что я говорил. Автор текста — Екатерина Стихина 

За приглашение участвовать в таком интересном мероприятии — большое спасибо Denis Puchkov.

* * *

— Семь лет своей жизни я провел в судебной системе, работал в аппарате Высшего арбитражного суда, не понаслышке знаю судейский корпус и вправе рассуждать о причинах судебных ошибок, которые допускают в арбитражных судах при рассмотрении гражданских споров. Для себя я выделяю пять ключевых причин появления судебных ошибок, которые потом обсуждаются в вышестоящих инстанциях.

Первая: к сожалению, правила Арбитражного процессуального кодекса требуют, чтобы суд огласил резолютивную часть судебного акта сразу после окончания слушаний. То есть стороны выступили, суд удаляется в совещательную комнату, потом выходит и провозглашает резолютивку. После этого суд должен в течение некоторого времени — которое установлено кодексом — написать полный текст судебного акта. Раньше я довольно часто слышал от коллег-судей, что дел у них очень много, а времени мало. За день, например, нужно рассмотреть 15 больших сложных споров.  

Я успеваю полистать дело, у меня сложилось какое-то первое впечатление о нем, потом послушал стороны, удалился в совещательную сторону, вынес решение, огласил, — говорили судьи. — Начал отписывать решение, погрузился подробнее в детали, изучил документы… Черт! Я неправильно решил дело! Провозгласил неверное решение! Надо было отказывать в иске, а я его удовлетворил.  

Можно ли упрекать судью в такой ошибке? Я думаю, нет. Это общий порок того, как устроено рассмотрение гражданских споров в России. Дел слишком много, судей мало, нагрузка на них чересчур большая. Кроме того, к огромному сожалению, процессуальные кодексы устанавливают краткие и неоправданные сроки для рассмотрения дел, в течение которых суд должен вынести решение. Это вообще стилистическая особенность именно российского гражданского процесса — устанавливать сроки для рассмотрения дел. А ведь хорошее правосудие не может быть быстрым. И уж тем более хорошее правосудие не может быть поставлено в жесткие рамки процессуальных сроков для рассмотрения дел.

То есть первую проблему можно эффективно решить, отказавшись от принципа обязательности оглашения судебного акта незамедлительно после окончания слушаний. Судье нужно дать время подумать, почитать, походить, возможно, пообсуждать с коллегами те правовые вопросы, над которыми он рассуждает.  

Вторая причина ошибок связана с тем, что многие судьи, которые рассматривают гражданские дела, не всегда осознают отличия стандартов доказывания, которые есть в гражданском процессе и в уголовном. Так, уголовный процесс основан на стандарте доказывания «Вне всяких разумных сомнений». То есть не должно остаться никаких сомнений в том, что подсудимый виновен.

В гражданском процессе стандарт доказывания совсем другой — «Баланс вероятности». То есть скорее был факт, чем его скорее не было. Скорее да, чем скорее нет. Скорее директор действительно подписал этот договор, чем скорее не подписывал. Скорее товар был передан, чем не был.

Мы видим огромную проблему в том, что судьи, которые разбирают гражданские дела, допускают смешение стандартов доказывания. И в первую очередь — в делах о взыскании убытков. Наша судебная практика на протяжении полутора десятков лет пришла к тому, что стандарт доказывания в делах о взыскании убытков был, по сути, задран до того же стандарта, что используется в уголовных делах. Итог очень простой: истец никогда не может доказать убытки. И получается, что самый главный иск в арбитражном суде, иск кредитора о возмещении причиненных ему убытков, — практически проигрышная история. 

Если посмотреть судебную статистику по спорам о взыскании убытков, особенно на их удовлетворяемость, она смехотворна! Такого не может быть в нормальном развитом правопорядке.  

Третья причина судебных ошибок — это относительно невысокая культура структурирования судебных текстов. Как устроено решение по гражданскому делу сегодня в России: это, как правило, сплошной текст. В лучшем случае мы увидим разделение на абзацы, но никаких частей типа «позиция истца», «позиция ответчика», «позиция суда».

Если мы возьмем, например, акты вышестоящих судебных инстанций, то тоже не увидим деления на блоки: позиция нижестоящего суда; причины, по которым вышестоящий суд не согласился с нижестоящим. Суды просто вываливают на нас сплошной текст на 10-15-20-30 страниц, в котором нет элементарной культуры письменной речи — разделения на смысловые блоки!

А когда ты пишешь такой текст, то ошибиться намного легче. Проще пропустить какие-то аргументы, которые были выдвинуты стороной, замолчать их. И наоборот: если в тексте вы указываете: «У истца было пять аргументов», и дальше, как судья, анализируете: «Первый не подходит потому-то, второй отклоняется по такой причине», то вероятность ошибки намного меньше.

Мы до сих пор не научились писать судебные акты правильно и красиво, и это, в том числе, порождает то, что судьи невнимательно относятся к аргументам сторон, просто иногда замалчивают их, и поэтому допускают ошибки. 

Четвертая причина тоже связана с культурой письменной речи, а именно, с культурой написания судебных актов с содержательной стороны.

К огромному сожалению, суды боятся открытых рассуждений. Очень редко когда судья имеет смелость написать: «Свидетель такой-то сказал то-то, но я ему не доверяю, потому что он нервничал, у него бегали глаза. Поэтому те показания, что он дал, скорее всего, недостоверны». Наши судьи не пишут судебные акты от первого лица — я.

Такая деперсонализация, деидентификация судебных актов просто приводит к тому, что судья отстраняется от результата своего творчества, своего детища, и не так тщательно относится к тому, как этот акт будет выглядеть, как будут воспринимать его читатели. (Например, я когда пишу решения по делам, где я выступаю в качестве арбитра, я всегда пишу текст от первого лица «я полагаю», «мне представляется», «меня не убедило» и т.д.).

Давайте возьмем средний акт по гражданскому делу! Что это такое? Это изложение обстоятельств дела, дальше вы увидите 10-15 абзацев, где будут просто процитированы нормы Гражданского кодекса. Например, «в соответствии со статьей 309 ГК РФ, обязательства должны исполняться надлежащим образом». Как будто мы не знаем, что написано в статье 309 ГК! Зачем это писать? Какой смысл в простом цитировании нормативных актов?  

