Тема 3. Ошибка, заблуждение, обман
С философской точки зрения, ошибка связана с самой природой мира, в котором мы живем, точнее с тем, что в мире есть не только бытие, т.е. то, что есть, но и небытие, т.е. то, чего нет. В мире (как и в человеке) всегда и везде чего-то не хватает, чего-то нет. Это может быть отсутствие света или какого-то предмета, человека, явления или процесса. Это может быть то, чего уже нет или то, чего еще нет. Причем, строго говоря, нет, т.е. отсутствия, несуществования, лишенности, потерь, утрат, надежд и т.д., в мире много «больше» чем да, т.е. наличия, присутствия, существования здесь и теперь. Скажем, если на дворе лето, то это значит, что нет ни зимы, ни весны, ни осени. Если перед нами дерево, то это значит, что это не камень и не слон, не радуга и не комета… т.е. перед нами дерево, как бы незримо и неслышно окруженное бесконечным многообразием того, что не есть дерево. Дерево – это конкретное бытие, окруженное бесконечным отсутствием, небытием или ничто. Есть дерево, а весь остальной мир есть не-дерево, – так философским образом можно сформулировать связь бытия и небытия.[12] Возможно поэтому, мы и делаем ошибку, когда называем стоящее перед нами дерево кустом или шестом, или шалашом, или домом, если оно стоит вдалеке, а видимость плохая. Вот почему, как правило, только один ответ является истинным, а ложных – сколько угодно. Правда, учитывая то, что третьей действительностью мира является неизвестность, то мы как бы получаем от нее разрешение говорить «не знаю», т.е. «может быть, да, а, может, нет», «возможно, так, а, возможно, иначе» и т.д. Это значит, что мы, люди ввиду трехмерной природы мира (три его «измерения» суть бытие, ничто, неизвестность) имеем права как минимум на три вида ответа: «да», «нет», «не знаю».
Приведу в качестве примера суждения, высказанные одним из моих студентов на семинаре, посвященном анализу неизвестности в русской философии: «Если я скажу, что мы находимся в этой аудитории, то в силу истинности этого суждения, я “попадаю” в бытие, т.е. в то, что есть. Если я скажу, что мы находимся в соседней аудитории, то ошибочность этого суждения является как бы следствием того, что я “попадаю” в небытие, в то, чего нет на самом деле. Если же я скажу, что в соседней аудитории находятся люди, то неопределенность этого суждения – “может быть, да, а, может быть, нет” – свидетельствует, что я “попадаю” в неизвестность, как бы делающую мое суждение не истинным и не ложным».
Действительно, мы имеем три разнокачественных суждения, которые мы можем определить как (1) истинные – «суждения бытия или о бытии»; (2) ложные, ошибочные – «суждения небытия или о небытии» и (3) неопределенные – «суждения неопределенности, неизвестности или о неизвестности». Последняя может быть какой угодно. Это для неизвестности как таковой «не имеет значения» или «безразлично». Но на любой вопрос об абстрактной неизвестности (неизвестности вообще) ответ будет однозначно неопределенным: может быть, т.е. возможно все, что угодно.
Однако в целенаправленном познании, особенно научном, мы чаще всего имеем дело с неизвестностью как неопределенностью, поскольку она «обрамлена» известными условиями, обстоятельствами или фактами. В силу этого число вариантов ответов может быть ограниченным. В случае с соседней комнатой и людьми в ней мы можем дать лишь два варианта ответа: «в комнате кто-то есть» или «в комнате никого нет». Но, повторю, если под неизвестностью понимать неизвестность как суверенную сферу действительности, то она никогда не переходит в известное, будучи самостоятельным фоном или просто одним из измерений мира, в котором мы живем. Неизвестность одна на всех и для всех: и для камня, и для растения, и для мотылька, и для человека…
Поэтому, строго говоря, в приведенном выше конкретном случае мы имеем не подлинную неизвестность, но квазинеизвестность, т.е. не настоящую неизвестность (люди в соседней аудитории), поскольку мы можем превратить эту неопределенность во что-то определенное, известное, которое есть что-то еще неизвестное для нас, но не само по себе. Это и значит, что речь идет не о неизвестности как таковой, а о конкретном «да» (люди там есть) или «нет» (людей там нет), что может быть установлено исчерпывающим образом: ведь мы легко можем проверить это суждение и установить его истинность либо ошибочность, т.е. выйти и посмотреть, есть ли кто-то в соседней аудитории.
Можно представить себе высказывание суждения, претендующего на истину, но на деле, возможно, и ложного, как стрельбу по мишени, в которую мы либо попадаем, либо нет. При этом мишень одна, а «молока» (пространства вокруг мишени) сколько угодно. Иначе говоря, правильный ответ как бы схватывает бытие, мы получаем да. Неправильный – означает попадание в небытие, мы получаем нет, т.е. ошибку.
Было бы неправильно думать, что ошибочный ответ не имеет никакой ценности в познании. В частности, в научном познании (да и в житейском опыте тоже) отрицательный ответ, который можно считать видом ошибки, играет весьма важную роль, поскольку, как правило, резко сужает область поиска и тем самым приближает нас к истине. Ведь ученый обычно заранее ограничивает область исследования, для него область нет сужена до максимально узкой области как его рабочей гипотезой, условиями эксперимента и его лабораторными ресурсами, так и границами той сферы, где вероятнее всего находится истина, интересующее его да. Хорошо известно, что обычный ход научного исследования – это череда проб и ошибок, когда ученый стремится ограничить их число до возможного минимума условиями эксперимента, методом исследования и исходной гипотезой.
Таким образом, ошибка – это естественное явление в жизни человека, и не только человека, но и практически любого представителя животного мира, поскольку и его обитатели живут в мире известном и неизвестном, в мире бытия и ничто, т.е. того, чего нет здесь и теперь. Значительным шагом вперед в понимании этого обстоятельства явилось признания учеными принципа фаллибилизма, т.е. возможной или фактической ошибочности результатов познания. Было признано, что необходимо быть готовым к признанию ошибки в познании в результате, скажем, новых открытий или новых более точных методов познания. Это не значит, что все наше знание ошибочно. Это значит, как говорил Чарльз Пирс, что все наше знание плавает в океане незнания или заблуждений.
Рекомендуемые материалы
Признание возможности того, что в нашем знании есть ошибки и заблуждения, играет положительную роль, поскольку делает границы познанного открытыми пересмотру, динамичными и всегда способными раздвигаться, увеличиваться в ходе прогресса познания. Тем самым мы открыты для очищения нашего знания от ошибок и заблуждений. Это и психологически хорошо, так как избавляет от успокоенности, догматизма и консерватизма, закаляет характер, придает человеку познающему силу, мужество, гибкость и настойчивость в овладении истиной.
Столь же важным для прояснения природы мира и познания стало признание принципа пробабилизма, вероятностного характера знания. Это значит, что знание, касающееся бытия, как правило, если не всегда, то чаще всего так или иначе приблизительно, вероятностно, неточно. Абсолютная точность может быть только в чисто теоретическом знании, описывающем так называемые идеальные или теоретические объекты, не существующие в действительности, т.е. «существующие» в ничто, точнее только в сознании, мысли. Причем сами аксиомы теоретического знания основаны на допущениях, принимаемых без доказательств. Это допускает своего рода произвол, коренящийся в том же небытии, а, возможно, и в неизвестности. Иначе говоря, область допущений, свободное или произвольное полагание условий, аксиом и т.п. – это открытая область пересечения ничто и неизвестности, в которой и в отношении которой возможно предположить все, что угодно.
Между тем, ошибка и заблуждение – это не одно и то же. Ошибка – результат непосредственного познания или действия. Заблуждение – результат определенного неадекватного, ошибочного отношения к ошибке. Это своего рода принятие ошибки как не-ошибки. Заблуждение рождается после ошибки, на ее основе. Ошибка – акт, то, что произошло. Заблуждение – последующая процедура, одно из трех возможных следствий ошибки. Первое: я распознаю ошибку и тем самым избегаю заблуждения; второе: я не распознаю ошибки, принимаю ее за не-ошибку, за истину и тем самым впадаю в заблуждение; третье: я не могу решить, ошибка это или не ошибка и остаюсь в неведении относительно истины или заблуждения, т.е. оказываюсь в состоянии неопределенности. Человек как бы зависает между истиной и заблуждением. Оно может завершаться и тем и другим, а в научном познании еще и повторным экспериментом, более тщательной проверкой результатов опыта и т.д. Да и в житейских ситуациях наилучшим выходом из неопределенности является принятие сомнения как сигнала для проверки и более глубокого размышления.
Заблуждение бывает как минимум двух видов: добросовестное и недобросовестное. Добросовестное заблуждение – это такая ошибка, которая не осознается как ошибка, т.е. человек принимает ошибку за истину. При этом предполагается, что он искренне считает, что он высказывает истинное, а не ложное суждение. Добросовестных заблуждений великое множество. Они собственно и являются следствием фаллибилизма (ошибочности), о которой говорил Ч. Пирс. Далеко не всегда мы можем проверить наше знание на его истинность, особенно если речь идет не о строгих или экспериментальных науках, а, скажем, о гуманитарном знании. Ошибка может сохраняться и в том случае, если она не противоречит установленным истинам в силу отсутствия экспериментальной базы для ее проверки или человеческая практика не включает данное положение в свою сферу. Добросовестные, т.е. не преднамеренные и неосознаваемые заблуждения такого рода можно назвать латентными или скрытыми заблуждениями.
Подвидом добросовестного заблуждения как непреднамеренного и неосознаваемого принятия ошибки за не-ошибку (истину) является самообман. Обычно, если человек убеждается в том, что это была ошибка, она заменяется истиной, по меньшей мере, как истинным ответом на ошибку: «это – ошибка». В этих случаях люди, как правило, отказываются от ошибки, т.е. стараются избегать ее и тем более не признают, не называют ее истиной. Но так происходит не всегда. Иногда, человек так глубоко убежден, что его первоначальное суждение истинно, что настоящая истина представляется ему неприемлемой. Иначе говоря, самообман – это такое заблуждение, которое вызвано субъективным, чаще всего психологическим, неприятием ошибки как ошибки. Это стремление, желание, воля, установка видеть и признавать ошибку как истину, а истину как ошибку.
В этом случае ошибка признается в качестве истины по ряду причин. Человек – весьма сложная и мощная «познавательная машина», но она подвержена разного рода «возмущающим» влияниям: симпатиям и антипатиям, она полна ожиданий и готовности признать желаемое за действительное; в ряде случаев ошибка привлекательнее по каким-то этическим, эстетическим, политическим или иным причинам, она кажется лучше по чисто эмоциональным критериям. Об этом говорят пушкинские строки «я сам обманываться рад». Иногда беспочвенные человеческие фантазии и высокие идеалы, если они воспринимаются как «нас возвышающий обман», оказываются важнее, по выражению А.С. Пушкина, многих тысяч «низких истин». Все эти виды заблуждения могут иметь одно общее свойство. Всем им присуща искренность заблуждения, поэтому оно и называется добросовестным заблуждением. Совесть человека не подает сигналов тревоги и человек может долго, возможно, всю жизнь, пребывать в состоянии блаженного заблуждения.
Но субъективный или психологический самообман как особое состояние человека всегда находится на грани добросовестного и недобросовестного заблуждения. В повседневной жизни удерживаемая человеком ошибка, как правило, так или иначе проявляет себя в качестве таковой, она может напоминать о себе, всякий раз ставя перед человеком альтернативу: либо отказаться от ошибки, либо превратить добросовестное заблуждение в недобросовестное.
Различают различные причины самообмана, главная – это боязнь свободы и истины как частное выражение бегства человека от реальности. Ведь признание истины, полученной благодаря разуму, обычно требует он нас соответствующих действий. Здесь свободный разум, который доставил нам истину, всегда ожидает не только принятия, но и действия по истине. А это может предполагать существенное изменение привычек, правил нашего поведения, образа жизни, наших ценностей или предпочтений, изменение отношений к людям и т.д. Свобода, как и истина – это источник хлопот, действий, активности. Нередко человек предпочитает, как ему кажется, простейший и наиболее легкий способ реагирования на действительность, открывающуюся в свободе и истине: уклониться от той и другой и… ничего не делать в надежде «на авось», что «пронесет» или «и так сойдет».
Особенно часто человек склонен к сокрытию истины о себе. Боязнь заглянуть в свое собственное сознание, посетить свой внутренний мир связана как с невежеством, так и с инстинктивным страхом увидеть там что-то такое, что может нас ужаснуть, открыть нам неприятную правду о самих себе. Современная психология доказала, что все эти страхи совершенно беспочвенны и только мешают человеку быть самим собой, настоящим, истинным. Страх перед своим я, своим внутренним миром, сознанием и самосознанием – это один из самых серьезных недостатков человека, отдающего себя во власть неподлинных способов внутриличностного общения, во власть темных инстинктов самосохранения, не имеющих ничего общего ни со свободой, ни с разумом.
В целом самообман следует считать одним из видов человеческой слабости, интеллектуальной и этической незрелости, хотя в ряде случаев он может поддержать жизненный тонус человека при решении им тех или иных задач. В этом случае самообман можно рассматривать как случай лжи во спасение самого себя.
Обманываться можно относительно чего угодно. Но в любом случае, обманываясь в чем-то, мы обманываемся, делаем ошибку и относительно самих себя, поскольку даем волю тем своим качествам характера, который делают нас хуже, а не лучше, слабее, а не сильнее. Самообман всегда включает в себя элементы самогипноза. Возможно, самым невинным в этом случае является такое нежелание человека признать истину, что он на каком-то первоначальном этапе понимает, что это ошибка, но при этом подсознательно внушает себе, что «этого не может быть» – настолько важнее, привлекательнее, нужнее для него то, что на деле является ошибкой. Человек убеждает себя, что ошибка – это на самом деле истина, а истина – это ошибка. Такого рода самогипноз явление довольно частое. Иногда на бытовом уровне люди прочно держатся вредных привычек (в случаях курения, например), упорно считая их правильными и не желая признаваться самим себе, что это неправильно, что это глупость. Психологической ошибкой является здесь подмена смыслов: ошибка понимается как вина, слабость, недостаток, признание которых, естественно, нежелательно и трудно. В результате на пути человека к истине возникают барьеры. Они могут возникать уже на пустом месте, как боязнь человека признать собственную ошибку, даже если о ее совершении никто не знает и никто кроме собственного разума не просит признаться в этой ошибке.
Догматизм и упрямство – это серьезные отклонения от нормы, а привычка – даже дурная – это вторая натура, как говорит народная пословица. Ввиду относительно небольшого вреда людям от бытовых или обыденных предрассудков совесть человека обычно усыплена обращенными к ней и разуму заверениями, что, мол, это все мелочи жизни и беспокоиться здесь не о чем. Но если эта ошибка связана с серьезными последствиями не только для ошибающегося, но и для других людей или окружающей среды, то тогда упорство в ней не может быть оправдано.
Гораздо более серьезным и социально значимым случаем заблуждения является недобросовестное заблуждение. В общей форме это такое заблуждение, которое осознается и признается человеком перед собой, но не перед другими. То есть человек знает, что это ложь, но утверждает, что это правда. Такое кажется противоестественным. Но это только на первый взгляд.
Прежде чем углубиться в рассмотрение многочисленных видов недобросовестного заблуждения, сделаем одну существенную оговорку. Дело в том, что среди различных видов преднамеренного обмана есть такой, который не является недобросовестным заблуждением. Более того, этот вид заведомого обмана не является предосудительным. Речь идет об искусстве фокусников и иллюзионистов. Всем нам понятно, и мы об этом знаем, что в данном случае нас хотят обмануть. Но это делается так искусно, что это бросает вызов и нашему разуму, познавательным способностям, и нашей естественной тяге к загадочному и непонятному. При этом мы испытываем два противоположных чувства: волшебную иллюзию всегда желаемого и вот теперь свершающегося на наших глазах чуда и понимание того, что это не чудо, а обман. Восторг сочетается здесь с желанием разгадать секрет, «разоблачить» фокусника. Но это редко удается. Возможно, поэтому мы и должны отдавать должное фокусникам и иллюзионистам и даже с пониманием относиться к невозможности для них рассказать нам, скажем, после представления, о том, как они это делают.
Если исключить этот вид обмана, как и то, что называется ложью во спасение,[13] то остальные виды преднамеренного заблуждения следует признать обманом в негативном, предосудительном смысле. Так от понятия ошибки мы дошли до понятия обмана. Подведем промежуточные итоги в виде таких схем:
«Нормальной» или естественной ошибкой здесь является ошибка, которая распознается и рассматривается в качестве таковой в дальнейшем ходе исследования или научного познания. Однако даже в науке не все ошибки сразу распознаются. Поэтому в научное знание включены ошибки в качестве неумышленного или добросовестного заблуждения.
Вполне естественные и постоянно совершаемые людьми (и, скорее всего, животными) ошибки обычно ведут к тому, что признаются как таковые и тем самым как бы исчезают, либо заменяясь истиной, либо уходя в область несуществующего для нас ничто. Если же ошибка сохраняется, поскольку не понимается, не осознается как ошибка, то она получает статус заблуждения различного качества. Во-первых, это латентные (скрытые) заблуждения, составляющие область нашего ошибочного знания, во-вторых, это непреднамеренные заблуждения, т.е. различные случаи самообмана неосознаваемого типа, близкие к типу латентных заблуждений, и непреднамеренные заблуждения субъективного или психологического типа. Особого рода случай составляет непреднамеренное заблуждение, вызванное бескорыстным введением в заблуждение. Скажем, если я сообщил о чем-то другим, не зная, что это ошибка, то я невольный лжец. В этом случае мы имеем не самообман, а непреднамеренный обман. Это значит, что в любом случае все эти виды непреднамеренного заблуждения могут считаться источниками добросовестного обмана.
Но в основе всех этих видов заблуждений лежит самообман – весьма сложное явление. На это обращает внимание Д.И. Дубровский: «Особенность самообмана состоит, очевидно, в том, что тут обманывающий, обманываемый и обманутый совмещаются в одном лице… Это относится и к отдельной личности, и к социальному институту, к группе, народу, человечеству».[14]
В рамках отличия добросовестного заблуждения от добросовестного обмана последний является результатом активного человеческого фактора, т.е. воздействием обманщика на обманываемого. При этом обманываемый должен быть обманут, что совсем не обязательно и происходит. Однако, подчеркнем еще раз, применительно к перечисленным выше случаям заблуждения ошибка как их причина является добросовестной, таковыми – не преднамеренными – являются и сами заблуждения. В случаях добросовестного заблуждения, передачи ошибочной информации от одного человека к другому (другим) мы имеем примеры «добросовестной», точнее бескорыстной лжи, т.е. непреднамеренного и бескорыстного введения в заблуждение.