И мы видим пулеметную очередь из абзацев-цитат законов и дальше: «На основании изложенного суд решил». А где логика? Где рассуждения? Как мы поймем, что суд действительно вывел из неких законоположений какое-то умозаключение? 

Есть исключения из этого правила, конечно. Но, к сожалению, подавляющее большинство текстов, которые сегодня выносят суды по гражданским спорам, на мой взгляд, не очень убедительны.   

И последняя причина ошибок, которые могу допускать судьи, кроется в принципе рекрутинга судейского корпуса.

Не секрет, что основной источник пополнения штата судей в арбитражных судах — это помощники, бывшие секретари судебных заседаний. И, по большому счету, карьера судьи такова: секретарь — помощник — судья. При рекрутинге судей очень опасливо относятся к юристам, которые пришли извне, не работавшим в судебной системе. Мне, например, неизвестны случаи, когда судьями арбитражных судов становились люди, имеющие за плечами практический опыт работы юрисконсультами или адвокатами.

Я не хочу сказать, что помощники судей как судьи хуже, чем бывшие адвокаты. Я хочу просто подчеркнуть: когда карьерная лестница, по которой человек пришел к должности судьи и надел мантию, не содержит в себе опыта практической юриспруденции, такому судье при рассмотрении коммерческих споров будет сложно. Ведь он не знает коммерческой жизни.  

При том что в спорах, которые рассматриваются в арбитражных судах, поднимаются сложнейшие вопросы, связанные с банкротством, с привлечением к субсидиарной ответственности лиц, которые довели компанию до несостоятельности. С оспариванием сделок, с привлечением к ответственности директоров, которые действуют во вред интересам компаний. На мой взгляд, крайне тяжело разрешать такие споры правильно, если у тебя нет практического бэкграунда. 

Если ты не знаешь бизнес-жизнь изнутри, ее изнанку, не имеешь представления, принято ли в бизнесе делать то, что делал директор, можно ли совершать такие сделки в тех условиях, в каких находился он, как ты можешь выносить суждение о том, действительно ли глава компании действовал против ее интересов?! 

Поэтому, к огромному сожалению, ошибки в делах, связанных с непременным наличием бизнес-опыта у того, кто рассматривает спор, завязаны на технологию формирования судейского корпуса. А она сегодня является в России доминирующей. 

Материал написан на основе выступления на XVI Международной научно-практической конференции «Ковалевские чтения». http://ekb.dk.ru/news/pyat-prichin-strashnyh-oshibok-sudey-v-arbitrazhah-pochemu-vy-nikogda-ne-dokazhete-svoi-ubytki-237118065?fbclid=IwAR2vVi5ZT-g0YXhSXDN5K7jPbnW6BZvS6MnjTZKkNsk3ihRkXss6xMqFMZY

Судебная экспертиза: типичные ошибки Возрастное ограничение: 12+ Жанр: Юридическая Издательство: Проспект Дата размещения: 21.01.2014 ISBN: 9785392085187 Язык: Объем текста: 642 стр. Формат: Оглавление 1. Общие положения 2. Экспертные ошибки судебного исследования документов 3. Ошибки назначения и производства судебной лингвистической экспертизы 4. Ошибки назначения и производства судебных фоноскопических экспертиз 5. Экспертные ошибки при производстве судебной психологической экспертизы 6. Ошибки при производстве судебных психофизиологических экспертиз с применением полиграфа 7. Ошибки в судебно-психиатрической экспертизе 8. Ошибки судебно-медицинских экспертиз 9. Ошибки при исследовании объектов биологического происхождения 10. Ошибки при производстве трасологических экспертиз 11. Ошибки дактилоскопической экспертизы 12. Экспертные ошибки при производстве криминалистических исследований сигнальных устройств 13. Ошибки судебной портретной экспертизы 14. Ошибки судебно-баллистической экспертизы 15. Ошибки при производстве искусствоведческих и судебно-искусствоведческих экспертиз 16. Ошибки в судебной экспертизе следов пахнущих веществ пота и крови человека 17. Экспертные ошибки при исследовании наркотических средств, психотропных или сильнодействующих веществ 18. Экспертные ошибки при производстве судебно-почвоведческой экспертизы 19. Экспертные ошибки при производстве судебно-экологической экспертизы 20. Ошибки инженерно-технических экспертиз 21. Ошибки, допускаемые при производстве судебных компьютерно-технических экспертиз 22. Ошибки судебных экономических экспертиз Для бесплатного чтения доступна только часть главы! Для чтения полной версии необходимо приобрести книгу 1. ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ Россинская Е. Р. Статья 25 Федерального закона от 31 мая 2001 г. № 73—ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» гласит, что на основании проведенных исследований с учетом их результатов эксперт от своего имени или комиссия экспертов дают письменное заключение и подписывают его. Согласно ч. 1 ст. 55 ГПК, ч. 2. ст. 64 АПК, п. 3 ч. 2 ст. 74 УПК, ч. 2 ст. 26.2 КоАП заключение эксперта является доказательством по делу. Но, как подчеркивал Р. С. Белкин, «доказательственное значение заключения эксперта зависит от его истинности, внутренней непротиворечивости, точности и достоверности всех действий, оценок и выводов эксперта в ходе и по результатам процесса экспертного исследования». Эксперт проводит исследования объективно, на строго научной и практической основе, в пределах соответствующей специальности, всесторонне и в полном объеме. Однако, как любой человек, судебный эксперт может допускать ошибки. В то же время ошибки, допущенные экспертом в процессе производства экспертизы и подготовки заключения по ее результатам, могут сделать это доказательство ничтожным. Объективизация процесса доказывания требует предупреждения и своевременного распознавания экспертных ошибок, а в конечном счете — искоренения причин, их порождающих. Экспертные ошибки следует отличать от заведомой ложности заключения, поскольку за дачу заведомо ложного заключения эксперта ст. 307 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность. Однако в литературе нередко отсутствует четкое разграничение ошибочного заключения вследствие добросовестного заблуждения эксперта и заведомо ложного экспертного заключения. Так, авторы Комментария к Уголовному кодексу Российской Федерации под. ред. А. И. Чучаева, комментируя ст. 307, указывают, что «заключение эксперта является ложным, если оно содержит искажение фактов, неверную оценку либо выводы, не основанные на материалах уголовного, гражданского или арбитражного дела. Это может, например, относиться к оценке вреда, причиненного здоровью (вместо средней тяжести указывается тяжкий или наоборот)…». Совершенно непонятно, почему заключение эксперта, содержащее неверную оценку фактов, сразу трактуется как заведомо ложное, и в расчет не принимается возможность экспертной ошибки в силу добросовестного заблуждения. Еще более странным является требование основывать заключение эксперта на других материалах дела, с которыми, во-первых, может вообще не быть никакой связи, например, при производстве автотехнической экспертизы по установлению механизма дорожно-транспортного происшествия, когда результаты экспертизы противоречат показаниям фигурантов по делу. Показания могут быть как заведомо ложными, так и результатом добросовестного заблуждения. Следует напомнить, что ни одно доказательство не имеет заранее установленной силы. Во-вторых, именно такие комментарии, когда эксперту предлагается решать вопросы, связанные с квалификацией деяния «оценка вреда, причиненного здоровью (вместо средней тяжести указывается тяжкий или наоборот)», что явно лежит вне пределов экспертной компетенции, и приводят к грубым экспертным ошибкам, когда эксперт подменяет следователя или суд. Далее авторы этого комментария высказывают весьма спорное суждение, что «в отличие от ложных показаний свидетеля, потерпевшего и специалиста умолчание экспертом о существенных обстоятельствах, выразившихся в том, что в заключении не была отражена часть фактов либо отсутствует их оценка, также образует состав рассматриваемого преступления». Опять-таки неясно, почему неотражение каких-то фактов или отсутствие их оценки — не результат экспертной ошибки или внутреннего убеждения эксперта в том, что эти обстоятельства не имеют значения при формулировании выводов, но обязательно сделано намеренно? Полагаем, заведомо ложное заключение — это умышленное действие, направленное на сознательное и целенаправленное игнорирование или умалчивание при исследовании существенных фактов и свойств объекта экспертизы. Оно может состоять в осознанных неверных действиях по проведению экспертизы, умышленно неверном применении или выборе методики экспертного исследования, заведомо неправильной их оценке. Осознание ложности своих выводов или неправильности действий исключает добросовестное заблуждение как такое психологическое состояние, при котором субъект не осознает неправильность своих суждений или действий, а искренне полагает, что он мыслит и действует правильно. В целом аналогично определяют ложное заключение эксперта комментарии к УК РФ под редакцией В. М. Лебедева («заведомо ложное заключение эксперта — это преднамеренно неверный, не соответствующий действительности вывод по результатам исследования материалов, относящихся к предмету экспертизы») и под редакцией А. В. Бриллиантова («ложность заключения эксперта выражается в намеренном искажении выявленных им фактов или в умолчании о них либо в неверной оценке фактов, ложных выводах из представленных для исследования материалов дела»). По своей природе экспертные ошибки неоднородны и могут быть разделены на три класса: — ошибки процессуального характера; — гносеологические ошибки; — деятельностные (операционные) ошибки. 1.1. Экспертные ошибки процессуального характера Экспертные ошибки процессуального характера заключаются в нарушении экспертом процессуального режима и процедуры производства экспертизы: — выход эксперта за пределы своей компетенции; — выражение экспертной инициативы в не предусмотренных законом формах; — обоснование выводов материалами дела, а не результатами исследования; — самостоятельное собирание материалов и объектов экспертизы; — актов с заинтересованными лицами, принятие поручения на производство экспертизы и материалов от неуполномоченных лиц; — несоблюдение по незнанию процессуальных требований к заключению эксперта (в том числе отсутствие в заключении необходимых по закону реквизитов); — обоснование выводов не результатами исследования, а материалами дела и др. Следует подчеркнуть, что процессуальные экспертные ошибки часто становятся следствием следственных и судебных ошибок, связанных с назначением судебной экспертизы и оценкой ее результатов. Например, при производстве судебной пожарно-технической экспертизы для установления механизма возникновения и развития пожара была назначена пожарно-техническая экспертиза. Государственный судебный эксперт получил непосредственно от ответчика аппарат электрозащиты якобы с места пожара, произвел его исследование и дал категорический вывод в пользу ответчика, что аппарат защиты был исправен и не мог послужить причиной возникновения горения. Однако специалист, осмотревший аппарат защиты в ходе судебного заседания, указал на признаки, свидетельствующие о том, что аппарат защиты является новым и не мог находиться на месте пожара. Здесь налицо прежде всего ошибка суда при назначении экспертизы, заключающаяся в нарушении нормы ч. 2 ст. 86 ГПК: «Эксперт не вправе. вступать в личные контакты с участниками процесса, если это ставит под сомнение его незаинтересованность в исходе дела…». Ошибка способствовала экспертной ошибке или даже заведомой ложности экспертного заключения, но в данном случае доказать заведомую ложность не представилось возможным. Выход эксперта за пределы своей компетенции может заключаться в решении им вопросов, являющихся прерогативой правоприменителя, или вопросов, для ответов на которые вообще не требуется специальных знаний. Включение подобных вопросов в постановление (определение) о назначении судебной экспертизы — один из видов следственных (судебных) ошибок. Но если эксперт отвечает на подобный вопрос, а не отказывается от его решения — это уже экспертная ошибка. Пленум Верховного Суда РФ разъясняет, что «постановка перед экспертом правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции органа, осуществляющего расследование, прокурора, суда (например, что имело место — убийство или самоубийство), как не входящих в его компетенцию, не допускается». Типичным является следующий пример. По уголовному делу о мошенничестве была назначена судебно-бухгалтерская экспертиза, на разрешение которой вынесены вопросы: 1. Какое количество нефти в период с февраля по май 2004 г. получило ООО Х от ОАО Y? 2. Кому, когда и как указанная нефть, полученная ООО Х? была реализована? 