Но если причиной непреднамеренного обмана является непреднамеренное введение в заблуждение, а результатом – «добросовестная», невольная ложь, то причиной преднамеренного обмана являются осознанное заблуждение (знание ошибки как ошибки) или заведомая ложь. Правда и здесь не всегда все так просто. Дело в том, что в ряде случаев заведомой лжи ее субъекты, т.е. обманщики, могут переходить в состояние убежденности в том, что их заблуждение и не заблуждение вовсе, а что ни на есть настоящая правда. Это – один из случаев самовнушения или самогипноза, который позволяет обманщикам избегать душевного дискомфорта и угрызений совести. Ведь всем хорошо известно, что лгать нехорошо, сообщать заведомую ложь предосудительно, по меньшей мере, с моральной точки зрения, а в определенных случаях – и с юридической. Не случайно большинство шарлатанов настолько сильно убеждают себя в истинности того, что они говорят и делают, что доказать им противоположное бывает невозможно по психологическим, а не фактическим причинам.[15]
И, тем не менее, рассматривая различные виды заблуждения, лжи и обмана, мы пока еще находимся в правовом поле, хотя и выходим за рамки морального принципа «не лги», когда имеем дело с заведомой ложью, не ведущей к уголовным преступлениям.
Причин, которые формируют «сознательное заблуждение», предстающее в итоге как заведомая и корыстная ложь, бывает сколько угодно. В основном это различные виды преследуемой обманщиком выгоды: карьера, деньги, имущественная выгода, влияние, власть и др. Ложь как заведомый обман может порождаться честолюбием, жаждой славы или признания, потребностью наиболее легким путем достичь той или иной цели и т.д. Чаще всего заведомая ложь мотивируется получением какой-то выгоды для лгущего человека. Если заведомая ложь становится не бескорыстным, но предосудительным «хобби», а так сказать «делом» человека, то тогда перед нами мошенник, аферист, вор, т.е. человек криминального сознания, преступник.
Что же такое недобросовестная ложь как заведомый обман? Заведомый обман или недобросовестная ложь – это высказывание или утверждение, претендующее на истину, но известное лжецу как не соответствующее действительности. «…Обман – это ложное, неверное сообщение, способное ввести в заблуждение того, кому оно адресовано… Следует различать обман как действие субъекта, преследующего определенные интересы, и обман как результат, т.е. действие, достигшее своей цели, ибо нередко это действие оказывается неэффективным: обман распознается, разоблачается…»[16]
Обман как ложное сообщение или действие обманщика предстает в трех видах: (1) как самообман; (2) как заведомо неистинное, но бескорыстное суждение и (3) как заведомый обман с корыстной целью ввести в заблуждение.
Заведомый или корыстный обман – это такая ложь, которая предполагает действия, ведущие, с одной стороны, к нанесению ущерба человеку или людям, к которым обращен обман, а с другой – к выгоде обманщика. В последнем случае обман – это намеренное введение другого лица или лиц в заблуждение с целью извлечения материальной или иной выгоды. Это переводит обман на уровень мошенничества.
Но какова природа обмана? Вызван ли он дурным воспитанием или средой, либо заложен в природе человека? Что это – гены? Или обстановка, которая так плохо повлияла на человека? В общей форме ответ достаточно прост: воспитание и влияние среды, безусловно, важные причины обмана, в том числе и такого, который связан с мошенничеством и воровством. Но можно предположить, что и в природе человека есть что-то такое, что делает возможным воровство. Попробуем разобраться с природными корнями воровства, неотделимыми от мошенничества. Они, эти корни, далеко не очевидны.
Как упоминалось ранее, ложь и обман могут быть естественными способами самосохранения человека, его «спасением». Нечто аналогичное мы можем заметить уже в явлениях животного мира. Это, в частности, мимикрия – защитная окраска или форма животных. Это различные типы обманчивого поведения, особенно млекопитающих или высших животных. Обману может содействовать и общая всем живым существам потребность в уединенности, сокрытости, ничем не нарушаемому покою, что является формой реальной самотождественности, как бы желания быть собой, наедине с самим собой, скрыться от всех. Так что ложь и обман так же естественны, как и истина и правда.
Возникает вопрос: является ли и воровство столь же естественным, что и способность ко лжи и обману? К сожалению, ответ будет положительным. Да, вороватость, способность и стремление индивида завладеть тем, что ему не принадлежит, заложено в его природе. Эта черта, способность, качество – вороватость – присуща не только человеку, но в зачаточной форме и животным. Чтобы жить, всем живым существам необходимо обладать, иметь в своем распоряжении пищу, жилище, определенное жизненное пространство, сексуального партнера, потомство и т.д. Однако в животном мире нет понятия собственности и права, нет и никаких норм морали. Борьба за выживание в животном мире существенно отличается от правил поведения в человеческом мире. В нем нет разума и свободы в человеческом понимании, вместо этого там господствуют инстинкты, воля к жизни, сила. Нет также и того, что мы называем воровством, хотя что-то похожее на это есть. Это похожее – захват, отнятие пищи, жилища, территории обитания. Отнятие силой и хитростью, открытое и тайное…
Но что же такое воровство и то человеческое качество, которое делает его возможным? Вороватость – это способность, стремление, потребность человека присваивать себе то, что принадлежит не ему, а другому человеку или обществу. Вороватость – одно из отрицательных, антигуманных проявлений стремления человека расширить свое бытие, свое присутствие, свою собственность, свое влияние и свою силу за счет труда или собственности других. Это дурное, негативное и разрушительное проявление открытости человека миру, желание распространиться на внешнее без каких либо юридических и моральных на то оснований. Экспансия, стремление во вне – естественное свойство человека, но одним из его ложных, аморальных и незаконных проявлений является воровство. Человеку и обществу всегда будет что-то принадлежать. Стремление к обладанию никогда не исчезнет. Едва ли когда-нибудь исчезнет и желание обладать чем-либо самым простым и легким, но не законным способом.
Самым легким и не трудовым, т.е. не заслуженным способом присвоения является воровство. Воровство – это не только незаконное присвоение чужого, но и само это действие по присвоению чужого, т.е. реализация нетрудового, незаконного, но, как считает вор, наиболее эффективного и быстрого способа овладения не принадлежащими ему ценностями.
Воровство – это и социальное явление. Оно бытует в самых различных общественных нишах, как на дне общества, так и в верхах. Особенно опасно организованное воровство и мошенничество. Когда они становятся особенно распространенными, тогда говорят об обществе, пораженном этими социальными болезнями. Обычно широкое распространение воровства сопровождается многими другими социальными болезнями: падением морального уровня общества, алкоголизмом, наркоманией, игроманией, кризисом семьи, падением уровня рождаемости, глубоким социальным и имущественным неравенством, коррупцией, произволом власти, усилением антидемократических тенденций, превращением общества в полицейское государство.
Издревле захват, грабеж, воровство осуждалось как морально, так и юридически. Это стало возможным потому, что на уровне человеческого существа, которое можно рассматривать как животное, обладающее разумом и свободой, обнаружилась способность выбирать между истиной и ложью, добром и злом, справедливостью и несправедливостью, красотой и безобразием. Способность человека к справедливости, потребность в ней привела к признанию того, что вороватость – это отрицательное, разрушительное и асоциальное человеческое качество. Анализ вороватости и воровства позволяет сделать несколько важных выводов.
Во-первых, склонность к воровству естественно присуща человеку. О ее естественности, но разной степени выраженности на уровне индивида говорит сам факт существования патологически, гипертрофированно выраженной вороватости, болезни, получившей название клептомании.
Во-вторых, является иллюзией думать, что когда-нибудь воровство исчезнет из человеческого поведения, из жизни общества, что мы может вырвать с корнем эту человеческую способность – вороватость – из человеческого существа. В этом признании есть не только горький привкус, но и понимание того, что само признание несовершенства человека является актом мужества человека, трезвости его ума. Оно заставляет человека отказаться от беспечности и излишней самоуверенности, быть на страже своей чести и достоинства, быть бдительным по отношению к своим потенциальным слабостям и недостаткам. В конце концов, это открывает пути совершенствования, восхождения человека.
В-третьих, необходимо делать все возможное, чтобы в ходе обучения и воспитания свести эту способность к минимуму, контролировать ее, поддерживать иммунитет к воровству, глубокое осознание личностью того вреда, которое воровство может принести ей и близким для нее людям и обществу.
В-четвертых, на уровне общества необходимо в максимальной мере реализовывать принципы социальной справедливости и укреплять правоохранительные органы, сдерживающие и контролирующие проявление потребности людей присвоить чужое.
Вопросы к теме:
Ещё посмотрите лекцию «40 Основные понятия о подъёмной силе» по этой теме.
Каковы глубинные истоки и основания ошибки?
В чем разница между ошибкой и заблуждением?
Каковы причины самообмана?
Как соотносятся между собой ошибка, заблуждение, ложь и обман?
Каковы истоки и природа воровства?
Что такое воровство как социальное явление?
фиксируемая созерцанием определенность того или иного предмета, не отделимая от самого факта его существования как данного предмета; наиболее простая и абстрактная (т.е. бедная определениями) ступень логич. воспроизведения чувственно данной конкретности. К., проанализированное со стороны его пространственно-временных границ и структуры (т.е. количественно), есть уже не К. как таковое, а качественно-определенное количество, т.е. мера.
Познание на ступени К. характеризуется тем, что все качеств. характеристики предметов непосредственно оправдываются и подтверждаются чувств. опытом людей, отражаясь в нем до и независимо от какой бы то ни было теоретич. рефлексии и прежде всего до специально количеств. анализа. «Сначала м е л ь к а ю т впечатления, затем выделяется нечто, – потом развиваются понятия к а ч е с т в а… (определения вещи или явления) и количества… Самым первым и самым первоначальным является ощущение, а в н е м неизбежно и к а ч е с т в о…» (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 314–15).
К. непосредственно выступает в созерцании как бесконечное многообразие свойств рассматриваемой вещи. Т.о., свойство выступает как отражение К. вещи в К. другой вещи (всех других вещей). Поэтому попытка определить К. как полную совокупность свойств уводит в бесконечность. В силу этого чисто качеств. характеристика вещи еще не вскрывает ни сущности, ни причины, ни внутр. противоположностей в составе вещи. Здесь фиксируются и выражаются в определениях лишь чувственно данные границы, различия, сходства и другие непосредственно данные характеристики. С этим связана и абстрактность, недостаточность К. как ступени логич. отражения окружающего мира, как логич. категории.
Впервые категория К. была подвергнута специальному анализу Аристотелем, к-рый определял его как «…видовое отличие…», т.е. как «тот пребывающий видовой признак, который отличает данную сущность в ее видовом своеобразии от другой сущности, принадлежащей к тому же роду» (Met. V 14 1020 а 33–1020 в 1; рус. пер., М., 1934). Аристотель полагал, что «отличительным признаком качества может считаться то обстоятельство, что о сходном и несходном говорится лишь в применении к нему» («Категории», с. 32). Аристотель подчеркивает текучесть К. как состояний вещей, их способность превращаться в противоположное (напр., здоровье превращается в болезнь, холодное в теплое, черное в белое и т.д.). Разбирая софизмы («куча», «лысый»), Аристотель намечает проблему связи К. с количеством. Ср.-век. схоластика, догматизировавшая его учение, устранив все элементы диалектич. подхода к проблеме К., оформила представление о т.н. скрытых К., толковавшихся как вечные и неизменные «формы». Каждое чувственно воспринимаемое свойство объявлялось особым К.
По-иному встала проблема К. на почве сложившегося к 16–17 вв. односторонне-количественного, механистич. мировоззрения. Философия этой эпохи почти единодушно разделила все известные до этого К. на т.н. первичные и вторичные. Первичными стали считаться лишь те чувственно воспринимаемые К., к-рые представляют собой пространственно-геометрич. свойства вещей, связанные с протяженностью. Все остальные К. стали рассматриваться как субъективно окрашенные иллюзии, как продукты деятельности органов чувств человека. Острее всего это различение было проведено в филос. системах Декарта, Локка и Гоббса. Этот взгляд, по существу ликвидировавший категорию К. путем сведения ее к чисто количеств. характеристикам вещей в пространстве и времени, составил один из методологич. устоев механистич. мировоззрения. Представляя собой решительный шаг вперед по сравнению со ср.-век. схоластич. пониманием К., этот взгляд ориентировал науку на количественно-математич. анализ. Однако исторически неизбежная ограниченность механистич. понимания К. состояла в том, что количественно-математич. интерпретация К. принималась за единственную и исчерпывающую задачу научной, логически-теоретич. переработки чувственно данных фактов.
Диалектич. понимание К. стало впервые после Аристотеля развиваться в нем. классич. философии конца 18 – нач. 19 вв. Кант, связывая К. со спецификой эмпирич. сознания, считал т. н. первичные качества априорными, а вторичные – апостериорными. «К а ч е с т в о ощущения всегда имеет чисто эмпирический характер и никоим образом не может быть представлено a priopi (напр., цвета, вкус и т.п.)» («Критика чистого разума», П., 1915, с. 137).
Преодолевая кантовский дуализм, Гегель определил К. как логич. категорию, составляющую первую, очень бедную и абстрактную фазу мыслящего познания и становления мира силой мышления, как характеристику непосредств. бытия явлений. «К а ч е с т в о есть вообще тождественная с бытием, непосредственная определенность… Нечто есть благодаря своему качеству то, что оно есть, и, теряя свое качество, оно перестает быть тем, что оно есть» (Соч., т. 1, М.–Л., 1929, с. 157). В ходе рассмотрения проблемы качества Гегель раскрыл в нем диалектику тождества и различия, определенности и ее отрицания, дискретности и непрерывности качеств. различий и сходств и т.д., а также наметил пути перехода от К. к количественно-математич. интерпретации К., т.е. к категории количества, как следующей и потому более конкретной, чем К., категории логики. Различные и бесконечно многообразные по своему чувственно созерцаемому облику вещи и явления постоянно изменяются, возникают и исчезают в поле зрения мыслящего духа. Т. о., непосредственно фиксируемые чувственностью различия (границы) между вещами оказываются неистинными, не совпадающими с бытием характеристиками. Лед становится водой, вода – паром, но они от этого не перестают быть вообще. То, что остается за вычетом всех бесконечно варьирующихся чувственных образов, различий между вещами в их наличном бытии, – т.е. их различий по К., – есть К. вообще, как абстракция от любого определенного, частного К. Но что же остается в таком случае в составе определения К. вообще, как логич. категории? Только чистое абстрактное представление о бесконечном многообразии, каждый из элементов к-рого есть, с одной стороны, то же самое, что и другой, но, с другой стороны, не то же самое. Возникает представление о бытии «многих одних», где «…каждое из м н о г и х есть то же самое, что и другие многие, каждое есть одно или же одно из многих…» (там же, с. 167). Больше ничего в определении К. вообще (как логич. категории) мыслить нельзя, не путая общее определение К. с частной характеристикой к.-л. одного из бесконечно многообразных качеств, или, точнее, одной из чувственно воспринимаемых вещей. Т.о., когда из представления о К. испарились все чувственно воспринимаемые различия и сохранилась лишь абстрактно-логич. характеристика К. вообще, то оказалось, что в этой характеристике любая из чувственно воспринимаемых вещей абсолютно тождественна любой другой, есть то же самое, что и другая, и, тем не менее, эти вещи мыслятся как различные, а не сливаются в сплошное и не различенное внутри себя тестообразное нечто. Каждая из них мыслится существующей в себе и для себя и имеет вне себя другие такие же абсолютно тождественные себе вещи, фиксируется как одно из многих одних, без дальнейших различий и определений.
Иными словами, К. вообще (в отличие от определенного К., от качественно определенной вещи) при ближайшем рассмотрении оказывается тем же самым, что и количество вообще (в отличие от определенного количества, от величины): «качественная определенность, которая достигла в одном своего в-себе и для-себя-определенного бытия, перешла, таким образом, в определенность к а к с н я т у ю, т.е. в бытие как количество» (там же). Т.о., последняя, результативная характеристика К. есть в то же время первая, исходная характеристика или дефиниция количества.
Марксистско-ленинская философия, развивая на материалистич. основе диалектич. понимание К., угаданное Гегелем, считает К. прежде всего объективно-предметной, универсальной категорией, охватывающей как явления внешнего мира, так и сознания человека. Поскольку чувственность человека, отражающая К., принадлежит тому же самому чувственно- предметному миру, что и внешние вещи, постольку К. есть не только субъективная, но и объективная реальность, данная в ощущении именно как субъективный образ объективного К., объективной непосредственно данной определенности внешнего мира. Марксистско-ленинская философия тем самым сняла механистич. различение между первичными и вторичными К. Все чувств. образы внешнего мира, выступающие в сознании как различия внутри К., имеют свою предметную основу, безразлично, идет ли речь о пространстве или о цвете, вкусе и запахе. Физич. (пространственное оптич., акустич. или физико-химич.) подобие всегда входит в состав субъективного образа объективно существующего К., и К. никогда полностью не разрешается в чисто количеств. его изображение, хотя количеств. (пространственно-временная) структура К. и есть необходимая ступень к более глубокому пониманию К.
Качеств. многообразие универсума бесконечно и неисчерпаемо, что и фиксируется непосредственным созерцанием, живым созерцанием внешнего мира. Поэтому К., выступая во всем богатстве со стороны чувственно конкретного материала, является в то же время самым бедным определением предмета с т. зр. его теоретич. характеристик. Маркс, рассматривая товар, характеризует его следующим образом. «Каждую полезную вещь, как, напр. железо, бумагу и т.д., можно рассматривать с двух точек зрения: со стороны качества и со стороны количества. Каждая такая вещь есть совокупность многих свойств и поэтому может быть полезна различными своими сторонами» («Капитал», т. 1, 1955, с. 41).
Вещь, рассматриваемая как совокупность многих непосредственному созерцанию и опыту людей открытых свойств, и есть вещь в аспекте ее К. В политич. экономии К. вещи непосредственно фиксируется как ее полезность, как способность удовлетворять ту или иную общественно-человеческую потребность. Однако политич. экономию интересует, строго говоря, не это К. вещей, а исключительно то их К., что все они суть продукты общественно-человеч. труда. Выступая в этом К., товары и фиксируются как специальный предмет политич. экономии, подлежащий далее чисто количеств. анализу. Качеств. тождество предметов и явлений является здесь, как и везде, необходимой предпосылкой их анализа в аспекте количества.