3. Какими документами подтверждается получение нефти в период с февраля по май 2004 г. ООО Х от ОАО Y (договоры, акты приема-передачи нефти)? 4. Как и кем произведена оплата за нефть? 5. Каким образом и кем полученная ООО Х нефть переработана в нефтепродукты? 6. Причинен ли материальный ущерб ОАО Y, в каком размере? Эксперт негосударственного судебно-экспертного учреждения дал ответы на все эти вопросы, тогда как совершенно очевидно, что первые четыре вопроса не относятся к предмету судебно-бухгалтерской экспертизы, да и вообще не требуют для своего решения проведения исследования с применением специальных знаний, которое является необходимым атрибутом судебной экспертизы. Все интересующие следователя данные либо содержатся в материалах дела, либо могут быть получены путем производства запросов в соответствующие организации. Если документы, обосновывающие те или иные хозяйственные операции, не предоставляются, они могут быть получены путем производства таких следственных действий, как выемка или обыск. Далее при производстве судебно-бухгалтерской экспертизы может быть проверена полнота отражения в бухгалтерских документах операций приема, хранения, реализации товарно-материальных ценностей, поступления и расходования денежных средств. Что касается пятого вопроса, то если следствие интересуют технология переработки, выходы (объемы) готовых нефтепродуктов, это решается при осуществлении судебной инженерно-технологической экспертизы. Если же имеется в виду, сколько и каких нефтепродуктов получено по документам отчетности, то этот вопрос опять-таки не является экспертным, поскольку не требует исследования с использованием специальных знаний: информация может быть получена непосредственно из документов. Неправомерность постановки шестого вопроса очевидна, поскольку вопрос о величине ущерба требует оценки всех имеющихся по делу доказательств, и следовательно, его решение является прерогативой следствия и суда. В данном случае деяние квалифицируется как мошенничество (ч. 3 ст. 159 УК РФ). Крупный размер ущерба является здесь квалифицирующим признаком. В итоге после выступления специалиста в суде данная судебная экспертиза была исключена из числа доказательств. Одной из самых распространенных экспертных ошибок является самостоятельный сбор экспертом объектов для исследования. Согласно процессуальному законодательству и ст. 17 ФЗ ГСЭД эксперт вправе знакомиться с материалами дела, но это право ограничено предметом экспертизы. К сожалению, на практике такие ошибки допускаются достаточно часто. Поясним это на примере. По гражданскому делу для производства судебно-бухгалтерской экспертизы в распоряжение экспертов предоставлялся системный блок персонального компьютера из бухгалтерии ООО L. Эксперт в своем заключении указывает, что выводы делались на основании «анализа данных 1С-бухгалтерии (программы, посредством которой вели бухгалтерский учет в организации)». В данном случае исследование программного обеспечения и баз данных не относится к предмету судебнобухгалтерской экспертизы, т. е. имеет место выход эксперта за пределы его компетенции, заключающийся в разрешении вопросов, относящихся к родам или видам экспертиз за пределами его экспертной специализации. Здесь сначала должна была быть назначена судебная компьютерно-техническая экспертиза: программно-компьютерная — для установления, какое программное обеспечение имеется на данном компьютерном устройстве и работает ли оно в штатном режиме; информационно-компьютерная экспертиза (данных), в ходе которой можно было бы установить, какие базы данных имеются на жестком диске системного блока. В определении суда о назначении судебно-бухгалтерской экспертизы и предоставленных в распоряжение экспертов материалах даже не упоминалось, какого рода программное обеспечение было в системном блоке, функционировало ли оно в штатном режиме. Из заключения следовало, что эксперты-бухгалтеры сами обнаружили данное программное обеспечение и проанализировали его работу. При этом были выявлены базы данных, содержащие ряд документов бухгалтерской отчетности. Фактически, анализируя содержание жесткого диска системного блока, эксперты собирали доказательства и выбирали, что им исследовать, и тем самым подменяли субъекта, назначившего экспертизу. Сведений о том, как подключался системный блок, какие с ним производили манипуляции, в экспертном заключении не содержалось. Это и неудивительно, поскольку эксперты-бухгалтеры не располагают необходимыми для этого специальными знаниями. В итоге возникшие сомнения в объективности и обоснованности заключения привели к исключению его из доказательств. Назначить судебную компьютерно-техническую экспертизу после неизвестных манипуляций экспертов-бухгалтеров с системным блоком, в ходе которых могли произойти необратимые изменения хранившейся в нем информации, арбитражный суд счел нецелесообразным. Самостоятельным сбором материалов для экспертизы является и анализ экспертом всех материалов дела. Эксперт вправе знакомиться с материалами дела, относящимися к предмету экспертизы. Но эти материалы должны быть отобраны следователем, судом, органом, рассматривающим дело об административном правонарушении. В случае, когда представленных материалов недостаточно, эксперт имеет право запросить недостающие. Но право эксперта знакомиться с материалами дела ограничено предметом экспертизы. Эксперт не имеет права подменять субъектов, назначивших экспертизу, и заниматься анализом материалов дела, собирая доказательства, выбирая, что ему исследовать, например, анализировать свидетельские показания, подбирать образцы для сравнения, иначе могут возникнуть сомнения в объективности и обоснованности заключения. В то же время эксперт может фактически заниматься собиранием вещественных доказательств в ходе экспертного исследования. Речь идет о ситуации с исследованием микроколичеств веществ и материалов, называемых в криминалистике микрообъектами. По существующей практике субъект, назначающий экспертизу, например для установления факта контактного взаимодействия, обоснованно предполагая, что на тех или иных предметах имеются микрообъекты, прежде всего задает вопрос: имеются ли на представленных для исследования предметах волокна, микрочастицы лакокрасочного покрытия, металла и пр. Аналогичные вопросы задаются иногда при необходимости обнаружения невидимых следов рук на изъятых предметах. Эксперт в ходе экспертного осмотра представленных предметов и при обнаружении микрообъектов (следов) фиксирует этот факт в своем заключении. Обнаруженные микрообъекты, приобретающие значение вещественных доказательств, подвергаются дальнейшему экспертному исследованию для решения других вопросов экспертного задания. Таким образом, эксперт фактически собирает (обнаруживает, фиксирует, изымает) доказательства, на что у него нет права согласно букве закона. К подобным действиям эксперта, явно выходящим за пределы его компетенции, следователь и суд относятся весьма снисходительно. По мнению Л. В. Виницкого, осмотр предметов — вероятных носителей микрообъектов — должен производиться по месту их обнаружения, как правило, при осмотре с участием специалиста. Именно следователь составляет протокол об их обнаружении, в котором фиксируются их индивидуализирующие признаки. Предложенное Л.