Марксистско-ленинское понимание проблемы К. развивалось в борьбе против механистич. и идеалистич. концепций (Дюринг, Мах и др.), по существу ликвидировавших категорию К. как объективную категорию и сводивших ее к субъективной иллюзии органов чувств, к-рая будто бы должна быть рассеяна точным количеств. анализом. Это субъективистское толкование К. предполагает, что материя есть нечто абсолютно бескачественное, однородное и внутри себя нерасчлененное, что все границы и различия между явлениями сводятся исключительно к границам во времени и пространстве, а движение – к чисто механич. перемещению.
Энгельс и Ленин показали, что попытка раз и навсегда свести все качеств. различия к чисто количественным методологически несостоятельна и приводит к неразрешимым парадоксам даже внутри математики. Напр., то обстоятельство, что кривая и прямая сохраняют качеств. различие между собой, выражается в количеств. аспекте как невозможность закончить числовой ряд, выражающий число «пи». Дурная бесконечность дроби является в данном случае прямым показателем того факта, что кривая и прямая до конца, без остатка, друг к другу несводимы.
Материалистич. диалектика считает К. сравнительно бедной категорией. На ступени этой категории явления постигаются далеко не полностью. Углубление познания требует исследования количественных, причинно-следств. отношений, внутр. противоречий и т.д. Вместе с тем анализ этих отношений приводит к более глубокому пониманию и природы К.
Лит.: Энгельс Ф., Диалектика природы, М., 1955; его же, Анти-Дюринг, М., 1957; Ленин В. И., Философские тетради, Соч., 4 изд., т. 38; Аристотель, Категории, пер. [с греч. ], М., 1939; Гегель, Логика, Соч., т. 1, М.–Л., 1929; его же, Наука логики, там же, т. 5, М., 1937; Кедров Б. М., О количественных и качественных изменениях в природе, [М. ], 1946.
А. Касымжанов. Алма-Ата.
Н. Ицкович. Вильнюс.
Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия.
Под редакцией Ф. В. Константинова.
1960—1970.
1.1. Понятие качества. Концепции качества: философская, экономическая и юридическая
Выявление и раскрытие объективного содержания понятия «качество» требует исследования различных трактовок и концепций качества.
Лексическое значение слова «качество» в его современном понимании заключается в следующем. Согласно словарю русского языка СИ. Ожегова, качество есть «наличие существенных признаков, свойств, особенностей, отличающих один предмет или явление от других» [94, с. 249]. В Большой Советской Энциклопедии качество раскрывается как «существенная определенность предмета или процесса, выступающая в его свойствах и характеризующая то, чем данный предмет или процесс является в данных условиях, в связи и взаимодействии с другими данными предметами и процессами» [46, с. 415]. Для достижения ясности и полноты понимания этой категории предлагаем рассмотреть ее со следующих позиций: философской, экономической и юридической.
Качество как философская категория. Качество является одной из самых древних категорий. Качественные представления возникли задолго до того, как сформировались и стали предметом философского анализа категории качества. Самой первой предпосылкой формирования представления о качественной определенности явлений и свойств им присущим в сознании первобытного общества явилось развитие практической деятельности человека. Предметы, которые попадали в сферу практической деятельности и были способны удовлетворять потребности человека, приобретали в его сознании определенное качество или свойство удовлетворения возникающих насущных потребностей. Позднее люди интуитивно пользовались суждением по качеству или качественности как признаку, отличающем одну вещь от другой. Таким образом, в своей эволюции в первобытном мышлении понятие «качество» прошло путь от его отождествления со свойством явления до представления человека о качественной определенности явления.
В процессе развития процессов исторического движения мысли о мире и человеке понятие качества приобретало концептуальный характер в философском значении. Понимание слова «качество» в его философском значении по существу явилось основой его обычного лексического значения. Так, по новому энциклопедическому словарю, качество – это «философская категория, выражающая существенную определенность объекта, благодаря которой он является именно этим, а не иным» [93, с. 495]. Общая системная философская трактовка качества приводится в философском энциклопедическом словаре, согласно которому качество есть «философская категория, выражающая неотделимую от бытия объекта его существенную определенность, благодаря которой он является именно этим, а не иным. Качество отражает устойчивое взаимоотношение составных элементов объекта, показывает его специфику, дающую возможность отличать один объект от другого. Именно благодаря качеству каждый объект существует и мыслится как нечто отграниченное от других объектов. Вместе с тем качество выражает и то общее, что характеризует весь класс однородных объектов» [120, с. 252]. Такое понимание качества сложилось в результате обобщения практики научного познания и жизни, получившего отражение и в других философских категориях.
Представления о качестве в трудах ученых-философов и эволюция содержания категории качества на протяжении всего развития философской мысли представлены в табл. 1.
Таблица 1
Эволюция категории «качество» в философском мировоззрении
Определяющая роль в философском понимании качества принадлежит Аристотелю и Гегелю, которые развили представление о качестве как научной категории. В исторических и современных философских исследованиях присутствуют различные подходы к раскрытию категории качества, но, в целом, их суть можно свести к следующим положениям: качество — это такая определенность бытия данной вещи, которая не отделима от самой вещи и характерна именно для нее, в отличие от других вещей, т. е. то, что отличает одну вещь от другой. Качественная определенность есть такая определенность предмета, при которой устанавливается его отличие от других предметов посредством присущих только ему качеств (признаков, сторон, характеристик). Предмет невозможно представить без качественных признаков. Если качественная определенность устанавливается через какой-либо признак, то с изменением (исчезновением) этого признака предмет перестает быть тем, что он есть.
Следовательно, с философской точки зрения качество как научная категория включает ряд исторически сложившихся в мировоззрении человека представлений о качестве и выражает:
1) целостную характеристику вещи. Качество – это то, что связывает все свойства воедино, что выражает целостность вещи. Качество, характеризуя вещь как целостную систему, выражает единство ее элементов и структуры, единство внутренних и внешних свойств. При этом под вещью понимается относительно целостная и устойчивая материальная система, включающая в себя взаимодействие ее элементов между собой и взаимодействие данной системы с другими системами или единство элементов, характеризующееся внутренним и внешним взаимодействием этих элементов. Свойство выражает какую-то одну сторону единого целого. Свойства вещи, проявляющиеся взаимодействием элементов (вещей, предметов): выступают отражением как вещи, так и ее элементов и характеризуют вещь со стороны не только внутреннего, но и внешнего содержания и являются выражением той или иной специфичности вещи, только ее качественной определенности (процессов, явлений) через единство элементов и структуры, обладают изменчивостью (динамичностью) и единством, бывают как общие, так и специфические;
2) устойчивость вещи. Момент устойчивости качества вещи определяется также единством внешних и внутренних свойств;
3) специфику вещи (явления). Качественная специфика вещи определяется как конкретная совокупность свойств. Определенность предполагает бытие конкретных элементов и их связей (внутренних и внешних). Качество в этом случае будет указывать на принадлежность к вещи именно данных, а не других элементов и связей. Качество является необходимым условием идентификации той или иной вещи;
4) природу вещей (объективная категория).
Категория качества в философском, диалектико-материалистическом понимании означает внутреннюю потребность объекта, его способность быть тем, что он есть, в отличие от других объектов или явлений действительности. Применительно и к материальному, и к нематериальному благу такой исходной способностью, характеризующей качество, является способность удовлетворять определенную человеческую потребность.
Качество как экономическая категория. Все решения в области качества связаны с экономическими затратами и имеют смысл только в том случае, если приводят к экономическому эффекту. Этот тезис отражает позицию хозяйствующих субъектов, необходимость экономического регулирования качества продукции, товаров, работ и услуг.
В экономических словарях значение термина «качество» раскрывается следующим образом: в Словаре современных экономических и правовых терминов – как «совокупность полезных свойств, позволяющих удовлетворять определенные материальные или духовные потребности…» [110, с. 233]; в Толковом словаре аудиторских, налоговых и бюджетных терминов – как «совокупность объективно существующих свойств, признаков, характеристик труда, работ, товаров, услуг, уровень которых обусловлен показателями, определяющими потребительскую стоимость продукции. Качество определяется мерой соответствия продукции условиям и требованиям стандартов, договоров, контрактов, запросов потребителей» [115, с. 74]. Близкие по содержанию значения термина приведены в Большом экономическом словаре: «качество – совокупность свойств, признаков продукции, товаров, услуг, работ, труда, обусловливающих их способность удовлетворять потребности и запросы людей, соответствовать своему назначению и предъявляемым требованиям. Качество определяется мерой соответствия товаров, работ, услуг условиям и требованиям стандартов, договоров, контрактов, запросов потребителей. Различают качество продукции, работы, труда, материалов, товаров, услуг» [49, с. 298]; Современном экономическом словаре [102, с. 166]; Словаре – справочнике аудитора [58, с. 134] и Универсальном бизнес-словаре [80, с. 269]. Описание термина с технико-экономической точки зрения приводится в экономической энциклопедии «качество – совокупность свойств продукта (услуги), определяющих его пригодность для использования по назначению потребителем. Качество определяется показателями, характеризующими технико-экономические свойства… Качество оценивается в зависимости от стадии жизненного цикла… Свойства, определяющие качество, могут быть абсолютными, относительными или удельными и измеряются субъективным, объективным или экспертным путем… Качество обеспечивается техническими и организационными способами. Показатели качества, порядок их проверки и удостоверения соответствию согласованным требованиям отражаются в договоре купли-продажи, заключенном между продавцом (изготовителем) и покупателем (пользователем). Качество может удостоверяться сертификатом качества, выдаваемым производителем или экспортером» [127, с. 280].
Приведенные значения термина «качество» обусловлены предметом экономической науки под которым понимается «изучение поведения людей и групп в производстве, распределении, обмене и потреблении материальных благ в целях удовлетворения потребностей при ограниченных ресурсах» [126, с. 18]. В целом, в экономических исследованиях в области качества ученые-экономисты трактуют качество, исходя из следующих основных фундаментальных категорий:
1. Потребительная стоимость – совокупность полезных свойств, которые составляют предмет потребления человека. Любая вещь, услуга становятся потребительной стоимостью лишь при условии, что они способны удовлетворить потребность [82, с. 6]. «Товар есть, прежде всего, внешний предмет, вещь, которая благодаря ее свойствам, удовлетворяет какие-либо потребности» [86, с. 43–44]. «Там, где прекращается потребность в какой-нибудь определенной потребительной стоимости, продукт перестает быть потребительной стоимостью. В качестве потребительной стоимости продукт измеряется потребностью в нем» [87, с. 381]. Различается как единичная потребительная стоимость, так и общественная потребительная стоимость как совокупность аналогичных по назначению предметов, услуг, и совокупность различных потребительных стоимостей [82, с. 8].
2. Потребность – необходимость в каких-либо предметах потребления. Потребность должна быть удовлетворена по качеству, т. е. достигнуто соответствие между качеством произведенной продукции и общественной потребностью в нем. Качество при этом является показателем эффективности общественного производства [78, с. 24].
3. Труд – процесс материализации потребности и ее воплощения в полезных свойствах продукта [65, с. 16].
4. Полезность – субъективное ощущение индивидуального потребителя степени насыщения своих потребностей. Кроме того, под полезностью следует понимать «степень предпочтения товаров и услуг потребителем» [107] или «удовлетворение или удовольствие, получаемое потребителем от потребления товара или услуги (или от потребления набора товаров и услуг)» [83]. Следует также разграничивать понятия «качество» и «полезность», т. к. полезность изначально заключена в качестве продукции (услуги) и представляет собой свойство потребителя, отражающее степень его удовлетворенности продукцией (услугой), а качество это совокупность свойств продукции (услуги), обусловливающая способность удовлетворять потребности людей.
5. Платежеспособный спрос. Потребность и качество в условиях товарно-денежных отношений связаны с платежеспособной потребностью, или платежеспособным спросом, формирующимся на рынке [78, с. 24].
6. Степень удовлетворения потребности выступает как показатель работы по управлению качеством [78, с. 24]. Необходимость измерения качества, установления его меры обусловило появление трактовки качества как степени удовлетворения потребителя, в связи с чем, в большинстве случаев, в экономической литературе с понятием качества обычно связывают меру или степень, в какой продукт труда способен удовлетворить конкретную общественную или личную потребность [57, 53, 78, 82]. Качество продукции представляет собой сложную технико-экономическую и социальную категорию… характеризующую способность продукции удовлетворять в возможно полной мере эти потребности при минимальных затратах труда и средств на ее создание и применение [53, с. 4]. Качество отражает степень полезности, в которой продукт труда способен удовлетворить ту или иную потребность [57, с. 102].
Качество, таким образом, в экономическом значении этой категории обладает двоякой сущностью. С одной стороны, это совокупность объективно существующих свойств и характеристик, уровень которых обусловлен показателями, определяющими потребительскую стоимость продукции, с другой – субъективное представление потребителя о продукции.
Стремление хозяйствующих субъектов к повышению эффективности производства, снижению себестоимости продукции и увеличению доли рынка заставляет их вырабатывать экономически правильное поведение в условиях рыночной экономики. Приоритетным направлением в управлении деятельностью предприятия на сегодняшний день является повышение качества результатов деятельности, и, как следствие этого, качества товаров, продукции, работ и услуг, ибо «качество – измеритель полезности результата любого труда» [123 с. 9]. Основой этого направления является знание потребителя, персонала организации и ее особенностей, а целью – удовлетворение потребительских запросов. Такое представление о качестве нашло отражение в концепции менеджмента качества. Эволюция этого понятия рассмотрена нами в табл. 2.
Представление о качестве как категории управления прошло в своей эволюции развитие от узкого понимания качества как совокупности свойств продукции, соответствующих заданным (техническим) характеристикам, до современной трактовки как степени соответствия совокупности присущих характеристик требованиям (потребностям и ожиданиям). Таким образом, качество продукции (услуги), в широком смысле, подразумевает ее полезность и включает две составляющие: совокупность свойств и характеристик продукции (услуги) и удовлетворение потребностей и ожиданий (представлений о качестве) потребителя этой продукции (услуги).
Таблица 2
Эволюция понятия «качество» с позиции менеджмента качества
1 Об этом см. Ефремов А.А. ISO для русского мужика подспорье, а не обуза // Методы менеджмента качества. – 2013. -№ 10. – С. 32.
Продолжение Таблицы 2
1 Хотя термины данного стандарта относятся только к овеществленным результатам труда, термин «качества продукции» был приведен в целях сопоставления качества продукции и услуги. В стандартах ИСО серии 9000 термин «продукция» включает услуги (ГОСТ ИСО 9000–2011) или означает «услугу» (ГОСТ ИСО 9001–2011).
Окончание Таблицы 2
Качество как категория управления получило дальнейшее развитие в процессе стандартизации подходов к менеджменту качества. Концепция менеджмента качества определяет качество с точки зрения современной философии качества, что связано с внедрением методологии всеобщего менеджмента качества в производственные процессы, сферу управления деятельностью экономических субъектов. Современные требования к качеству на международном уровне определены стандартами ИСО. Эти стандарты регламентируют четкие требования к системам обеспечения качества, связанным с производственными процессами, сферой управления, отношениями между производителями и потребителями продукции и жестко ориентированы на потребителя при строгом соблюдении культуры производства. Действующая серия стандартов ИСО 9000 содержит рекомендации по внедрению и обеспечению функционирования эффективных систем менеджмента качества для организаций всех видов и размеров, которые стремятся к тому, чтобы их продукция и услуги соответствовали требованиям заказчика, а качество постоянно улучшалось. В частности, ИСО 9000 содержит описание основных положений и терминологию систем менеджмента качества. ИСО 9001:2008 устанавливает требования к системе менеджмента качества и направлен на повышение удовлетворенности потребителей. ИСО 9004 содержит рекомендации по повышению результативности и эффективности системы менеджмента качества и систематическому и непрерывному улучшению общих показателей деятельности организации, а также по повышению степени удовлетворенности потребителей и других заинтересованных сторон с учетом их потребностей и ожиданий. По ИСО 9000:2005 и соответствующему ему ГОСТ ИСО 9000–2011 качество составляют следующие понятия: требования, градация, компетентность, возможности, удовлетворенность потребителя (рис. 1), (выдержка из ГОСТ ИСО 9000–2011).
Рис. 1. Понятия, относящиеся к качеству (выдержка из ГОСТ ISO 9000–2011)
Следует отметить, что терминология ИСО серии 9000 в равной степени относится как к продукции, так и к услугам. Удовлетворенность потребителя выходит на первый план и представляет один из важнейших критериев качества продукции (услуги). В свою очередь, поставщики продукции или услуги, должны быть ориентированы на удовлетворение этих требований, что является основополагающим принципом менеджмента качества «ориентация на потребителя». Эффективность деятельности организации и качество продукции (услуги) зависит от систематического менеджмента отношений изготовителя (поставщика) с потребителем: «качество – это объективно существующая категория, но существует она не как нечто абсолютное вне времени и пространства, а лишь при взаимодействии изготовителя с потребителем, причем в этом взаимодействии активно участвует продукция (услуга), качество которой возникает и реализуется по мере того, как этот процесс развивается» [124, с. 46]. Значимым этапом в развитии систем менеджмента качества[1] является применение концепции заинтересованных сторон [121], в результате чего принцип ориентации на потребителя стал подразумевать, что организация должна обеспечить подход к удовлетворению не только потребностей потребителей, но и других заинтересованных сторон организации. По ГОСТ Р ИСО 9004–2010 этими сторонами являются физические и юридические лица, создающие добавленную ценность для организации так или иначе заинтересованные в деятельности организации, или находящиеся под ее влиянием (табл. 3).
Таблица 3
Система заинтересованных сторон, их потребности и ожидания[2]
Потребитель в контексте управления качеством рассматривается как заинтересованная сторона организации, хотя, как и общество, он не связан с организацией явными обязательствами. Однако «недостаточно рассматривать только обмен ценностей за деньги. В основу отношений «поставщик-потребитель» должны быть заложены настоящие и будущие потребности общества» [70, с. 21]. Этот тезис во многом означает, что усилия организации по поддержанию баланса власти между заинтересованными сторонами, созданию ценностей или благ, соответствующих их потребностям и ожиданиям, позволят не только реализовать принцип ориентации деятельности на потребителя, но и достичь устойчивого успеха работы организации.
Резюмируя вышеизложенное, можно сделать следующие выводы:
1) качество экономического блага определяется взаимодействием экономического субъекта и его заинтересованных сторон;
2) центральным отношением категории качества является благо в своей качественной определенности и потребность субъектов из числа заинтересованных сторон именно в этом конкретном благе, т. е. принципиальное соответствие назначения блага, производимого экономическим субъектом потребностям заинтересованных сторон;
3) качество экономического блага определяется требованиями заинтересованных сторон экономического субъекта и его способностью выполнить соответствующие требования;
4) уровень качества экономического блага, и, соответственно, удовлетворенность заинтересованных в благе сторон зависит от степени выполнения экономическим субъектом двух групп требований к качеству:
– требований, обязательных к соблюдению – их устанавливают субъекты из числа заинтересованных сторон, регулирующие деятельность экономического субъекта;
– потребностей и ожиданий заинтересованных сторон экономического субъекта, включая непосредственных потребителей блага;
– способности экономического субъекта обеспечить необходимый и достаточный уровень качества поставляемого блага (рис. 2).
Таким образом, понятие «качество» в своей эволюции прошло путь от примитивной дифференциации предметов на «хороший-плохой» через философский подход тождественной с бытием определенности, когда нечто перестает быть тем, что оно есть, если теряет свое качество, до концепции достижения устойчивого успеха организации на основе менеджмента качества, согласно которой качество понимается как средство удовлетворения потребностей и ожиданий заинтересованных сторон.
Качество как юридическая категория. Юридическая концепция качества заслуживает внимания прежде всего потому, что экономические отношения между экономическими субъектами по поводу приобретения, производства и продажи средств и предметов труда подлежат регулированию нормами гражданского права. Без соответствующих правовых норм невозможно обеспечить качество продукции (работ, услуг).
Рис. 2. Основополагающие понятия, составляющие содержание категории качества в системе взаимоотношений «экономический субъект – заинтересованные стороны»
В Большом юридическом словаре термин «качество» определен как «совокупность свойств (технико-экономических и эстетических), обусловливающих способность удовлетворять определенные потребности в соответствии с назначением вещи, продукции, товара. Это одно из существенных условий многих гражданско-правовых договоров. Качество продукции охватывает не только потребительские, но и технологические ее свойства, конструкторско-художественные особенности, надежность и т. п. Качество товара в договорах, заключаемых в пределах одной страны, обычно определяется принятыми стандартами. В других случаях к контракту прилагается спецификация, определяющая качества товара» [50, с. 248]. Аналогичные по содержанию определения приводятся в Толковом юридическом словаре [40, с. 199] и Словаре гражданского права [62, с. 92]. В энциклопедическом словаре Габлера по экономике и праву термин «качество» определен как «набор характеристик продукции (материальной или бытовой услуги), определяющий пригодность для пользователя. Под качеством понимают общее впечатление, складывающееся из отдельных компонентов качества (например, функциональное качество, долгосрочное качество, интегральное качество, экологическое качество). Термин «качество» можно интерпретировать субъективно и объективно. Различают концептуальное качество и качество исполнения. На качество можно влиять с помощью технических и политико-маркетинговых мер (политика качества)» [125, с. 78]. В словаре Буйи по торговому праву приводится термин «основное качество» (qalite substentielle) – качество товара, услуги или даже лица, являющегося объектом контракта; это качество было определяющим при принятии сторонами решения о заключении контракта. Заблуждение относительно основного качества объекта договора может быть причиной признания контракта недействительным [51]. В юридической энциклопедии качество определяется как «качество вещи (продукции, товаров) или работ – совокупность полезных свойств, позволяющих удовлетворять определенные материальные или духовные потребности. Характеризуется показателями надежности, долговечности, экономичности, художественно-эстетическими и др.» [114, с. 122].
Приведенные определения демонстрируют наиболее характерные черты понятия «качество» с юридической точки зрения. Такими его отличительными характеристиками является:
? качество является существенным условием гражданско-правовых договоров;
? качество предмета гражданско-правового договора должно соответствовать условиям его заключения.
В статьях 469–477 ГК РФ излагаются нормы, посвященные качеству товара как одному из наиболее важных показателей характеристики предмета договора купли-продажи. Так, согласно п. 1 ст. 469 ГК РФ продавец обязан передать покупателю товар, качество которого соответствует договору купли-продажи. В соответствии с указанными нормами, критериями качества товара следует считать:
? соответствие условиям договора купли-продажи;
? пригодность целям, для которых товар обычно используется;
? пригодность целям использования, конкретно оговоренным при заключении договора;
? соответствие образцу или описанию;
? соответствие обязательным требованиям к товару, предусмотренным законом;
? соответствие повышенным, по сравнению с обязательными требованиями, требованиям, согласованным между продавцом и покупателем.
Юридическая концепция качества предмета договора купли-продажи, оговоренная в указанных статьях ГК РФ, является суммированным выражением двух взаимосвязанных между собой понятий – материального и торгового. Под материальным понимается наличие в предмете договора купли-продажи (вещи и ином имуществе) необходимых физических и других материально-сущностных свойств, определяющих общее направление его функционального использования в сфере удовлетворения потребностей отдельных граждан, организаций и общества и целом. Под торговым – возможность соответствующей вещи и иного имущества выступать в качестве товара в торговом обороте, в данном случае, в возмездных отношениях по купле-продаже. Приведенные понятия распространяются на вещи и иное имущество, созданные человеком и данные самой природой. С незначительными коррективами они могут также применяться и в отношении утилизированных вещей, идущих на переработку, которые выступают в качестве предмета договора купли-продажи [99]. Таким образом, качество, с точки зрения гражданских правоотношений, подразумевает обладание предметом договора материальных свойств и способность его участия в торговом обороте.
Объект нашего исследования (аудит как профессиональная услуга[3]) неосязаем. Услуга не существует до ее предоставления, что затрудняет определение и измерение качества услуг и делает невозможным сравнение и оценку услуги до ее получения. Гражданский кодекс РФ уделяет услугам как самостоятельному объекту гражданского права значительное место. Возмездным началам оказания услуг посвящена гл. 39 Гражданского Кодекса РФ. Правовое регулирование возмездного оказания услуг осуществляется также общими нормами кодекса о подряде, бытовом подряде, если это не противоречит нормам названной главы или положениям договора об услуге (ст. 783 ГК РФ).
Но качество услуги по договору о возмездном оказании ГК РФ специально не регулируется по причине ее (услуги) неовеществленного содержания. По мнению законодателя (ст. 702, 730, 783 ГК РФ), качество оказываемой потребителю услуги должно регулироваться в соответствии с Законом о защите прав потребителей и иными правовыми актами, принятыми в соответствии с ним[4]. Преамбула этого Закона определяет два вида нарушения требований к качеству товаров, работ, услуг: недостаток товара, работы, услуги и существенный недостаток товара, работы, услуги. Недостаток товара (работы, услуги) есть несоответствие товара (работы, услуги) или обязательным требованиям, предусмотренным законом, либо в установленном им порядке, или условиям договора (при их отсутствии или неполноте условий обычно предъявляемым требованиям), или целям, для которых товар (работа, услуга) такого рода обычно используется, или целям, о которых продавец (исполнитель) был поставлен в известность потребителем при заключении договора, или образцу и (или) описанию при продаже товара по образцу и (или) по описанию. Существенным недостатком товара (работы, услуги) считается неустранимый недостаток или недостаток, который не может быть устранен без несоразмерных расходов или затрат времени, или выявляется неоднократно, или проявляется вновь после его устранения, или другие подобные недостатки. Практика обычно относит к существенным такие недостатки, при которых товар (работа, услуга) не может быть использован по назначению. В обоих случаях качество считается ненадлежащим. Ненадлежащее качество также выражается в виде явных и скрытых недостатков. Первый может быть обнаружен потребителем при обычном способе приемки товаров, результатов работ, т. е. при внешнем осмотре, изучении потребительских свойств товара (результатов работы). Скрытый же недостаток обычно проявляется через некоторое время после передачи потребителю товара (результата работы). Для его обнаружения в момент получения потребителем товара (результата работы) нужны специальные знания, а также применение специальных средств и методов приемки. Данная классификация имеет первостепенное значение в отношениях по выполнению работ и оказанию услуг (п. 3 ст. 29 Закона РФ «О защите прав потребителей») (рис. 3).
Действующая в России Государственная система стандартизации предусматривает возможность определения требований к качеству услуг в государственных стандартах. Однако эти требования, имеющие различную юридическую силу, относятся главным образом к оказанию услуг населению, но не организациям. Качество некоторых услуг определяется и такими понятиями как «категория», «класс», «разряд» и т. п., отражающими категорию обслуживания. Другие нормы качества услуг содержат в основном потребительские показатели и носят рекомендательный характер.
Таким образом, качество услуги с юридической точки зрения специально не регулируется, однако установлены критерии, соответствие которым определяет необходимый уровень качества товаров, работ и услуг.
Рассмотренные концепции качества (философская, экономическая и юридическая) позволили определить составляющие категории качества:
1. Свойства – характеристики или признаки, присущие труду, товарам, продукции, услугам, работам. Указанные свойства не зависят от желания потребителя и отражают объективную сторону качества.
Рис. 3. Качество товаров, работ, услуг в соответствии с Законом о защите прав потребителей
2. Способность удовлетворения потребностей и ожиданий – обусловливается совокупностью свойств продукции (услуги).
3. Потребности – запросы людей, определяющие потребительную стоимость продукции (услуги). При этом потребности могут быть установленными и подразумеваемыми. Установленные потребности – это потребности, оговоренные в контрактах, договорах и т. д. В определенных случаях под ними понимаются требования к качеству. Подразумеваемые или предполагаемые потребности выражают ожидания потребителей.
4. Ожидания – представления потребителей и фирм о том, что произойдет или какие условия сложатся в будущем [83, с. 392].
5. Мера соответствия. Качество определяется мерой соответствия назначению и предъявляемым требованиям. Соответствие назначению означает пригодность для использования по назначению потребителями или соответствие запросам потребителей. Соответствие предъявляемым требованиям – это соответствие условиям, требованиям стандартов, договоров, контрактов. Первое определение соответствует концепции качества исполнения. Второе – концепции качества соответствия.
6. Показатели, определяющие потребительную стоимость – показатели, обусловливающие свойства, характеристики, признаки продукции (работ, услуг).
7. Процесс взаимодействия изготовителя и потребителя. Помимо свойств, присущих продукции (услуги) качество определяется и процессом взаимодействия изготовителя и потребителя. Вследствие того, что данный процесс растянут во времени, существует возможность определения качества не только в момент перехода продукции (услуги) от изготовителя (поставщика) к потребителю, но и после этого.
8. Полезность. По отношению к потребностям человека качество вещи выступает как потенциальная полезность. Потенциальная полезность заключена в качестве продукции (услуги) и реализуется в процессе взаимодействия изготовителя продукции (поставщика услуг) и потребителя. Реализованная полезность является формой проявления качества. Определяется полезность как свойство потребителя, отражающее степень его удовлетворенности продукцией или услугой. Таким образом, потребности и ожидания потребителя представляют субъективную сторону качества.
Приведенные понятия составляют современное понимание категории качества в его широком смысле и без их анализа невозможно определить качество тех явлений, которые являются объектом настоящего исследования Взаимосвязь и взаимоопределенность между ними можно представить в виде следующей схемы (рис. 4).
Рис. 4. Взаимосвязь базовых категорий качества
Наиболее значимыми, с точки зрения соответствия запросам потребителя, составляющими категории качества выступают свойства объекта, потребности и ожидания потребителей, а также способность удовлетворения потребностей и ожиданий потребителей. Определение качества с точки зрения способности и потребности раскрывает две стороны качества, что имеет важное методологическое значение. Из приведенной на схеме связи следует, что именно потребности и ожидания людей определяют способность объекта удовлетворять указанные потребности с помощью совокупности свойств, которыми обладает данный объект. Таким образом, объективная сторона качества взаимообусловлена ее субъективной стороной.
Взаимосвязи, установленные между базовыми составляющими категории качества, позволяют установить важнейшие аспекты качества в аудиторской деятельности, в частности, определить совокупность свойств аудиторской услуги и критерии ее качества, соответствие которым обусловливает ее способность удовлетворять потребности заинтересованных сторон. При этом предпочтение будет отдано потребительской оценке, изучению характера потребностей и ожиданий заинтересованных сторон и установлению показателей качества, имеющих первостепенное значение для тех, кто использует конечный продукт производства. Такой подход единственно правильный, поскольку качество связано с удовлетворением конкретных потребностей и ожиданий и производством для этого потребительных стоимостей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
фиксируемая созерцанием определенность того или иного предмета, не отделимая от самого факта его существования как данного предмета; наиболее простая и абстрактная (т.е. бедная определениями) ступень логич. воспроизведения чувственно данной конкретности. К., проанализированное со стороны его пространственно-временных границ и структуры (т.е. количественно), есть уже не К. как таковое, а качественно-определенное количество, т.е. мера.
Познание на ступени К. характеризуется тем, что все качеств. характеристики предметов непосредственно оправдываются и подтверждаются чувств. опытом людей, отражаясь в нем до и независимо от какой бы то ни было теоретич. рефлексии и прежде всего до специально количеств. анализа. «Сначала м е л ь к а ю т впечатления, затем выделяется нечто, – потом развиваются понятия к а ч е с т в а… (определения вещи или явления) и количества… Самым первым и самым первоначальным является ощущение, а в н е м неизбежно и к а ч е с т в о…» (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 314–15).
К. непосредственно выступает в созерцании как бесконечное многообразие свойств рассматриваемой вещи. Т.о., свойство выступает как отражение К. вещи в К. другой вещи (всех других вещей). Поэтому попытка определить К. как полную совокупность свойств уводит в бесконечность. В силу этого чисто качеств. характеристика вещи еще не вскрывает ни сущности, ни причины, ни внутр. противоположностей в составе вещи. Здесь фиксируются и выражаются в определениях лишь чувственно данные границы, различия, сходства и другие непосредственно данные характеристики. С этим связана и абстрактность, недостаточность К. как ступени логич. отражения окружающего мира, как логич. категории.
Впервые категория К. была подвергнута специальному анализу Аристотелем, к-рый определял его как «…видовое отличие…», т.е. как «тот пребывающий видовой признак, который отличает данную сущность в ее видовом своеобразии от другой сущности, принадлежащей к тому же роду» (Met. V 14 1020 а 33–1020 в 1; рус. пер., М., 1934). Аристотель полагал, что «отличительным признаком качества может считаться то обстоятельство, что о сходном и несходном говорится лишь в применении к нему» («Категории», с. 32). Аристотель подчеркивает текучесть К. как состояний вещей, их способность превращаться в противоположное (напр., здоровье превращается в болезнь, холодное в теплое, черное в белое и т.д.). Разбирая софизмы («куча», «лысый»), Аристотель намечает проблему связи К. с количеством. Ср.-век. схоластика, догматизировавшая его учение, устранив все элементы диалектич. подхода к проблеме К., оформила представление о т.н. скрытых К., толковавшихся как вечные и неизменные «формы». Каждое чувственно воспринимаемое свойство объявлялось особым К.
По-иному встала проблема К. на почве сложившегося к 16–17 вв. односторонне-количественного, механистич. мировоззрения. Философия этой эпохи почти единодушно разделила все известные до этого К. на т.н. первичные и вторичные. Первичными стали считаться лишь те чувственно воспринимаемые К., к-рые представляют собой пространственно-геометрич. свойства вещей, связанные с протяженностью. Все остальные К. стали рассматриваться как субъективно окрашенные иллюзии, как продукты деятельности органов чувств человека. Острее всего это различение было проведено в филос. системах Декарта, Локка и Гоббса. Этот взгляд, по существу ликвидировавший категорию К. путем сведения ее к чисто количеств. характеристикам вещей в пространстве и времени, составил один из методологич. устоев механистич. мировоззрения. Представляя собой решительный шаг вперед по сравнению со ср.-век. схоластич. пониманием К., этот взгляд ориентировал науку на количественно-математич. анализ. Однако исторически неизбежная ограниченность механистич. понимания К. состояла в том, что количественно-математич. интерпретация К. принималась за единственную и исчерпывающую задачу научной, логически-теоретич. переработки чувственно данных фактов.
Диалектич. понимание К. стало впервые после Аристотеля развиваться в нем. классич. философии конца 18 – нач. 19 вв. Кант, связывая К. со спецификой эмпирич. сознания, считал т. н. первичные качества априорными, а вторичные – апостериорными. «К а ч е с т в о ощущения всегда имеет чисто эмпирический характер и никоим образом не может быть представлено a priopi (напр., цвета, вкус и т.п.)» («Критика чистого разума», П., 1915, с. 137).
Преодолевая кантовский дуализм, Гегель определил К. как логич. категорию, составляющую первую, очень бедную и абстрактную фазу мыслящего познания и становления мира силой мышления, как характеристику непосредств. бытия явлений. «К а ч е с т в о есть вообще тождественная с бытием, непосредственная определенность… Нечто есть благодаря своему качеству то, что оно есть, и, теряя свое качество, оно перестает быть тем, что оно есть» (Соч., т. 1, М.–Л., 1929, с. 157). В ходе рассмотрения проблемы качества Гегель раскрыл в нем диалектику тождества и различия, определенности и ее отрицания, дискретности и непрерывности качеств. различий и сходств и т.д., а также наметил пути перехода от К. к количественно-математич. интерпретации К., т.е. к категории количества, как следующей и потому более конкретной, чем К., категории логики. Различные и бесконечно многообразные по своему чувственно созерцаемому облику вещи и явления постоянно изменяются, возникают и исчезают в поле зрения мыслящего духа. Т. о., непосредственно фиксируемые чувственностью различия (границы) между вещами оказываются неистинными, не совпадающими с бытием характеристиками. Лед становится водой, вода – паром, но они от этого не перестают быть вообще. То, что остается за вычетом всех бесконечно варьирующихся чувственных образов, различий между вещами в их наличном бытии, – т.е. их различий по К., – есть К. вообще, как абстракция от любого определенного, частного К. Но что же остается в таком случае в составе определения К. вообще, как логич. категории? Только чистое абстрактное представление о бесконечном многообразии, каждый из элементов к-рого есть, с одной стороны, то же самое, что и другой, но, с другой стороны, не то же самое. Возникает представление о бытии «многих одних», где «…каждое из м н о г и х есть то же самое, что и другие многие, каждое есть одно или же одно из многих…» (там же, с. 167). Больше ничего в определении К. вообще (как логич. категории) мыслить нельзя, не путая общее определение К. с частной характеристикой к.-л. одного из бесконечно многообразных качеств, или, точнее, одной из чувственно воспринимаемых вещей. Т.о., когда из представления о К. испарились все чувственно воспринимаемые различия и сохранилась лишь абстрактно-логич. характеристика К. вообще, то оказалось, что в этой характеристике любая из чувственно воспринимаемых вещей абсолютно тождественна любой другой, есть то же самое, что и другая, и, тем не менее, эти вещи мыслятся как различные, а не сливаются в сплошное и не различенное внутри себя тестообразное нечто. Каждая из них мыслится существующей в себе и для себя и имеет вне себя другие такие же абсолютно тождественные себе вещи, фиксируется как одно из многих одних, без дальнейших различий и определений.