В. Виницким решение действительно соответствует действующему законодательству и исключает его нарушение, но с точки зрения практики оно весьма трудно реализуемо. Во-первых, обнаружение микрообъектов в лабораторных условиях намного результативнее. Во-вторых, это процесс длительный, он может продолжаться несколько дней кряду, поэтому нереально постоянное присутствие следователя или судьи. На основании вышеизложенного полагаем, что эксперту должно предоставляться право собирать доказательства при исследовании предметов — возможных носителей микрообъектов — и при производстве некоторых видов экспертиз. Кстати, законодатель уже сделал шаг на этом пути, установив в ч. 4 ст. 202 УПК РФ, что если получение образцов для сравнительного исследования является частью судебной экспертизы, то оно производится экспертом. Другой характерной экспертной ошибкой, а именно вариантом экспертной инициативы в непредусмотренной законом форме, является изменение экспертом формулировки вопроса, поставленного на его разрешение. К сожалению, зачастую формулировки вопросов не соответствует общепринятым рекомендациям. Ни в одном процессуальном кодексе, равно как и в вышеуказанном Федеральном законе, судебному эксперту не предоставляется право переформулировать вопросы. Он может только обратиться к следователю или суду с ходатайством о предоставлении дополнительных материалов. Но можно ли считать уточнение вопросов предоставлением дополнительных материалов, ведь вопросы уже зафиксированы в постановлении (определении) — процессуальном документе, принятом в соответствии с определенной процессуальной процедурой? На практике такая проблема возникает ежедневно по всем категориям дел. Например, при рассмотрении в арбитражном суде дела, связанного с пожаром на промышленном объекте, перед экспертом был поставлен вопрос: «Как соотносится с пожаром оплавление медной проводки?» В соответствии с методикой исследования металлических проводников в зонах короткого замыкания и термического воздействия эксперт переформулировал вопрос и дал его в следующей редакции: «Какова природа оплавления медных проводников? Если оплавление вызвано коротким замыканием, то произошло ли оно до начала пожара или в процессе его развития?» Ясно, что последние два вопроса сформулированы корректнее и позволяют эксперту дать категорические выводы, имеющие большое доказательственное значение. Но с формальной точки зрения эксперт вышел за пределы своей компетенции. В п. 30 Инструкции по организации производства судебных экспертиз в ЭКП ОВД Российской Федерации, утвержденной приказом МВД России от 29 июня 2005 г. № 511, указывается, что «в случае необходимости эксперт имеет право изменить редакцию вопросов, не изменяя их смысл». Таким образом, МВД своим приказом наделил экспертов органов внутренних дел правом изменять формулировки вопросов, выносимых на разрешение эксперта. Как нам представляется, это достаточно вольная трактовка права эксперта выйти за пределы экспертного задания и ответить на вопросы, которые не были поставлены, предусмотренного ст. 86 ГПК, 86 АПК, 204 УПК, 25.9 КоАП. Анализ судебной практики показывает, что во многих случаях, особенно в гражданском и арбитражном процессе, такие заключения оспариваются именно по формальным признакам. Стороны или их представители обжалуют изменение формулировок вопросов без их участия и указывают на нарушение своих прав при назначении экспертизы. Представляется, что судебного эксперта необходимо наделить правом переформулировать вопросы, вынесенные на его разрешение, если они сформулированы некорректно с точки зрения теории и методики судебной экспертизы, и уведомить об этом в определенный срок субъекта, назначившего экспертизу. Однако пока законодательно это право эксперта не закреплено, порядок может быть только один. Если эксперт является сотрудником судебно-экспертного учреждения, то необходимость изменения формулировки вопросов он согласует с руководителем учреждения, который, в свою очередь, извещает об этом субъекта, назначившего экспертизу. Далее следователем вносятся изменения в постановление о назначении экспертизы или суд выносит новое определение. Частный эксперт обращается с этим вопросом непосредственно к субъекту, назначившему экспертизу. Весьма распространенной ошибкой процессуального характера является несоблюдение по незнанию процессуальных требований к заключению эксперта (в том числе отсутствие в заключении необходимых по закону реквизитов). Как указано в ст. 25 ФЗ ГСЭД, на основании проведенных исследований с учетом их результатов эксперт от своего имени или комиссия экспертов дают письменное заключение и подписывают его. Если судебная экспертиза производилась в государственном или негосударственном судебно-экспертном учреждении, подписи эксперта или комиссии экспертов удостоверяются печатью этого учреждения. Законодатель регламентирует содержание заключения судебного эксперта лишь в самых общих чертах. В заключении эксперта или комиссии экспертов должны быть отражены: — время и место производства судебной экспертизы; — основания производства судебной экспертизы; — сведения об органе или о лице, назначивших судебную экспертизу; — сведения о судебно-экспертном учреждении, об эксперте (фамилия, имя, отчество, образование, специальность, стаж работы, ученая степень и ученое звание, занимаемая должность), которым поручено производство судебной экспертизы; — предупреждение эксперта в соответствии с законодательством РФ об ответственности за дачу заведомо ложного заключения; — вопросы, поставленные перед экспертом или комиссией экспертов; — объекты исследований и материалы дела, представленные эксперту для производства судебной экспертизы; — сведения об участниках процесса, присутствовавших при производстве судебной экспертизы; — содержание и результаты исследований с указанием примененных методов; — оценка результатов исследований, обоснование и формулировка выводов по поставленным вопросам. Посвященные заключению судебной экспертизы ст. 86 АПК, ст. 204 УПК, ст. 86 ГПК, п. 5 ст. 26.4 КоАП довольно близки по содержанию ст. 25 ФЗ ГСЭД. В них указывается, что заключение дается экспертом только в письменной форме, подписывается им и должно содержать подробное описание произведенных исследований, сделанные в результате их выводы и обоснованные ответы на поставленные следствием и судом вопросы. Если в процессе производства экспертизы экспертом будут установлены обстоятельства, имеющие значение для дела, по поводу которых ему не были поставлены вопросы, он вправе включить выводы об этих обстоятельствах в свое заключение. В государственных судебно-экспертных учреждениях, где экспертная деятельность является основной, требования к форме экспертного заключения, как правило, соблюдаются. Большинство ошибок процессуального характера, связанных с неправильным оформление заключений судебной экспертизы, допускают частные эксперты, не являющиеся сотрудниками экспертных учреждений. Хотя в экспертизах, выполненных в негосударственных судебно-экспертных учреждениях, такие ошибки также встречаются. Типичными ошибками процессуального характера такого рода являются: — нарушение процедуры предупреждения эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения; — отсутствие сведений об экспертах, производивших экспертизу: их образовании, экспертной специальности, стаже экспертной работы и пр.; — отсутствие исследовательской части заключения как таковой; — отсутствие в заключении подробного описания объектов, представленных на экспертизу; — отсутствие подробного описания технологии экспертного исследования, включающей рекомендованную (сертифицированную) экспертную методику, а если таковой не имеется ссылок на научную литературу, содержащую рекомендации по исследованию подобных объектов; — отсутствие описания осуществленных экспертных экспериментов и условий их проведения; — отсутствие синтезирующей части в заключениях комиссионных и комплексных экспертиз; — отсутствие выводов эксперта и их собственноручных подписей; — подписание экспертом частей заключения, которые выполнены без его участия другими экспертами, и др. Рассмотрим эти ошибки подробнее. При назначении судебных экспертиз по уголовным делам согласно ст. 199 УПК руководитель экспертного учреждения, за исключением руководителя государственного судебно-экспертного учреждения, разъясняет эксперту его права и ответственность, предусмотренные ст. 57 УПК. Государственного судебного эксперта не требуется каждый раз предупреждать об уголовной ответственности, но он в каждом экспертном заключении дает подписку, что знает об этой ответственности. Если судебная экспертиза назначена в негосударственное экспертное учреждение, его руководитель согласно ст. 199 УПК предупреждает эксперта об уголовной ответственности по ст. 307 УК. Как разъясняет Пленум Верховного Суда РФ, в «случае поручения производства экспертизы лицу, не работающему в судебно-экспертном учреждении, разъяснение прав и обязанностей, предусмотренных статьей 57 УПК, возлагается на суд (следователя), принявший решение о назначении экспертизы». Внимание! Авторские права на книгу «Судебная экспертиза: типичные ошибки» (Под ред. Россинской Е.Р.) охраняются законодательством!



В статье описываются типичные ошибки при расследовании уголовных дел, которые повлекли за собой необходимость возвращения уголовного дела прокурором для дополнительного расследования, а также анализируются допускаемые сотрудниками органов предварительного расследования нарушения уголовно-процессуального законодательства, препятствующие рассмотрению уголовного дела судом и вынесению итогового решения.

Ключевые слова: возвращение уголовного дела прокурору; права подозреваемых (обвиняемых); права потерпевших на доступ к правосудию; полномочия прокурора; нарушения при предварительном расследовании.

Охрана прав и свобод человека и гражданина от преступных посягательств, а также защита личности от незаконного и необоснованного обвинения выступают главными задачами, которые на сегодняшний день определяют основу уголовного судопроизводства. Реализация указанных положений на практике непосредственно связана с деятельностью сотрудников органов предварительного расследования.

Зачастую, выбор следователем (дознавателем) неоптимального варианта реагирования на возникшую ситуацию под воздействием объективных или субъективных факторов либо ситуационно обусловленное его упущение влекут за собой недостижение оптимального результата или утрату потенциальных возможностей в ходе предварительного расследования. В связи с этим, институт возвращения уголовного дела для производства дополнительного расследования является одним из основных механизмов устранения следственных ошибок и обеспечения недопущения нарушения прав, свобод и законных интересов участников уголовного процесса.

На основании изложенного особый интерес представляет анализ характерных ошибок при расследовании уголовного дела, которые послужили основанием для возвращения уголовного дела на дополнительное расследование, а также возможные пути их устранения.

Заслуженный юрист РФ, доктор юридических наук, профессор Толкаченко А. А., описывая наиболее часто встречаются факты ненадлежащего выполнения требований уголовно-процессуального законодательства, влекущие возвращение уголовного дела прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом, справедливо отмечает, что «по большинству уголовных дел, поступающих в суд, обвинительные заключения (обвинительные акты) составляются следователями (дознавателями) с различными нарушениями установленных требований УПК РФ: формально, без акцента на предмет доказывания применительно к каждому конкретному составу преступления (имеется более десятка их классификаций в зависимости от различных критериев — системообразующих признаков), без внутренней логики, без соблюдения принципов процессуальной экономии и в то же время достаточности доказательственной базы стороны обвинения» [6]. При этом, Толкаченко А. А. структурирует следственные ошибки следующим образом: существенные технические ошибки, смысловые нарушения, нарушения прав потерпевшего и нарушения при производстве следственных действий.

Кроме этого, кандидат юридических наук, доцент Короленко И. И. и помощник адвоката Драгунова Е. Ю. при изложении взгляда на структуру ошибок, допускаемых в досудебных стадиях уголовного процесса, разделяют их на «те, которые связаны с нарушениями уголовно-процессуального законодательства, и те, которые возникли в результате некачественной работы следователя при собирании, проверке и оценке доказательств» [5].

Изучение ряда материалов уголовных дел, анализ практической работы и научной литературы показало, что типичные следственные ошибки, препятствующие рассмотрению судом уголовного дела по существу и влекущие его возвращение для производства дополнительного расследования, можно разделить согласно следующей структуре: неполнота предварительного расследования; неправильная квалификация; существенные нарушения уголовно-процессуального закона, которые в свою очередь могут быть смысловыми и техническими.

Односторонность предварительного расследования, его неполнота имеют наиболее существенное и определяющее значении при рассмотрении уголовного дела по существу и принятии по нему итогового решения. К таким следственным ошибкам можно отнести неверное определение обстоятельств, подлежащих доказыванию, не проверка возможных версий совершенного преступления, формальное составление процессуальных и иных документов следователем (дознавателем), наличие однотипных и неинформативных допросов, ставящих под сомнение их достоверность, недостаточное использование в ходе предварительного расследования современных достижений криминалистической науки и судебной экспертизы и другие.

Например, согласно материалам уголовного дела Г. обвиняется в причинении И. тяжкого вреда здоровью по неосторожности. Согласно заключению эксперта имеющиеся телесные повреждения у И. свидетельствуют о неоднократности ударов, в результате которых они могли быть получены. Однако дознавателем не установлена причинно-следственная связь между причиненными телесными повреждениями и механизмом их образования, являются ли данные телесные повреждения комплексом травматического воздействия либо образованы самостоятельно, соответствующая ситуационная экспертиза не проводилась. Обстоятельства, касающиеся непосредственно события инкриминируемого Г. преступления, надлежащим образом дознавателем не доказаны.

Также ряд нарушений, повлекших направление уголовного дела прокурором для производства дополнительного дознания, выявлен при изучении уголовного дела по обвинению М. в присвоении денежных средств организации, в которой она осуществляла трудовую деятельность. В ходе дознания достоверно не установлено, за какой период образовалась вменяемая М. недостача денежных средств в кассе. Не установлен и не доказан умысел М., направленный на заведомое невозвращение присвоенных ею денежных средств.