Иными словами, К. вообще (в отличие от определенного К., от качественно определенной вещи) при ближайшем рассмотрении оказывается тем же самым, что и количество вообще (в отличие от определенного количества, от величины): «качественная определенность, которая достигла в одном своего в-себе и для-себя-определенного бытия, перешла, таким образом, в определенность к а к с н я т у ю, т.е. в бытие как количество» (там же). Т.о., последняя, результативная характеристика К. есть в то же время первая, исходная характеристика или дефиниция количества.
Марксистско-ленинская философия, развивая на материалистич. основе диалектич. понимание К., угаданное Гегелем, считает К. прежде всего объективно-предметной, универсальной категорией, охватывающей как явления внешнего мира, так и сознания человека. Поскольку чувственность человека, отражающая К., принадлежит тому же самому чувственно- предметному миру, что и внешние вещи, постольку К. есть не только субъективная, но и объективная реальность, данная в ощущении именно как субъективный образ объективного К., объективной непосредственно данной определенности внешнего мира. Марксистско-ленинская философия тем самым сняла механистич. различение между первичными и вторичными К. Все чувств. образы внешнего мира, выступающие в сознании как различия внутри К., имеют свою предметную основу, безразлично, идет ли речь о пространстве или о цвете, вкусе и запахе. Физич. (пространственное оптич., акустич. или физико-химич.) подобие всегда входит в состав субъективного образа объективно существующего К., и К. никогда полностью не разрешается в чисто количеств. его изображение, хотя количеств. (пространственно-временная) структура К. и есть необходимая ступень к более глубокому пониманию К.
Качеств. многообразие универсума бесконечно и неисчерпаемо, что и фиксируется непосредственным созерцанием, живым созерцанием внешнего мира. Поэтому К., выступая во всем богатстве со стороны чувственно конкретного материала, является в то же время самым бедным определением предмета с т. зр. его теоретич. характеристик. Маркс, рассматривая товар, характеризует его следующим образом. «Каждую полезную вещь, как, напр. железо, бумагу и т.д., можно рассматривать с двух точек зрения: со стороны качества и со стороны количества. Каждая такая вещь есть совокупность многих свойств и поэтому может быть полезна различными своими сторонами» («Капитал», т. 1, 1955, с. 41).
Вещь, рассматриваемая как совокупность многих непосредственному созерцанию и опыту людей открытых свойств, и есть вещь в аспекте ее К. В политич. экономии К. вещи непосредственно фиксируется как ее полезность, как способность удовлетворять ту или иную общественно-человеческую потребность. Однако политич. экономию интересует, строго говоря, не это К. вещей, а исключительно то их К., что все они суть продукты общественно-человеч. труда. Выступая в этом К., товары и фиксируются как специальный предмет политич. экономии, подлежащий далее чисто количеств. анализу. Качеств. тождество предметов и явлений является здесь, как и везде, необходимой предпосылкой их анализа в аспекте количества.
Марксистско-ленинское понимание проблемы К. развивалось в борьбе против механистич. и идеалистич. концепций (Дюринг, Мах и др.), по существу ликвидировавших категорию К. как объективную категорию и сводивших ее к субъективной иллюзии органов чувств, к-рая будто бы должна быть рассеяна точным количеств. анализом. Это субъективистское толкование К. предполагает, что материя есть нечто абсолютно бескачественное, однородное и внутри себя нерасчлененное, что все границы и различия между явлениями сводятся исключительно к границам во времени и пространстве, а движение – к чисто механич. перемещению.
Энгельс и Ленин показали, что попытка раз и навсегда свести все качеств. различия к чисто количественным методологически несостоятельна и приводит к неразрешимым парадоксам даже внутри математики. Напр., то обстоятельство, что кривая и прямая сохраняют качеств. различие между собой, выражается в количеств. аспекте как невозможность закончить числовой ряд, выражающий число «пи». Дурная бесконечность дроби является в данном случае прямым показателем того факта, что кривая и прямая до конца, без остатка, друг к другу несводимы.
Материалистич. диалектика считает К. сравнительно бедной категорией. На ступени этой категории явления постигаются далеко не полностью. Углубление познания требует исследования количественных, причинно-следств. отношений, внутр. противоречий и т.д. Вместе с тем анализ этих отношений приводит к более глубокому пониманию и природы К.
Лит.: Энгельс Ф., Диалектика природы, М., 1955; его же, Анти-Дюринг, М., 1957; Ленин В. И., Философские тетради, Соч., 4 изд., т. 38; Аристотель, Категории, пер. [с греч. ], М., 1939; Гегель, Логика, Соч., т. 1, М.–Л., 1929; его же, Наука логики, там же, т. 5, М., 1937; Кедров Б. М., О количественных и качественных изменениях в природе, [М. ], 1946.
А. Касымжанов. Алма-Ата.
Н. Ицкович. Вильнюс.
Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия.
Под редакцией Ф. В. Константинова.
1960—1970.
1.1. Философские
основы категории «качество»
1.2. Качество в
русской философии и культуре
1.3. Содержание
категорий «Социальное качество» и
«Качество жизни»
1.1. Философские основы категории «качество»
Проблема
качества на протяжении многих веков
волнует и занимает умы прогрессивного
человечества: философов, экономистов,
конструкторов и инженеров, социологов
и политологов, биологов и экологов и
т.д. В настоящее время качество пронизывает
практически все стороны мироздания
и является главным фактором социального
устройства, деятельности людей, а также
имеет фундаментальное значение для
понимания сущности человеческого бытия,
для развития духовной культуры общества.
Если все многообразие исследуемых
и решаемых человечеством проблем условно
подразделить на глобальные, затрагивающие
интересы всего человечества, и локальные,
затрагивающие интересы отдельных
регионов, государств, организаций,
актуальные в данный момент времени, то
проблему качества необходимо отнести
к глобальным. Обобщая процесс осознания
категории «качество» в многогранной
истории человеческой мысли, российские
философы Ю.В. Крянев и М.А. Кузнецов
выделяют субстратное, предметное,
системное, функциональное и интегральное
понимание качества (рис. 1.1).
Субстратное
понимание
качества характерно для древних культур
и сводится к осознанию основных природных
стихий
(огонь, вода, земля, воздух). Это было
обусловлено отсутствием сложных изделий,
примитивным представлением об устройстве
мира и физических законах природы,
поэтому свойства или качества любого
объекта рассматривались с точки
зрения соответствия, подобия основным
стихиям. Именно
такое понимание качества лежит в основе
гороскопов, которые соотносят качества
человека со свойствами той или иной
стихии, животного или растения.
Рис.
1.1. Этапы осознания категории «качество»
Предметное
понимание обусловлено
влиянием производственной деятельности,
развитием науки и техники. Было признано,
что каждый предмет обладает
специфическими, свойственными лишь ему
качествами, которые могут быть объектом
изучения и изменения.
Системное
понимание качества
появляется в связи с тем, что объектами
научного исследования и практической
деятельности становятся различные
системы. Ученые поняли, что практически
любой объект материального и нематериального
мира является системой, поэтому качество
каждого объекта формируется в результате
взаимодействия его многообразных
свойств и таким образом тоже является
системной категорией.
Функциональное
понимание качества
связано с тенденцией определять его
характеристики через количественные
показатели.
Интегральное
понимание ориентирует
на синтетический, целостный охват
всех сторон и факторов качества.
Так
что же такое качество? Что кроется в
содержании этой категории? Первым
исследователем категории «качество»
принято считать греческого философа
Аристотеля (384—322 гг. до н.э.), который
дал ее определение. Качество рассматривалось
им в следующих значениях:
■ как видовое
отличие сущности;
■ как
характеристика состояний сущности;
■ как свойство
вещи.
В
первом значении качество есть то,
благодаря чему предмет называется
таким-то. В работе «Метафизика» Аристотель
отмечает, что «качеством, с одной стороны,
называется видовое
отличие
сущности, как, например, человек есть
некоторое качественно определенное
животное двуногое, а конь — четвероногое;
и круг — некоторая качественно
определенная фигура без углов». Такое
определение предупреждает нас о
необходимости качественно различать
предметы и в то же время позволяет
классифицировать предметы, объединять
их в однородные группы в зависимости
от тех или иных свойств.
В
работе «Категории» Аристотель, продолжая
исследовать категорию «качество»,
пишет, что о «сходном и несходном
говорится только по отношению к
качествам. Один предмет не является
сходным с другим, кроме как поскольку
он дается качественно определенным.
Поэтому отличительным признаком качества
можно считать то обстоятельство, что
о сходном и несходном говорится только
лишь в применении к нему». Здесь
указывается, что предметы прежде всего
различаются качеством, совокупностью
отдельных свойств. На этой идее
основывается вся сравнительная
деятельность в области качества, начиная
от технического контроля и заканчивая
выбором товара покупателем.
Таким
образом, в своих исследованиях Аристотель
заложил основы предметного понимания
качества. Впоследствии к данной категории
обращались философы различных школ:
механистического мировоззрения (Р.
Декарт, Дж. Локк, Т. Гоббс); немецкой
классической философии (И. Кант, Г.
Гегель, Л. Фейербах); марксистского
материалистического направления
(К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин). Идея
системного понимания качества принадлежит
немецкому философу Георгу Гегелю
(1770—1831) — основоположнику диалектики
как метода познания. В его философской
системе исходными логическими моментами
бытия выступают качество, количество
и мера. Гегель подчеркивал, что
«качество есть в первую очередь
тождественная с бытием непосредственная
определенность».
Определенный
вклад в познание категории «качество»
внесли и представители диалектического
материализма. Фридриху Энгельсу
(1820—1895) принадлежит мысль о том, что в
природе и обществе существуют не
качества, а вещи и явления, обладающие
качествами, и притом бесконечно многими
качествами. Качество
внутренне присуще предмету и не
существует вне его.
Марксистская
диалектика рассматривала качественную
определенность предметов и явлений с
точки зрения общественной практики с
учетом возможности их познания и
использования обществом.
Общественно
полезным мог считаться лишь тот
продукт, который, обладая определенными
потребительскими свойствами, удовлетворяет
какую-либо общественную потребность.
«Предлагаемый
продукт, — писал К. Маркс, указывая на
этот существенный момент, — полезен не
сам по себе. Его полезность устанавливается
потребителем»,
только в потреблении продукт становится
продуктом. «Платье, — отмечает К.
Маркс, — становится действительно
платьем лишь тогда, когда его носят;
дом, в котором не живут, фактически не
является действительным домом».
Таким образом, категория «качество»
выражает системный подход к познанию
объекта, его внутренней и внешней
структуры, отличия от других объектов
и сходства с ними.
Практически
невозможно отразить все многообразие
философских взглядов на категорию
«качество», однако
можно выделить два основных положения,
объединяющих их:
1)
качество — это объективная определенность
какого-либо объекта;
2)
качество — это совокупность свойств
данного конкретного объекта, благодаря
которой он отличается от других объектов
или
схож с ними.
Необходимо
отметить, что понимание философской
сущности категории «качество» является
основой современных исследований
проблемы качества в ее глобальном
масштабе.
Основными
факторами, определяющими уровень
осознания и понимания сущности категории
«качество», являются:
■ мировоззренческие
ориентиры личности,
ее
нравственные ценности;
■ социальная
основа, т.е. условия жизни и творчества
человека в том обществе, в котором он
живет;
■ психологический
фактор — удовлетворенность человека
условиями жизни, творчества, конкретной
деятельности;
■ технологический
фактор, определяющий значимость качества
материалов, проектирования, технологий,
персонала для получения конечного
продукта деятельности организации,
удовлетворяющего потребителя.
Качество (философия)
- Ка́чество — философская категория, выражающая совокупность существенных признаков, особенностей и свойств, которые отличают один предмет или явление от других и придают ему определённость. Качество предмета или явления, как правило, не сводится к отдельным его свойствам. Оно связано с предметом как целым, охватывает его полностью и неотделимо от него. Поэтому понятие качества связывается с бытием предмета. Предмет не может, оставаясь самим собой, потерять своё качество. Например, переход в новое качество.
Источник: Википедия
Связанные понятия
Явле́ние — вообще всё, что чувственно воспринимаемо; особенно бросающееся в каком-то отношении в глаза (например, какое-либо явление природы).
Существова́ние (лат. exsistentia/existentia от exsisto/existo — выступаю, появляюсь, выхожу, возникаю, происхожу, оказываюсь, существую) — аспект всякого сущего, в отличие от другого его аспекта — сущности.
Форма (лат. forma, греч. μορφή) — понятие философии, определяемое соотносительно к понятиям содержания и материи. В соотношении с содержанием, форма понимается как упорядоченность содержания — его внутренняя связь и порядок. В соотношении с материей, форма понимается как сущность, содержание знания о сущем, которое есть единство формы и материи. При этом, пространственная форма вещи — есть частный случай формы как сущности вещи.
Объе́кт (лат. objectum «предмет») — философская категория, обозначающая вещь, явление или процесс, на которые направлена предметно-практическая, управляющая и познавательная деятельность субъекта (наблюдателя); при этом, в качестве объекта может выступать и сам субъект. Субъектом может быть личность, социальная группа или всё общество. Понятие объекта (obiectum) использует Фома Аквинский для обозначения того, на что направлено желание, стремление или воля.
Возможность — направление развития, присутствующее в каждом явлении жизни; выступает и в качестве предстоящего, и в качестве объясняющего, то есть как категория.
Упоминания в литературе
Уже само присутствие этого различения побуждает выразить его в форме, кажущейся лишь слегка отличной, сказав, что качества, меняющие свой статус при смене субъектов, на самом деле не присущи объекту, но являются просто субъективными (т. е. результатом воспринимающей деятельности субъекта), тогда как остальные качества действительно внутренне присущи объекту и потому заслуживают названия объективных. В этом различении коренится деление качеств на первичные и вторичные, столь распространенное (в разных формах) в философии XVII и XVIII столетий, которое нашло одно из своих первых и наиболее типичных выражений на знаменитых страницах галилеевского «Пробирных дел мастера», как отмечено в главе 1. Этот способ ввести рассматриваемое различение потенциально опасен, поскольку наводит на мысль о допустимости таких двусмысленных высказываний, как утверждение, что субъективные качества на самом деле не присутствуют в объекте, оставляя открытой возможность для нас воображать, что они на самом деле нереальны. С нашей нынешней точки зрения, сказать, что они не реальны, конечно, было бы ошибкой, поскольку здесь мы отождествляем реальность и существование: с нашей стороны правильно было бы сказать – используя, например, различие между первичными и вторичными качествами вещей, – что у них «реальности разного сорта»[82]. Это, во всяком случае, не предполагает, что вторичные качества существуют исключительно в субъекте, но что они зависят от определенного отношения между определенными чертами объекта и некоторыми познавательными способностями субъекта; это, однако, вопрос, которым мы займемся позже; и в то же время мы должны признать, что вторичные качества (по причинам, которые выяснятся позже) не рассматриваются наукой.
В процессе деятельности происходит, с одной стороны, опредмечивание свойств и способностей общественного человека (“особых человеческих сущностных сил”) в “предметах природы” (Маркс), с другой – как бы “распредмечивание” действительности, раскрытие и усвоение человеком сущности этих “предметов природы”, развитие человеческих способностей и форм деятельности на основе включения в деятельность новых объективных свойств и качеств предметов действительности. Каждый из этих предметов есть таким образом двусторонняя, точнее – двуединая, единая в своей двусторонности сущность. Он, во-первых, есть реальный, “естественный”, чувственный предмет, и, “включая предмет в систему деятельности и тем самым в систему своей культуры, человек населяет его огромным множеством идеальных значений, совершенно отличных от реального изменения его реальной формы: предмет “означает” все то, что деятельность заставляет его “обозначать”[91]. Он, во-первых, есть источник, из которого человек (индивид) берет материал для того, чтобы строить себя как субъект, как личность, свое деятельное сознание. Здесь мы сталкиваемся с процессом идеализации, превращения реальных предметных форм в идеальные формы благодаря использованию знаков, знаковых систем. “Без постоянно возобновляющейся идеализации реальных предметов общественно-человеческой жизнедеятельности, без превращения их в идеальное, а тем самым и без символизации человек вообще не может выступать в качестве действительного агента, деятельного субъекта общественного производства материальной и духовной жизни общества”[92].
В связи с этим, следует отметить важнейшее свойство словесного значения: оно не существует как содержательная единица, характеризующее только одно слово. Данное качество связано с природой человеческого опыта, который представляет собой моделированные способы взаимодействия с внешним окружением. Слова закрепляют в памяти человека свойства, составляющие результат проецирования определенной потребности на внешнюю среду, и, соответственно, предполагают сложную модельную репрезентацию этих свойств, поскольку они фиксируют функциональное отношение человека к внешней среде. Слово интегрирует в себе определенные характеристики опыта, превращая их в целостное значение и закрепляя его таким образом в памяти человека. Очень важно отметить сразу то, что данная интегрирующая функция значения слова по отношению к опыту человека одновременно выступает и в качестве принципа внутрисистемной дифференциации знаков: отдельное слово обладает значимостью только при возможности встроить его в систему отношений с другими словесными знаками. Так, table способен обозначать «вещь, созданную человеком для определенных целей» (ср. элемент словарной дефиниции a piece of furniture), благодаря тому, что этот комлекс свойств будет обязательно представлен в других языковых знаках, прежде всего man как деятель, способный создавать что-то материальное, и make как основная характеристика изменений, которые человек способен осуществлять во внешней среде. Интересной в этом смысле является структура дефиниции первого значения слова make в The Concise Oxford. В ней четко прослеживается взаимосвязанность данных знаков на основе общности элемента опыта «вещь как материальный объект, обслуживающий определенную потребность». Показательно, что хотя сам знак man в данной дефиниции не присутствует материально, мы его (или любой другой знак, способный обозначать «человека как деятеля») легко можем поставить в позицию подлежащего в примерах, приводимых в данной дефиниции:
Сделать это совсем не просто, так как при характеристике этого принципа возникают те милые препятствия, которые «расставляет» цепкое метафизическое мышление. Первое из этих препятствий заключается в том, что «предмет» берется в обыденном понимании как «объект», то есть вне зависимости от деятельности, образа жизни в целом. Такого рода понимание является благодатной почвой для возникновения разного рода упрощенных выражений, например высказывания о том, что предметная деятельность – это не что иное, как манипулирование с предметами. При этом окружающая действительность сразу же, как это демонстрируют бихевиористы, благополучно рассекается на мир стимулов («объектов»), воздействующих на субъекта, и мир реакций; или «внешний мир общества» и «внутренний мир личности». Между тем, как специально подчеркивал А.Н. Леонтьев, предмет не есть сам по себе существующий объект природы, а всегда предмет интенции, «…то, на что направлен акт… то есть как нечто, к чему относится живое существо, как предмет его деятельности»[46]. В другой работе он писал: «…предмет деятельности выступает двояко: первично – в своем независимом существовании, как подчиняющий себе и преобразующий деятельность субъекта, вторично – как образ предмета, как продукт психического отражения его свойства, которое осуществляется в результате деятельности субъекта и иначе осуществиться не может»[47]. В свою очередь деятельность субъекта, регулируемая психическим образом, опредмечивается в своем продукте. Опредмечиваясь в продукте, она превращается в идеальную сверхчувственную сторону производимых ею вещей, их особое системное качество.
Конструктивная модель познания требует присутствия подлежащего оформлению материала, который, по мысли Канта, поставляется чувствами. Категории, таким образом, выступают в качестве форм. Подобно тому, как у Аристотеля формы не существуют без материи (т. е. имеют свое бытие посредством единичных и воспринимаемых чувствами вещей), кантовские категории не имеют иного применения, кроме оформления чувственного содержания. Аналогия с Аристотелем здесь более глубокая, чем может показаться на первый взгляд. Аристотелевская концепция формы включает представление о действительности, точнее о действии или деле. Форма есть действительность вещи в том смысле, что она действует, приводя к единству и определенности материю. Форма обладает бытием в деле, чем и обусловлено использование термина evepyeia переведенного с греческого как «действительность». Ранее мы обнаружили, что этот термин вполне уместен при описании картезианского ego. Ниже мы убедимся, что его (термина) появление при анализе кантовских категорий есть нечто большее, чем совпадение.
Связанные понятия (продолжение)
Феноменали́зм — философское учение о том, что мы познаем не сущность вещей, «вещи в себе», а лишь явления.
Объекти́вная реа́льность — мир, существующий независимо от субъекта (человека) и его сознания. Представление о мире, как о внешней (окружающей) реальности, не зависящей от позиции, понимания и восприятия субъекта.
Рассу́док — часть мыслящего сознания, способного логически осмыслять действительность, познавать в понятиях вещи и их отношения, способность составлять суждения (по Канту) превращает восприятия в опыт путём объединения их в категории. Своей этимологией восходит к глаголу рассуждать.
Всео́бщее (нем. Allgemeinheit) — абстрактное единство предметов согласно определенному свойству или отношению, благодаря которому они мысленно объединяются в некоторое множество, класс, род или вид.
Действительность (произв. от слова «действие») — осуществлённая реальность во всей своей совокупности — реальность не только вещей, но и овеществлённых идей, целей, идеалов, общественных институтов, общепринятого знания.
Коли́чество — категория, выражающая внешнее, формальное взаимоотношение предметов или их частей, а также свойств, связей: их величину, число, степень проявления того или иного свойства.
Но́эма (греч. νόημα — «мысль»; прил. «ноэматический») — мысленное представление о предмете, или, другими словами, предметное содержание мысли; представленность предмета в сознании. Понятие феноменологии Э. Гуссерля, означающее содержание переживания сознания, когда мы рассматриваем последнее как сопряженное с чем-то трансцендентным самому реальному составу переживания, то есть ноэзису.
Вещь в себе (Вещь сама по себе, нем. Ding an sich; англ. thing-in-itself; фр. chose en soi), но́умен (греч. νούμενον «постигаемое» от νοέω «постигаю») — философский термин, обозначающий объекты умопостигаемые, в отличие от чувственно воспринимаемых феноменов; вещь как таковая, вне зависимости от нашего восприятия.
Кауза́льность (лат. causalis) — причинность; причинная взаимообусловленность событий во времени. Детерминация, при которой при воздействии одного объекта (причина) происходит соответствующее ожидаемое изменение другого объекта (следствие). Одна из форм отношения, характеризующаяся генетичностью, необходимостью. Каузальность выполняет важнейшую методологическую роль в научном и повседневно-бытовом познании. На основании её понятия строились механистическая картина мира, концепции детерминизма (Лаплас…
Закон в философии — «необходимая связь (взаимосвязь, отношение) между событиями, явлениями, а также между внутренними состояниями объектов, определяющая их устойчивость, выживание, развитие, стагнацию или разрушение». В философском смысле под законом подразумевают «объективные связи явлений и событий, существующие независимо от того, известны они кому-нибудь или нет».
Отраже́ние в марксизме — всеобщее свойство материи, как обладающей «свойством, по существу родственным с ощущением, свойством отражения». Свойство проявляется в способности материальных форм воспроизводить определённость других материальных форм в форме изменения собственной определённости в процессе взаимодействия с ними.
Су́щее — существительное, образованное от причастия «существующее», означает «то, что есть».
Униве́рсум (лат. universum, «совокупность, общность» или лат. summa rerum «совокупность всего», «мир как целое», «всё сущее») — в философии — совокупность объектов и явлений в целом, рассматриваемая в качестве единой системы, то есть объективная реальность во времени и пространстве. В общем смысле тождествен термину «Вселенная».
Катего́рия (от др.-греч. κατηγορία — «высказывание, обвинение, признак») — предельно общее понятие, выражающее наиболее существенные отношения действительности. Изучение категорий заключается в определении наиболее фундаментальных и широких классов сущностей.
Движе́ние — понятие, охватывающее в самом общем виде всякое изменение и превращение; в механике — изменение положения во времени и в пространстве.
На эту страницу установлено перенаправление со страницы «A posteriori», см. также статью о музыкальном альбоме «A Posteriori».Апостерио́ри, а постерио́ри (лат. a posteriori букв. «из последующего») — знание, полученное из опыта. Противопоставляется априори — доопытному знанию. Значение термина исторически менялось: нынешнее значение установилось благодаря И. Канту и его работе «Критика чистого разума» (впервые опубликована в 1781 году, второе издание в 1787 г.) Однако, в латинской форме, выражения…
Подробнее: Апостериори
Априо́ри (лат. a priori — буквально «от предшествующего») — знание, полученное до опыта и независимо от него (знание априори, априорное знание), то есть знание, как бы заранее известное. Этот философский термин получил важное значение в теории познания и логике благодаря Канту. Идея знания априори связана с представлением о внутреннем источнике активности мышления. Учение, признающее знание априори, называется априоризмом. Противоположностью априори является апостериори (лат. a posteriori — от последующего…
Тождество — философская категория, выражающая равенство, одинаковость предмета, явления с самим собой или равенство нескольких предметов. О предметах А и В говорят, что они являются тождественными, одними и теми же, если и только если все свойства (и отношения), которые характеризуют А, характеризуют и В, и наоборот (закон Лейбница). Однако, поскольку действительность постоянно изменяется, абсолютно тождественных самим себе предметов, даже в их существенных, основных свойствах не бывает. Тождество…
Интеллиги́бельность (от лат. intelligibilis — понятный, чёткий, постижимый умом) — философский термин, обозначающий познание, а более точно, постижение, доступное исключительно уму или интеллектуальной интуиции. Понятие интеллигибельность в некоторых системах идеалистической философии обозначает сверхприродные, сверхчувственные предметы, сущности.
Сво́йство (в философии, математике и логике) — атрибут предмета (объекта). Например, о красном предмете говорится, что он обладает свойством «красноты». Свойство можно рассматривать как форму предмета самого по себе, притом, что он может обладать и другими свойствами. Свойства, следовательно, подпадают под действие парадокса Рассела и парадокса Греллинга-Нельсона.
Атрибу́т — существенный, неотъемлемый признак предмета или явления (в отличие от преходящих, случайных его состояний) — то, что составляет сущность субстанции, её фундаментальное свойство, необходимый для её существования предикат.
Апперцепция (лат. ad — к и лат. perceptio — восприятие) — это процесс, в результате которого элементы сознания становятся ясными и отчетливыми.
Субъе́кт (лат. subjectum «лежащее внизу; находящееся в основе») — носитель деятельности, сознания и познания; индивид, познающий внешний мир (объект) и воздействующий на него в своей практической деятельности; человек или консолидированная группа лиц (напр., научное сообщество), общество, культура или даже человечество в целом, противопоставляемые познаваемым или преобразуемым объектам.
Причи́на: Основание, предлог для каких-нибудь действий.Например: Уважительная причина; Смеяться без причины; По причине того что…, по той причине что…, из-за того что…
Мо́дус (от лат. modus) — мера, образ, способ, вид существования или действия чего-либо. В логике применяется для обозначения разновидностей форм умозаключений. Спиноза полагал, что модусы — различные состояния, которые принимает единая субстанция; представляет собой переходную форму.
Поня́тие — отображённое в мышлении единство существенных свойств, связей и отношений предметов или явлений; мысль или система мыслей, выделяющая и обобщающая предметы некоторого класса по общим и в своей совокупности специфическим для них признакам.
Образ — форма репрезентации чего-либо. В философии образ обладает множеством частных смыслов в зависимости от особенностей того или иного философского учения.
Объекти́вность — принадлежность объекту, независимость от субъекта; характеристика факторов или процессов, которые не зависят от воли или желания человека (человечества).
Представле́ние (repraesentatio, нем. Vorstellung) — чувственный образ предметов, данный сознанию, сопровождающийся, в отличие от восприятия, чувством отсутствия того, что представляется. Различают представления памяти и воображения. Представлением также называется соответствующий психический процесс.
Сужде́ние — мысль, в которой утверждается наличие или отсутствие каких-либо положений дел.
Абсолю́тная иде́я (нем. Absolute Idee) — идея, выражающая полноту всего сущего. Термин, введён Г. В. Ф. Гегелем и является следствием основополагающей идеи его онтологии — тождества бытия и мышления.
Интенциона́льность (от лат. intentio «намерение») — понятие в философии, означающее центральное свойство человеческого сознания: быть направленным на некоторый предмет.
О́пытное знание (опыт) — совокупность знаний и навыков (умений), приобретённых в течение жизни, профессиональной деятельности, участия в исторических событиях и т. п.
Ме́ра — философская категория, означающая единство качественной и количественной определённостей некоторого предмета. Согласно А. П. Огурцову, эта категория обобщает способы и результаты измерения предметов. Анализ меры исходит из важности интервала изменений количественных величин, в рамках которого можно говорить о сохранении качества предмета. Категория меры тесно связана с рядом философских понятий, в том числе относящихся к областям этики и эстетики.
Ноэзис (ноэсис) (греч. νόησις — «мышление»; прил. «ноэтический») — в феноменологии Э. Гуссерля понятие, означающее реальное содержание переживания сознания, то есть собственно само переживание, взятое как таковое — вне сопряженности с трансцендентной ему реальностью. Ноэзис противопоставляется ноэме, являющейся его интенциональным коррелятом.
Абстра́ктный объе́кт — объект, созданный какой-либо абстракцией или при посредстве какой-либо абстракции; когнитивно представленный объект познания, репрезентирующий те или иные сущностные аспекты, свойства, отношения вещей и явлений окружающего мира. Абстрактные объекты делятся на реальные и идеальные, различающиеся постановкой и решением проблемы существования. Для реальных имеется её конструктивное решение; идеальные же выходят за пределы эффективной проверки (например, континуум). В философии…
Структу́ра (от лат. structūra «строение, устройство; связь или расположение составных частей») — совокупность устойчивых связей частей объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе, т.е. сохранение основных свойств при различных внешних и внутренних изменениях.
Объективный идеализм — совокупное определение философских школ, подразумевающих существование независящей от воли и разума субъекта реальности внематериальной модальности.
Понима́ние — универсальная операция мышления, связанная с усвоением нового содержания, включением его в систему устоявшихся идей и представлений.
Мне́ние — понятие о чём-либо, убеждение, суждение, заключение, вывод, точка зрения или заявление на тему, в которой невозможно достичь полной объективности, основанное на интерпретации фактов и эмоционального отношения к ним.
Зако́н — вербальное и/или математически выраженное утверждение, имеющее доказательство (в отличие от аксиомы), которое описывает соотношения, связи между различными научными понятиями, предложенное в качестве объяснения фактов и признанное на данном этапе научным сообществом согласующимся с ними. Непроверенное научное утверждение, предположение или догадку называют гипотезой.
Субста́нция (лат. substantia — сущность; то, что лежит в основе) — то, что существует автономно, само по себе, в отличие от акциденций, существующих в другом и через другое.
Определе́ние, дефини́ция (лат. definitio — предел, граница) — логическая операция раскрывающая содержание имени посредством описания отличительных признаков предметов или явлений.
Конти́нуум (от лат. continuum — непрерывное) — непрерывное. Термин, употребляемый по отношению к некоторым представителям древнегреческой философии, в частности, Алексеем Федоровичем Лосевым в его труде по античной эстетике.
Интерсубъекти́вность — понятие, означающее 1) особую общность; 2) определённую совокупность людей, обладающих общностью установок и воззрений; 3) обобщенный опыт представления предметов.
Упоминания в литературе (продолжение)
Немецкий философ Гегель (19 век) дал понятию качества четкую философскую окраску: «Качество есть в первую очередь тождественная с бытием определенность, так, что нечто перестает быть тем, что оно есть, когда оно теряет свое качество». Известный американский ученый, родоначальник статистических методов управления качеством У. Шухарт в 1931 году понятию качества придал два аспекта: c одной стороны – объективные физические характеристики объекта, с другой – субъективная категория – «насколько предмет хорош», то есть качество имеет двойственный характер. Попытки определить качество как ограниченную совокупность свойств также не увенчались успехом. Более точно можно сказать, что категория качества выражает целостную характеристику функционального единства существенных свойств объекта. Таким образом, как философская категория качество не должно и не может быть исчерпано.
Спор между рационалистами и эмпиристами о том, что выступает ключевым средством познания – разум или чувства, при всей его важности, сам по себе имеет второстепенное, «тактическое» значение в свете задачи описания идейных предпосылок конструктивистского образа мысли. Декарт и Лейбниц говорили о врожденных идеях, Локк о чувственном опыте как источнике познания, а также о первичных и вторичных качествах вещей. Причем в отличие от первичных качеств, т. е. механических характеристик предметов, вторичные – цвет, вкус, запах, звук, – по мнению Локка, имеют субъективное происхождение. Беркли и Юм вообще не признавали первичных качеств, считая все свойства вещей продуктами индивидуального восприятия, элементами подлежащего мыслительной обработке потока впечатлений. Кант создал учение об априорных формах созерцания и категориях рассудка, без которых наша чувственность, имеющая дело с данными опыта, навсегда осталась бы слепа.
Понятно, что в начале процесса познания у Гоббса стоит чувственное познание. Его продуктом являются «идеи» (они же – фантомы или фантасмы, они же – образы). Следующий этап процесса познания – обозначение «фантасм» знаками. Этот этап является переходным к теоретическому познанию. При этом фантасмы или образы содержат и субъективные впечатления, не имеющие аналогии в природе тел, но вызванные ими. Сюда относятся чувственные качества, такие, как цвет, звук и т. д. Но у тел есть и вполне объективные свойства (акциденции), такие, как протяженность, место или движение.
Переходя к характеристике видовых особенностей постижения мира посредством мышления в идеях, прежде всего замечу, что если в представлении, как одной из первичных форм сознания, исследуемое явление возникает по субъективной ассоциации, а посему имеет характер мимолетного и в чем-то случайного образа, в понятии на его место выступает более сложное сознание необходимой связи и необходимого соотношения в элементах, образующих явление, то в идее мы возвышаемся до познания сущности явления, поскольку находим в нем разумную необходимость, которая, по словам П. Д. Юркевича, дает явлению единство, жизнь и душу [35, с. 11]. Более того, если понятие, отражая какое-либо явление или вещь (а всякая вещь, в сущности, есть явленный нам процесс), фиксирует его преимущественно в статике4, то идея этого же явления, представляя собой как бы логическое развертывание данного понятия, отражает его в динамике развития, то есть в виде процесса, включая в себя его статический образ в качестве соподчиненного момента. Идея, таким образом, пытается охватить отражаемое явление в его целостности и внутреннем единстве, взаимосвязи и взаимопроникновении (до определенных границ) с сопряженными явлениями многообразного мира.
«Один и тот же способ познания природы», о котором у Спинозы идет речь, предполагает, что «природа всегда и везде остается одной и той же» (III Предисловие). Другими словами, природное пространство представляет для него некоторую качественно однородную, или гомогенную, среду, в пределах которой возникают различные модальные модификации, не изменяющие субстанциального, или природного, тождества ее субстрата. Проще говоря, в этом случае Спиноза не придает значения качественному многообразию разных слоев бытия. Если же предположить наличие множества страт или уровней реальности, обладающих собственными исключительными качествами, то тогда уже трудно будет говорить о каких-то природных законах, единых для всего субстанциального универсума. Это сделает невозможным наличие одного и того же способа познания природы всех элементов универсума. Как известно, ньютоновская физика и современная Спинозе астрономия допускали существование подобного рода идеального пространства. Решительным противником идеи такого однородного и нивелированного универсума оставалась, как ни странно, традиционная, языческая (платоновская) и христианская (патриотическая и схоластическая) метафизика, которую европейская философия Нового времени пыталась активно преодолеть6. Тем не менее для Спинозы, как и для Декарта, наследие схоластики стало неотъемлемой частью его теоретической системы7. Кроме того, барочная стилистика той эпохи в определенной мере повлияла и на сам способ философствования Спинозы, отмеченный многообразием источников, из которых он черпал свое вдохновение, и неоднородностью предлагаемых им формальных принципов исследования.