Также, сотрудники, осуществляющие предварительное расследование по уголовному делу, пренебрегают требованиями закона об объективном исследовании всех обстоятельств дела, ограничиваясь производством следственных действий, направленных на обоснование и подтверждение предъявленного обвинения либо вовсе довольствуясь «царицей доказательств» — признательной позицией подозреваемого (обвиняемого).

К примеру, из диспозиции ч.1 ст.159.1 УК РФ следует, что мошенничество в сфере кредитования заключается в хищении денежных средств путем предоставления банку заведомо ложных и (или) недостоверных сведений. Так, согласно показаниям Б., обвиняемого в совершении вышеуказанного преступления, при получении займа, он ложно указал, что с 2016 года работал в указанной им в анкете-заемщика организации, вместе с этим материалами дела указанные сведения иными доказательствами более не подтверждены и не проверены, соответствующие сведения в данной организации не истребованы, а ее представитель по обстоятельствам произошедшего не допрошен.

Одним из распространенных недостатков, допускаемых следователями (дознавателями) при расследовании имущественных преступлений является не приведение или вовсе отсутствие доказательств, подтверждающих стоимость похищенного или поврежденного имущества, а также значительность причиненного потерпевшему ущерба.

Из положений постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30.11.2017 № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» [3] следует, что при определении стоимости похищенного имущества необходимо исходить из его фактической стоимости на момент совершения преступления. Вопреки указанным положениям стоимость похищенного имущества сотрудниками правоохранительных органов определяется в основном лишь со слов потерпевших либо посредством приобщения чеков на момент покупки похищенного имущества, которая зачастую происходила значительно раньше совершенного преступления.

Кроме этого, при квалификации действий лица, совершившего кражу по признаку причинения гражданину значительного ущерба, следователями надлежащим образом не выясняется имущественное положение, а также совокупный доход членов семьи потерпевшего, что в свою очередь может повлиять на выводы о квалификации содеянного и служит основанием для производства дополнительного следствия по такому уголовному делу.

Следующей типичной ошибкой, влекущей возвращение уголовного дела следователю (дознавателю) для производства дополнительного расследования, выступает неправильная квалификация инкриминируемого деяния.

Классическое понятие квалификации преступлений, по мнению кандидата юридических наук Власенко В. В., можно представить в следующем виде: «это установление тождества между «фактическим» составом преступления, присутствующим в совершенном деянии, и «юридическим» составом преступления, содержащимся в уголовном законе» [4]. Отсюда можно сделать вывод о том, что результатом уголовно-правовой квалификации деяния является фактическое установление присутствия или отсутствия в деянии состава преступления, предусмотренного Уголовным кодексом Российской Федерации, которое находит свое юридическое закрепление в соответствующем процессуальном решении.

Например, согласно материалам уголовного дела Л. обвиняется в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью Б., совершенное с применением предметов, используемых в качестве оружия. Обвиняемая в своих показаниях выдвинула версию о том, что она действовала в целях обороны, сообщив, что ударила Б. ножом, чтобы защититься. Вместе с этим, следователем не установлено создавали ли действия Б. реальную опасность для жизни Л., осознавала ли она, что причиняет вред, который не был необходим для пресечения действий потерпевшего. В ходе предварительного расследования следователем достаточных мер, направленных на опровержение или подтверждении данных показаний, не принято, надлежащая юридическая оценка этим обстоятельствам не дана, квалификация содеянного по п. «з» ч.2 ст.111 УК РФ не является обоснованной.

Кроме этого, изучением материалов уголовного дела по обвинению Н. в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст.115 УК РФ, установлено, что вследствие его действий у Я. имелось телесное повреждений в виде раны в левой скуловой области, после заживления которой образовался видимый неизгладимый рубец. Из показаний потерпевшей, а также других участников уголовного процесса, родственников и близких лиц Я. следует, что указанный рубец обезображивает ее внешний облик. С учетом установленных в ходе предварительного расследования обстоятельств действия Н. подлежали квалификации по ч.1 ст.111 УК РФ, что могло повлечь нарушения прав потерпевшего, в связи с чем прокурором было принято решение о возращении уголовного дела для производства дополнительного расследования.

Под существенными нарушениями уголовно-процессуального закона по смыслу п.1 ч.1 ст.237 УПК РФ понимаются такие препятствия к рассмотрению уголовного дела по существу, при которых обвинительное заключение (акт, постановление) составлены с нарушением требований уголовно-процессуального закона, исключающим возможность постановления судом приговора или вынесения иного решения на основе данного заключения (акта, постановления).

При составлении обвинительного заключения (обвинительного акта, постановления) следователь (дознаватель) должен указать существо обвинения, время и место совершения преступления, его способы, мотивы, цели, последствия и другие обстоятельства, имеющие значение для дела (п. 3 ч. 1 ст. 220, п. 4 ч. 1 ст. 225 УПК РФ). Нарушения этих требований УПК РФ являются смысловыми, как правило, выражаются в следующем.

К примеру, согласно обвинительному заключению Т. высказал в адрес представителя власти В. угрозы применения насилия не опасного для здоровья, пригрозив избить. Однако в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого не указано, какие конкретно угрозы он высказывал. При этом из показаний самого потерпевшего не следует, что Т. пригрозил его избить. Между тем, угроза применения насилия является деянием, которое определяет событие преступления, предусмотренного ч.1 ст.318 УК РФ, составляет его объективную сторону, поэтому подлежит обязательной конкретизации.

Аналогичный факт отсутствия конкретизации деяния допущен при составлении обвинительного заключения в отношении М., совершившего хищение имущества П., находящегося в ячейке камеры хранения магазина, путем незаконного проникновения в нее. Однако в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого не указано, каким конкретно способом М. проник в указанную ячейку. Таким образом, объективная сторона инкриминируемого М. преступления в обвинительном заключении своего отражения не нашла.

Причиной возвращения уголовного дела прокурору стало отсутствие в обвинительном заключении по обвинению Ш. в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст.201 УК РФ, указания на обязательный элемент данного состава, выражающегося в виде наступления существенного вреда правам и законным интересам организации, не приведено суждение о соотношении размера причиненного материального ущерба и финансово-хозяйственного положения предприятия в целом (безотносительно производственной деятельности на внутреннем рынке), не определены последствия для организации, повлекшие причинение материального ущерба, нарушение ее прав и законных интересов.