Впрочем, трактовка символа, принятая не только в теории Пиаже, но и в среде психологов вообще, требует уточнения. Символизм привычно понимается как замена одного объекта другим, либо одного движения другим. Нередко смысл такой замены сближается с понятиями сравнение, метафора, аллегория и художественный образ. Понятно, что в случае раннего детства о столь высоком содержании этого термина говорить не приходится, но оттенок присутствует, тем более, что ситуация не разъясняется. Первоначально установление одиночных связей между различными объектами и явлениями происходит вследствие формирования линейных – одномерных – связностей ЭСС. На таком уровне развития сознания, в отсутствие иных механизмов познания, человек может раскрыть, описать, представить свойства некоторого нового объекта или явления только через ассоциации со свойствами уже знакомого объекта или явления. Иными словами, речь идет о представлении одного в качестве другого, что есть вариант игры «понарошку». Подобного рода замена оказывается эффективным инструментом познания формирующегося мышления. На сенсомоторной стадии такой «символизм» оказывается моторным, а на следующей стадии дооперационального мышления он станет мыслительным. Но от этого суть явления не меняется: в нем еще нет ничего «взрослого», а тем более «художественного», есть лишь прагматизм познания мира. Идет поиск параллелей, бессознательное выявление общих свойств и качеств, позволяющий постепенно, через другие параллели, понять новый объект или явление как целое. Это, скорее, некоторое моделирование ситуации. Возможно, что в рассматриваемом случае правильнее говорить о метафорах, чем о символах. Хотя, в обоих случаях, современные трактовки терминов не учитывают отмеченной специфики, связанной с ранними стадиями когнитивного развития.
Поэтому философия изучает те свойства, связи и отношения мира, которые имеют всеобщий характер, то есть присущи явлениям всех сфер действительности – неживой природе, живой природе, обществу и сознанию. Соответственно, для выражения этих всеобщных свойств, связей и отношений философии требуются особые понятия, которые называются категориями. Категория – это философское понятие, фиксирующее в себе существенное свойство, связь, отношение, присущее явлениям всех сфер действительности (время, пространство, изменение, движение, равенство, количество, качество, противоположность и т. д.).
На второй ступени – «ослепленного сознания» – преобладает «тамас»: внимание субъекта рассредоточено на всех объектах восприятия одномоментно, что обусловлено неспособностью к определению значений предметов восприятия, а также низким уровнем концентрации внимания на объектах созерцания и, как следствие этого, слабой способностью к различению сущностных характеристик бытия. По-видимому, такой уровень внимания типичен для обыденного сознания. Человек, обустраивающий свою материальную жизнь, ориентирован на поверхностное, утилитарное познание бытия вещей. Сама по себе вещь как предмет реальности обладает для него ценностью в силу своей полезности. Сознание такого субъекта «ослеплено», захвачено теми свойствами и качествами предмета бытия, которые значимы для его выживания как социальной личности. Объект его внимания теряет ценность, лишается для него привлекательности, если утрачивает полезную социальную функцию. Восприятие тела для данного уровня сознания сводится к фиксации внешних форм его репрезентации: субъект ориентируется не на тело, а на представление о нем.
Последовательно остановимся на четырех аспектах принципа субъекта, которые были определены нами в связи с изучаемой проблемой сепарации личности. Первый из них – это стремление к выделению себя из мира объектов и значимых субъектов. Согласно А. В. Брушлинскому, ребенок «начинает выделять себя (не отделять!) из окружающей действительности и противопоставлять себя ей как объекту действия, познания, созерцания и т. д.» (Брушлинский, 2002, с. 12) очень рано, уже на первом году жизни. Критериями становления субъекта, по Брушлинскому, являются, во-первых, способность 1–2-летнего ребенка на основе сенсорного и практического опыта выделять значимых для него людей, предметы, события посредством обозначения их простейшими значениями слов, и, во-вторых, способность выделять детьми 7–10 лет объекты, обобщая их в форме простейших понятий. «На вышеупомянутом этапе развития деятельности и общения окружающая действительность именно в понятиях начинает выступать для людей в качестве объекта (а не только как система раздражителей и сигнальных раздражителей). Объект существует только соотносительно с субъектом, а субъект возникает, действует, живет лишь во взаимосвязи с объектом и с другими людьми как субъектами» (там же, 2002, с. 13).
Чтобы установить существование необходимой сопринадлежности элементов, Шуппе прибегает к умственному эксперименту, который вряд ли однороден с описанною выше рациональною индукциею, хотя Шуппе не выделяет его в особую категории методов обоснования общих суждений. Образцом может служить его рассуждение о том, что чувственное качество необходимо занимает пространство. Отвлечем чувственное качество от занимаемого им пространства. «Хотя мы осуществили эту абстракцию первоначально только на основе одного единственного явления, все же выделенные элементы имеют природу общего понятия, и если мы пытаемся представить себе каждый из них в отдельности от других и замечаем, что это невозможно, то это эксперимент такой же ценности и столь же доказательный, как и всякий другой эксперимент. Он служит доказательством того, что это качество, т. е. не индивидуальное только что испытанное впечатление, а это качество, как общее понятие, не представимо без «где» и «когда». Следовательно, мысль, что эти элементы обусловливают друг друга взаимно, не есть индивидуальный опыт: причинная связь присуща здесь общему, и для ее общего значения не требуется никакого дальнейшего опыта»76.
То, что психическая деятельность есть отражение, означает вместе с тем, что отражение есть деятельность, процесс. С этим положением связана глубокая перестройка самого понятия отражения, которое домарксовский материализм считал отношением между вещью и ее идеальным отпечатком. В теории отражения домарксовского материализма в качестве основного выступает непосредственное соотношение вещи и образа. Для диалектико-материалистической теории отражения исходным является взаимодействие человека как субъекта с миром; соотношение этих двух реальностей выступает здесь как основное, исходное. Образ, идея существует лишь в познавательной деятельности субъекта, взаимодействующего с объективным миром. Взятое в своей конкретности отношение психического к миру выступает в единстве познавательного процесса как отношение субъективного к объективному. Отношение идеи, или образа, как идеального к предмету как материальной вещи есть лишь абстрактно выделенная сторона, момент, аспект этого исходного отношения. Выделение этого специального аспекта – это только абстракция, правомерная, нужная абстракция, но все же абстракция, вскрывающая лишь момент, аспект, сторону реального отношения психической деятельности к миру, отношения, взятого в его конкретности. Само это отношение – процесс, деятельность, взаимодействие. Включенный в этот процесс, в котором он только и существует, образ выходит из якобы статического отношения к предмету. Это отношение выступает в своем истинном виде как процесс познавательной деятельности субъекта, в которой одно определение, один образ предмета снимается другим, более адекватным, более глубоким. В динамике этого процесса диалектически осуществляется непрерывное приближение образа к предмету, все более полное раскрытие предмета в образе, все же никогда не способное исчерпать его бесконечного богатства (см. также главу III, § 2 и главу IV § 1 (б) настоящей работы).
В одних и тех же математических формулах могут быть описаны самые разнородные процессы – геометрические, форономические, фантастические; формулы энергетики в этом отношении ничем не отличаются от других формул. До этих пор анализ их приводит, поэтому, к математическим категориям, а эти последние уже предполагаются энергетикой. Впервые своеобразие понятий, выраженных в формулах, обусловливает то, что описанные отношения соответствуют действительным процессам природы. Очевидно, следовательно, что именно понятие энергии и ее факторов и есть то, чем определенное количеством и качеством образование выделяется как образование физическое. Сущность же этих физических образований заключается в том, что они сохраняют самостоятельное существование в пространстве и времени, что они действуют друг на друга и этим действиям подвержено и собственное наше тело. Закон, обусловливающий то, что предметы полагаются в связи вещей неизменными или изменяющимися во времени, оказывающими и воспринимающими воздействия, называется понятием отношения. Следует, поэтому, ожидать, что в понятии энергии мы найдем категории отношения.
Однако для целей онтологического исследования недостаточно просто раскрыть предельную степень абстрактности философских категорий путем демонстрации их неверифицируемости. Более значимым является то обстоятельство, что подобные метафоры («притчи») отсылают к универсальной метафизической конструкции, которая определяет специфику формирования мировосприятия западноевропейского склада. Указание на это мы находим у О. Шпенглера: «С метафизической точки зрения значение отделения фиксированного языка не было оценено достаточно высоко. <…> Из противоречий между застывшим языком и бурлящей кровью, становящейся историей, возникают негативные идеалы абсолютного, вечного, общезначимого». И далее: «То понимание, в рамках которого появились первые имена, обусловлено альтернативой между видимым и невидимым. Возможно, первыми numina, вещами были явления видимого мира, которые можно было ощутить, услышать, наблюдать их воздействия, но не увидеть».[2] В приведенной цитате показан исторический генезис трансценденции во взаимосвязи с развитием фиксированного словесного языка и выделением зрения в качестве основного источника ориентирования в мире. Возникающие на этой основе противопоставления изменяющегося и застывшего, видимого и невидимого закладывают основу для дальнейшего формирования всех базовых оппозиций метафизики: становления и бытия, явления и сущности, конечного и бесконечного, временного и вневременного (вечного), чувственно воспринимаемого и сверхчувственного, имманентного и трансцендентного. В этих оппозициях второй член получает привилегированное значение по отношению к первому. И вместе с тем второй член генеалогически всегда есть производное от первого, его побледневшая метафора. Задолго до появления «деконструкции» этот момент был раскрыт Гегелем, в частности, в его диалектике конечного и бесконечного.
Бинарный архетип сегодня нередко вызывает отторжение в связи с отрицательной реакцией на непересекаемость «линии Демокрита» и «линии Платона» по «закону исключенного третьего», а соответственно на манихейское представление о мире в черно-белых тонах, и следующее из этого разделение всей философской мысли на идеализм и материализм, ибо тогда и сам мир предстает состоящим тлько из двух компонентов – Материи и Сознания (Идеи). Аллергия на него преодолевается, когда речь идет об интегральных характеристиках бытия, об информации как Третьем независимом устое в статусе ограниченного разнообразия, о синтезе организации, меры, гармонии как единой координате саморазвертки и самовозвышения мира. Ведь именно языком интегральных характеристик (критериев, символов, отношений и пр.) и пишется мировая история, ибо первый акт объективно осуществляющегося структурогенеза на пути формирования новых систем, равно как и первый шаг разума в постижении этих характеристик и у «материалистов», и у «идеалистов» был и остается прежним: «раздвоение единого и познание противоречивых частей его», сведение их к мере. Эта суть диалектики признается как в идеализме, например у Платона: «Что поистине удивительно и божественно для вдумчивого мыслителя, так это присущие всей природе удвоение числовых значений и, наоборот, раздвоение – отношение, наблюдаемое во всех видах и родах вещей» (Плотон. Эпиномис, 990с – 991а), так и в материализме[115]. И коль скоро есть потребность находить меру гармонии (дисгармонии) состояний структурно сложных систем, как норму либо патологию, с определением степени отклонения от той и другой, то в качестве исходной, базисной модели может быть принята разработанная Гегелем теория закона развития меры как закона степеней.
Решению задачи системного анализа структуры сознания нацелена представленная ниже таблица, названная по аналогии с известной таблицей периодической с целью демонстрации возможности осуществления убедительной, корректной и наглядной классификации и группировки различных взаимосвязанных проявлений человеческого сознания по двум направлениям: интеллектуальному и духовному. Следует учесть, что такое разграничение является условным, осуществляется в основном с целью теоретического анализа. В реальности они проявляются как симбиоз ценностей и антиценностей, как единое интеллектуально-духовное свойство человека, только для адекватности анализа выделяемые в качестве своеобразных форм проявления и функций сознания. Одним из оснований для такого разграничения может служить общеизвестное положение И. Канта о трех взаимосвязанных задачах философии, состоящих в выяснении того: 1) что я могу знать? (метафизика); 2) что я должен делать? (мораль); 3) на что я смею надеяться? (религия); а также то, что два его главных произведения – «Критика чистого разума» и «Критика практического разума» – посвящены: первая – развернутому анализу интеллектуальной формы человеческого сознания, вторая – морали как его духовной формы проявления.
Тем самым вновь становится ясной нелепость или непонимание утверждения, будто Кант субъективировал мир. Значительно правильнее было бы обратное: что Кант объективировал Я, полностью растворив его в мире, который в качестве познаваемого есть его деяние. Если же, следуя обыденному восприятию, понимать субъект как душевную сущность, обладающую существованием и значением для себя по эту сторону ее функции применительно к материалу бытия, а объект как действительность по ту сторону познаваемости и ее форм, в которые действительность лишь впоследствии вводится, – то Кант вообще стоит над всей этой противоположностью. Для него, поскольку речь идет о познании, существует только один мир, а не его посюсторонность и потусторонность. Для метафизики, которая кристаллизует внутренние движения мира опыта в особые существа в качестве носителей и оснований этих движений, единство мира находится, с одной стороны, в абсолютном Я, с другой – в абсолютном бытии, которое само по себе не входит в множественность и особенность мира опыта. Но смысл метафизики в потребностях, находящихся вне познания. Для познания же, для которого закрыто абсолютное – не как следствие недостатка и резиньяции, а как абсолютное выражение его сущности, – единство может означать только взаимодействие частей существования, динамическое отношение, посредством которого элементы мира становятся суждениями, предметами, причинами и действиями, осмысленными связями. Так, мир есть система взаимно несущих факторов, Я – деятельность, которая приводит чувственные элементы к этим противоположным действиям, т. е. к их единству, но не выходит из них; Я есть жизненность мирового процесса, который состоит в связи этих элементов, – понятной, образующей объекты, формирующей хаос чувственности.
Начнем с того, что представление о мышлении и других высших психических функциях как разных формах объективно существующей психической реальности имеет в своей основе допущение, что ее субъектом-носителем является человек[4]. Это означает, что психика как подлежащая исследованию объективная реальность существует не сама по себе в виде самостоятельной формы бытия, а лишь в форме атрибутивной, как свойство человека. И потому в наиболее распространенных подходах и способах к ее определению (полаганию, как говорят методологи) в качестве объекта исследования она изначально рассматривается производной («вторичной») от человека как существа биологического и социального, в том числе и деятельного (деятельностного); а ныне часто добавляют еще и духовного. Это означает, что, согласно этим подходам, психика не обладает субстанциональностью, так как она суть проявление субстанциональности человека как явления и как одной из форм бытия. Соответственно, источник развития психики следует искать не в самой психике как самостоятельном природном явлении (в широком, не биологическом смысле этого слова), а в человеке и характерных для него видах биологической и социальной активности. Тем самым происходит редуцирование психики как явления к биологически и социально обусловленным формам ее проявления.
Предмет языкознания, произведенный методом «восхождения», предстает предметом теории (в когнитивной модели объект есть знание о нем) – это то, что изучает данная теория, то есть то, на чем аналитически истинны законы этой теории. А они предстают истинными на области предметов, созданных чисто умственно, вообще не имеющих в природе аналогов. Ясно, что истинность порожденной теории не может быть эмпирической, так как идеализированные предметы представлены через смыслы слов (терминов) и не являются чувственно воспринимаемыми, но может быть только аналитической истинностью, устанавливаемой на основе смысла слов (терминов). В связи с этим в качестве непосредственной лингвистической материальной базы исследования предлагается использовать корпус явных конъюнктивных научных определений (терминов) базовых понятий, обеспечивающих «полный охват» конструируемого предмета «язык». Содержание названного вида текстов как знако-знаниевых образований обеспечивает такую проблемную ситуацию, в которой объект познания представляет собой некую тайну, загадочное «Х», относительно которого мы хотим получить знание. Согласно теории познания, если нечто, существующее в мире, в нашем сознании или в культуре, не является для нас таинственным, не несет в себе тайны, этого самого «Х», то оно никогда и не будет выступать перед нами в роли объекта познавательной деятельности [118, c. 284].
Обращение к философским справочным изданиям показало, что до 1980-х гг. понятия К. и О. в них вообще отсутствовали. После 1980-х гг. стало заметно, что словари становятся более профессионально ориентированными и свободными в выборе терминологии. Так в Философском энциклопедическом словаре (1983) появилось как понятие К., так и понятие О. Последнее толковалось как «процесс взаимосвязи и взаимодействия обществ, субъектов (классов, групп, личностей), в к-ром происходит обмен деятельностью, информацией, опытом, способностями, умениями и навыками, а также результатами деятельности». Данное определение предельно обобщено, включает в себя как процессы взаимосвязи и взаимодействия субъектов разного уровня, так и процессы обмена деятельностью, информацией и др., т. е. по существу включает понятие К., только терминологически это не отмечается. Сомнение также вызывает возможность обмениваться способностями, если под ними понимать индивидуальные качества человека. Одновр. в этом филос. словаре приводится термин К., к-рый определяется как «О., обмен мыслями, сведениями, идеями и т. д.; передача того или иного содержания от одного сознания (коллективного или индивидуального) к другому посредством знаков, зафиксированных на материальных носителях». Если в это определение К. вместо слова «О.» подставить его вышеприведенное определение, то получается, что К. – это процесс взаимосвязи и взаимодействия субъектов, обмен деятельностью, информацией, мыслями и т. п., зафиксированными на материальных носителях. Получается бессмыслица. Совершенно очевидно, что понятие О. является семантически более объемным и включает в себя понятие К, а не наоборот. Отсюда же очевидно, что эти понятия не могут считаться синонимами. К сожалению, многие последующие словари повторяют эту ошибку.
В классической философии единство мира рассматривалось прежде всего в рамках оппозиции «единое/многое», в контексте проблемы сведения всего наблюдаемого многообразия если не к одному началу или субстанции (монизм), то к двум (дуализм) или нескольким (плюрализм), подведения его если не под один принцип или закон, то под некоторую конечную, по возможности минимальную, их совокупность. При этом единство выступало также в качестве ценности[9] или цели, к которой нужно стремиться как в теоретической, так и практической деятельности[10], поскольку единое прямо (хотя, возможно, и не всегда отчетливо сформулированным образом) соотносилось, если и не отождествлялось, с истинной сущностью, тогда как множественное – с обманчивой кажимостью. То есть, иными словами, дело представлялось так, что очевидная множественность непосредственно воспринимаемых вещей и/или явлений скрывает подлинное единство их истока/основания, которое и надлежит обнаружить и выявить[11] мыслителю/исследователю. Так что единство полагалось одновременно несомненной, непроблематизируемой предпосылкой, общим и универсальным методологическим регулятивом, конечной (в смысле – предельной, последней, хотя фактически и недостижимой) целью, а также некоторого рода выводом или результатом размышлений, подводящих и приводящих к тем или иным началам. Причем единство трактовалось как некоторая цельность, в пределе (например, у Парменида) – тождество[12], идентичность, так как единое – это предположительно единица, одно, целое, одно-единственное[13], из-за чего всю классическую метафизику иногда характеризуют как «философию тождества» [см. 330; ср. 107, с. 16] – термином, предложенным Фихте («Identitatsphilosophie») для обозначения собственной концепции на определенном этапе ее развития.
Получаемое таким образом знание отличалось от представления. В противоположность ему оно было лишено наглядности и имело чисто мыслительный, понятийный характер. С точки зрения Сократа, понятие являлось основанием различных представлений. Так, благодаря тому, что человек обладает понятием добра, он признает те или иные вещи благими. Таким образом, понятие выступало в качестве общей характеристики целого рода предметов и выражало их сущностные свойства, которые не зависли от мнений людей.
Подобно Декарту, Рассел стремился открыть основание всего нашего знания, не подверженное скептическому сомнению. Такое основание он обнаружил в знании, которое мы получаем в актах непосредственного восприятия и которое, по его мнению, исключает возможность ошибки. Однако, в отличие от Декарта, Рассел не считал, что на основе этого исходного знания можно достичь достоверности в отношении физических вещей, других людей и даже своего собственного «я». Знание такого рода вещей всегда является выводным или «производным», а потому подверженным ошибкам. Рассел обозначил эти два вида знания как «знание-знакомство» и «знание по описанию», и их различение напрямую связано с его теорией дескрипций: имя применяется только к тому, с чем человек непосредственно знаком, а дескрипции используются для выражения знания, которое мы получаем от других или выводим из наших непосредственных восприятий. Более того, в статье «Знание-знакомство и знание по описанию» (1910) Рассел выдвинул в качестве «основополагающего эпистемологического принципа» следующее положение: «Каждое высказывание, которое мы понимаем, должно состоять только из частей, с которыми мы непосредственно знакомы» [Russell, 1988, p. 23].
Как известно, в буддизме бытие и познание неразрывно связаны. И поэтому всё сущее можно классифицировать в соответствии с тем способом, которым оно познаётся. Традиционно выделяется два основных способа познания: прямое и концептуальное. В тех философских школах, которые отрицают номинальный характер всего сущего и постулируют наличие реально и истинно существующих сущностей, последние являются объектами прямого, или неконцептуального познания. Обычно различают прямое чувственное восприятие, прямое ментальное восприятие, самоосознавание и прямое йогическое восприятие. У прямого чувственного восприятия и прямого ментального восприятия объекты фактически не различаются. Что же касается самоосознавания, то в мадхьямака-прасангике оно не признается существующим, и поэтому здесь мы его обсуждать не будем. Объектом прямого йогического восприятия является абсолютная реальность, истинно сущее. Таким образом, мы можем выделить два класса реально существующих объектов: 1) те сущности, которые познаются прямым чувственным восприятием, и 2) те сущности, которые познаются прямым йогическим восприятием. Эти два класса объектов являются единственными претендентами на обладание онтологическим статусом реального и истинного существования. Кроме них имеются общие сущности, которые являются объектами концептуального сознания. И единственное, на что они могут претендовать в реалистических философских школах – так это на то, чтобы считаться объектами верного познания и вследствие этого просто обладать существованием (т. е. всё же существовать, хотя и не в качестве реальных сущностей).
Непосредственная связь человека с объективной реальностью осуществляется посредством ощущений. Ощущение – это отражение отдельных свойств, качеств предметов объективного мира, непосредственно воздействующих на органы чувств, элементарное, далее психологически неразложимое познавательное явление(1,с.281). В.И.Ленин писал: «Самым первым и самым первоначальным является ощущение, а в нем неизбежно и качество…». Наш мир представляет собой взаимодействующую структуру разных уровней реальности, или точнее, взаимодействие двух основополагающих уровней уровня грубоматериального мира и мира тонкой материи. В.И. Ленин дал объективно истинное понятие материи: «Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них» (Полн. собр. соч., т.18,с.296).
Важную роль в межличностном познании играют психологические знания. В них зафиксирован соответствующий опыт субъекта. Разновидностью таких знаний являются так называемые социальные стереотипы. Они отличаются тем, что психологический опыт субъекта познания представлен в них в более или менее структурированном виде. Каждый стереотип воссоздает в себе довольно устойчивый комплекс личностных черт, особенностей внешнего облика и поведения человека, принадлежащего к определенной социальной группе: профессиональной, национально-этнической, половой, возрастной, ролевой и т. д. Примером может служить стереотип типичного учителя, лица кавказской национальности, женщины, матери и т. п. [26] [27] [28]. Социальные стереотипы очень важны на этапе знакомства с человеком, поскольку при дефиците психологической информации значительно ускоряют межличностное познание. В условиях реального общения они используются как своеобразные эталоны, с которыми мысленно соотносится каждый незнакомый человек. При этом на основе хотя бы его частичного соответствия какому-то из имеющихся у субъекта социальных стереотипов ему (познаваемому лицу) автоматически приписываются и все остальные входящие в него качества, что далеко не всегда соответствует истине. Поэтому с помощью механизма стереотипизации можно получить только приблизительное представление о другом человеке. В большинстве случаев процессы стереотипизации осуществляются на неосознаваемом уровне. Субъект осознает лишь их конечные результаты в форме соответствующих представлений о людях. Типичной ошибкой межличностного познания является склонность к излишнему доверию своим стереотипам.
Философия человека не может игнорировать его главного свойства: способности к интеллектуальной деятельности, созданию продукта. Даже ограничиваясь изучением связи языка и мышления как своей главной проблемой, исследователь, сам того не замечая, непременно так или иначе обозначает присутствие этого «продукта» в своей познавательной ситуации. Рассмотрим один из примеров подобной ситуации. Философ- лингвист XIX в. А.А. Потебня в своем труде «Мысль и язык» обратился к наиболее важным для него идеям классики своей проблемы. И это была идея В. фон Гумбольдта о двух основных понятиях – речи как живой, исчезающей энергии человеческого духа и противопоставленного ей понятия уже созданного, завершенного произведения. Гумбольдт противопоставил два явления, чтобы ярче подчеркнуть живую энергетику речи. Лингвист XIX в., взяв идею в качестве исходной, дал другую интерпретацию: стремясь показать читателю структурные свойства слова, ученый обратился к примерам творения искусства, произведениям, в которых подобные свойства более очевидны для восприятия: в произведении он находит «те же признаки, что и в слове, – внешняя форма, внутренняя форма и содержание»7. Задолго до структуралистских поисков XX в. ученый не только обратился к проблеме слова как единицы в системе языка, но, более того, фактически угадал присутствие аналогичных структурных свойств продуктов человеческого творчества.
Если сравнить последнюю формулу с развернутым определением сознания в «Бытии и сознании» (1957), то здесь уже оно определяется как субъективное и идеальное. Однако в «Бытии и сознании» эти два качества сознания рассматриваются как онтологически различные, то в «Основах психологии» они представлены в единстве: «Всякое показание сознания есть идеальное выражение отношения к среде…» (там же). Утверждение этого единства принципиально в силу того, что при переносе в психологию философского понятия отражения некоторые авторы стали его определять противоположным образом: отражение субъектом как способ выражения его отношения к миру заменили отражением как детерминацией предметом, объектом. Логика от внутреннего к внешнему сменила свой вектор на противоположный – от внешнего к внутреннему. Однако очень важно подчеркнуть, что логика от внешнего к внутреннему в «Принципе творческой самодеятельности» не имеет ничего общего с принципом абсолютизации внешнего, т. е. социальной детерминации психического (в частности, в концепции Л. С. Выготского).
Фрейдовская схема описывает не столько сознание, сколько психику, в рамках которой сознание выступает как небольшой и не самый интересный для Фрейда фрагмент. Вместе с тем представляется возможным структурировать также внутренний опыт сознания, отличающийся исключительным богатством и многообразием своих проявлений. В качестве первичной конструкции здесь можно говорить о выделении следующих уровней сознания: чувственно-эмоционального, связанного с непосредственным отражением внешней действительности; абстрактно-дискурсивно го, предполагающего интеллектуальную обработку чувственных данных в соответствии с заданным культурной традицией логико-понятийным и ценностным каркасом; интуитивно-волевого, акцентирующего не редуцируемый к внешним характеристикам опыт «Я», самосознания.
По мнению Бергсона, современная ему математика как раз стремится выработать такие гибкие понятия, которые в состоянии «принять непрерывность очертания вещей»[495]. Говоря о непрерывности чувственного потока, Джеймс замечает: «…ни один элемент не отделяет здесь себя так от другого, как размежевываются между собой понятия. Ни одна часть здесь не мала настолько, чтобы не было места слиянию. <…>…ни одна часть не исключает абсолютно другой… они проникают друг друга и цепляются друг за друга… если вы вырвете одну, то за ее корнями потянутся другие;…все реальное вдвигается в другое реальное и диффундирует в него»[496]. Джеймс говорит в данном случае об образах материи, но, как мы уже выяснили, образы-посредники, транслирующие философскую интуицию, обладают аналогичными свойствами. Качественные понятия Бергсона, созданные на основе образов, также сохраняют практически все свойства последних. Поэтому аналогично образам реальности, образам тех или иных предметов, новым качественным понятиям-образам Бергсона также свойственно взаимопроникновение: это касается даже тех из них, которые выражают противоположные качества реальности или полярные (для Бергсона) аспекты бытия.
Вместе с тем, отражая трансцендентно-имманентную природу состояния сознания присущим ему в качестве языкового явления способом (двойственной субъект-предикативной структурой), словесный миф изначально приспособлен тем самым к тому, чтобы иметь возможность стать естественной формой для вмещения в том числе и отрефлектированного религиозного содержания, тоже, как и неотрефлектированный миф, всегда «говорящего» о той или иной связи трансцендентного и имманентного. Здесь оказываются возможными самые разнообразные случаи совмещения, пересечения, взаимозамены и т. д. референтов. Так, субъект «смутного», с рефлексивной точки зрения, пра-мифологического суждения может впоследствии персонифицироваться, получив тем самым помимо прочего и статус самостоятельно референцирующей языковой единицы, вплоть до статуса собственного имени. В развитом, то есть подвергшемся рефлексивной аналитической обработке мифе трансцендентное и имманентное не слиты в некое недифференцированное одно, которое нуждается в целостной референции, но осознаются как онтологически раздельные «срезы» бытия, вступившие в касательную связь. При таком раздельном понимании уже нет места и смысла для действующего в символических фигурах речи ивановского запрета на использование объективирующих и субъективирующих потенций языка. В ивановском же пра-мифе не может быть реальной объективации и тем более персонификации трансцендентного, поскольку в нем нет и изолированной имманентной субъектности: пра-миф референцирует только сам факт и общий (архетипический) имманентный результат касания двух сфер. Имеющее онтологический статус касание исходно испытывается человеком, по Иванову, как его внутреннее состояние, которое, соответственно, само по себе «выше», по ивановской шкале ценностей, нежели любые его аналитические и семантические обработки. Будучи абсолютным и «чистым» началом религиозного «чувства», это состояние тем самым – по логике вечно возрождающейся и возвращающейся к истокам Памяти – ближе и к его абсолютному, все разрешающему и чаемому финалу.
Сложно описать целостный предмет, обладающий такими уникальными свойствами как психическая жизнь. В нем присутствует и данность Я, и воздействие другого человека, и проявление Я-усилий, и наличие Я-усилий, не контролируемых сознанием, постоянные и мимолетно изменчивые качества, создающие то, что можно назвать тканью человеческих отношений, тканью самой жизни. Остается только повторить, что владение этим целостным предметом дает людям то, что можно считать ключом к их собственному психическому здоровью. Он – этот целостный предмет – дает возможность обосновать формы и способы самовоздействия и воздействия на других, воплощается в бытовой философии как набор жизненных правил, ориентирующих человека в пространстве и времени его жизни.
Вместе с тем интеллект противопоставлен («в отличие от…») чувству, воле, интуиции, воображению (возьмем их пока в качестве реально существующих психических категорий). Конечно, это простейший путь и, возможно, истинный. Но возникает одно сомнение: как бы то ни было, чувства, интуиция, воображение базируются на интеллекте, т. е. без отражения, восприятия, ценностных ориентаций, установок – всего того, что характеризует детерминацию интеллекта, – указанные психические феномены просто невозможны. Однако в таком случае интеллект с позиций формальной логики может соотноситься с анализируемыми феноменами либо в качестве предшествующей им категории (причина, из которой вытекает нечто), либо как основополагающий элемент их (здание – это не только стены и квартиры, но и фундамент, на котором стены стоят), фундамент существования остальных элементов чувств, интуиции, воображения. Выбор этого формального соотношения не прост. На наш взгляд, в соответствии с поддержанной нами ранее позицией взаимного проникновения различных сфер и категорий психики друг в друга более логичной представляется вторая точка зрения, т. е. интеллект, омывая все сферы сознания, в то же время пронизывает их, создавая определенную базу для их существования. Именно поэтому, думается, интеллект нельзя противопоставлять чувствам и тому подобным категориям психики, как нельзя противопоставлять часть и целое, вид и род.
Шарль Сентбеф, Ипполит Тэн разработали жесткую схему, которая, по их мнению, должна стать основой любого историко-культурного исследования. Для достижения наибольшей объективности в исследовании необходимо раскрыть три условия: расу, среду, исторический момент. Сочетание этих условия составляет основу всяких культурных явлений. Методика исследования должна включать в качестве необходимых элементов, во-первых, сбор отдельных фактов, во-вторых, выявление сил, их породивших. Обе части должны быть действительны, а не трансцендентны и метафизичны. Эти силы должны совпадать с физическими (отсюда «физикалистский» подход). Философия не должна оценивать, а лишь объяснять факты, вроде ботаники. Познание относится не к фактам как таковым, а к их причинным связям, поэтому не важно, каков предмет исследования. Все, что происходит в культуре, вытекает из условий природы и действует по законам природы.
Но даже если пренебречь этими важными вопросами о способном обладать сущностью и обладающем ею, остается третий, финальный вопрос: что такое сущность сама по себе. Для Аристотеля сущность – это видовая определенность субстанции. Он приходит к этому опять-таки через «схождение» двух путей – пути λόγος?а и пути ??σις?а. С одной стороны, сущность есть реальный коррелят определения; с другой стороны, она есть момент физической структуры субстанции. И предполагаемой точкой «схождения» будет именно момент видовой определенности. Так вот, несмотря на видимость обратного, этот последний момент, в свою очередь, определяется в зависимости от самого определения, так что, в конечном счете, в проблеме сущности кроется решительное преобладание λόγος?а над ??σις?ом. В самом деле, под давлением платоновской традиции Аристотель в этом вопросе идет к вещи, используя в качестве инструмента понятие об этой вещи, сформулированное в виде определения. А поскольку только могущее быть выраженным в определении является общим, оказывается, что, по мнению Аристотеля, сущность прежде всего заключает в себе формальный момент видовой общности. Преобладание λόγος?а: вот то, что направило проблему сущности по линии видовой определенности.
Философия, в отличие от науки (и, прежде всего, естественных наук), всегда явным образом содержит в себе, имеет в качестве своего начала точку зрения человека, рассматривает мир с точки зрения человека, и главное (заглавное) для неё, это – единство (тождество) и различие мира и человека, объективного и субъективного, материального и формального, фактического и ценностного, единичного и общего, и т.д. Для философии существует внешний, независимый от людей мир, но сами эти предикаты-определения «внешний», «независимый», «объективный» предполагают действие отделения от человека. В этом случае философское понимание человеческих способностей – чувств, воли, мышления – заключается в том, что они рассматриваются в качестве посредников между противоположными разделениями мира.
Житейское знание как предмет осознания с помощью Я-усилий может быть отодвинуто на границу психической реальности и таким образом стать основной создания ее нового качества. Оно делается средством дифференциации Я – не-Я во внутреннем диалоге человека, если появляются основания для его обобщения и фиксации. Причем чем больше на этом материале фиксируется сознание человека, тем больше к нему проявляется отношение, тем больше изменений в нем происходит. Фиксируемое отношение может даже привести к разрушению предмета отношения – того обобщенного житейского знания, которое составляло его суть. Это ситуация, аналогичная той, которую можно наблюдать при многократном повторении одного и того же слова. Оно – это слово – теряет смысл.
Классическая проекция (по З. Фрейду) состоит в приписывании объектам внешнего мира свойств, мотивов и качеств, в которых человек отказывает себе, а интроекция заключается во вбирании в себя всего полезного (Соколова, 1980). Однако уже в работах последователей Фрейда было показано, что проекция может быть не только такой, какой понимал ее основатель психоанализа. Она может быть, к примеру, атрибутивной или рациональной, т. е. совсем не однозначной и далеко не примитивной. Так, рациональная проекция сопровождается уместными комментариями и мотивировками результатов переноса своих чувств и мыслей на другие объекты. П. Хайманн рассматривает эти механизмы в качестве важных функций Эго, называя их «его корнями, инструментами его формирования». Утверждается, что это «первичные процессы не только для поддержания жизни организма (как в случае обмена веществ), но и вообще для всякой дифференциации и модификации в любом конкретном организме» (Кляйн, Айзекс, Райвери, Хайманн, 2001, с. 199). Следует признать, что оба эти механизма существенно трансформируются в ходе личностного развития субъекта, сохраняя исходно примитивные формы проявления и развиваясь в более совершенные и зрелые.
В этнографических работах по туземной Америке полно ссылок на космополитическую теорию, которая описывает универсум, населенный актантами или субъективными агентами разных типов, человеческими и нечеловеческими: богами, животными, мертвецами, растениями, метеорологическими явлениями, а также, что не редкость, предметами и артефактами, причем все они оснащены одним и тем же общим комплексом перцептивных, аппетитивных и когнитивных диспозиций, то есть схожей «душой». Это сходство включает в себя также один и тот же способ апперцепции, который можно назвать перформативным: животные и другие нелю́ди, наделенные душой, «видят себя как личности», и, следовательно, «они и есть личности», то есть интенциональные объекты, или объекты с двумя сторонами (видимой и невидимой), которые составляют социальные отношения, существующие в двойном местоименном модусе рефлексивного и взаимного, то есть коллективного. Но то, что именно эти личности видят, и, следовательно, то, чем они в качестве собственно личностей являются, как раз и составляет философскую проблему, которую ставит туземная мысль для себя самой.