Нарушение прав обвиняемого было допущено дознавателем при составлении обвинительного акта по ч.1 ст.168 УК РФ в отношении Б. Исходя из квалификации, вмененной дознавателем, Б. совершил неосторожное повреждение чужого имущества в крупном размере. Однако согласно материалам уголовного дела в результате проявления Б. преступной небрежности по отношению к последствиям в виде возгорания произошло уничтожение имущества потерпевших. В материалах уголовного дела отсутствуют сведения, подтверждающие обоснованность вменения признака объективной стороны преступления в виде повреждения имущества.

Все вышеперечисленные нарушения касаются непосредственно смыслового содержания составленного обвинительного заключения (акта, постановления) относительно требований уголовного и уголовно-процессуального законодательства, препятствующие определению точных пределов судебного разбирательства и ущемляющие гарантированное право обвиняемого знать, в чем конкретно он обвиняется.

Существенные технические ошибки, как правило, обусловлены субъективными особенностями уполномоченных должностных лиц органов предварительного расследования и их пренебрежительным отношением к требованиям пунктов 1 и 2 ч. 1 ст. 220 и п. 3 ч. 1 ст. 225 УПК РФ, обязывающих следователя (дознавателя) указывать в обвинительном заключении (акте, постановлении) фамилии, имена и отчества обвиняемых и данные о личности каждого из них, характеризующих их сведений и сведений о материальном положении, ссылки на тома и листы дела всех доказательств, а также их анализ и другие. Составление обвинительных заключений (актов, постановлений) сводится к техническому копированию собранных по делу доказательств в полном объеме, без их анализа, учета их необходимости и достаточности для доказывания конкретных фактических обстоятельств.

Например, следователями необоснованно в качестве обстоятельств, отягчающих наказание, указывается совершение преступления в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, вместе с тем как из показаний обвиняемого следует, что состояние опьянение не повлияло на совершение последним преступления. Также следователями допускаются такие технические ошибки, как приведение ссылок в обвинительном заключении на доказательства, отсутствующие в уголовном деле, либо находящиеся на других его листах. В нарушении требований п.6 ч.1 ст.220 и п.6 ч.1 ст.225 УПК РФ показания подозреваемых, обвиняемых, потерпевших и свидетелей представляются от первого лица, что противоречит указанным нормам уголовно-процессуального закона, предусматривающие краткое изложение их содержания. В соответствии с ч.6 ст. 220 УПК РФ после подписания следователем обвинительного заключения уголовное дело с согласия руководителя следственного органа немедленно направляется прокурору. Вместе с этим, в нарушении указанной нормы уголовно-процессуального закона, обвинительное заключение следователем не подписывается, руководителем следственного органа не согласовывается, то есть формально отсутствуют подписи на завершающем предварительное расследование процессуальном документе.

Отдельно следует выделить такое нарушение требований ст.220 УПК РФ, исключающее возможность вынесения судебного решения, как несоответствие обвинения, изложенного в обвинительном заключении, обвинению, изложенному в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого. Указанный недостаток непосредственно касается события преступления, существа предъявленного обвинения, а также влечет за собой грубое нарушение прав обвиняемого, гарантированных ему уголовно-процессуальным законом.

Вместе с этим, наличие существенных отличий между обвинением, изложенным в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, и обвинением, содержащемся в обвинительном заключении, в очередной раз указывает на невнимательную организацию следственной работы со стороны руководства территориальных органов предварительного расследования и низкий уровень исполнительской дисциплины отдельного следователя.

Однако, на наш взгляд, не стоит сводить причины допускаемых ошибок лишь к субъективным факторам. Значительная служебная нагрузка, текучесть кадров и кадровый голод, ориентация работы на валовые показатели, отсутствие системного подхода к изучению судебной практики, а в некоторых случаях и вовсе отсутствие доступа к справочно-правовым системам существенно сказываются на качество предварительного расследования в целом.

Следственные ошибки являются определяющим фактором, препятствующим осуществлению правосудия в России. Старший прокурор отдела управления Генеральной прокуратуры Российской Федерации Тришева А. сделала заслуживающий внимание вывод «следственная ошибка — категория объективно существующая, и в законодательном порядке она не может быть отменена. Поскольку следственные ошибки были, есть и будут, то должны существовать и механизмы, устраняющие их» [7]. В настоящее время законодательно регламентированы следующие способы устранения следственных ошибок: на досудебной стадии уголовного производства — это ведомственный контроль, то есть возвращение уголовного дела руководителем следственного органа следователю со своими указаниями о производстве дополнительного расследования, и прокурорский надзор, то есть возвращение уголовного дела прокурором следователю (дознавателю) для производства дополнительного следствия (дознания) и устранения выявленных недостатков со своими письменными указаниями.

Безусловно, полное исключение следственных ошибок для осуществления правосудия в России коренным образом позволит улучшить качество его отправления, между тем любое судебное решение прежде всего должно быть законным и обоснованным. Таким образом, изложенные выше положения позволяют сделать вывод о том, что эффективное и скоординированное взаимодействие правоохранительных органов, прокуратуры и суда, в свете динамичного, направленного на гуманизацию, развития законодательства и практики, сможет решить общие проблемные вопросы, затрагивающие права личности и законные интересы общества и государства.

Литература:

1. «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12.2001 № 174-ФЗ // Официальный интернет-портал правовой информации http://www.pravo.gov.ru, 12.11.2018.
2. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ // Официальный интернет-портал правовой информации http://www.pravo.gov.ru, 12.11.2018.
3. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30.11.2017 № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» // «Бюллетень Верховного Суда РФ», № 2, февраль, 2018.
4. Власенко В. В. Проблемные аспекты понятия «квалификация преступлений» // Российская юстиция. 2016. № 5. С. 59–62.
5. Короленко И. И., Драгунова Е. Ю. Следственные ошибки как фактор, препятствующий осуществлению правосудия // Российский следователь. 2017. № 8. С. 10–13.
6. Толкаченко А. А. Типичные ошибки и недостатки следствия с точки зрения судов. // Уголовный процесс. 2014. № 9.
7. Тришева А. Дополнительное расследование: возникновение и становление // Законность. 2008. № 10. С. 43.